не говорит, когда я опускаюсь на кровать, выключая свет рядом с ней.
— Спокойной ночи, — тихо говорю я и скольжу под одеяло, страстно желая ощутить его тепло рядом с собой.
На мгновение мне кажется, что он не ответит. И тут я слышу его голос, низкий и тихий.
— Спокойной ночи, Елена.
Часть меня жалеет, что я вообще заговорил с ней об этой идеи.
В эту ночь я почти не сплю. Я сижу в кресле напротив кроватей, положив пистолет на колено, и жду, что что-то произойдет: либо снова придут люди Диего, или кто-то проследил за нами от бара, или Васкес послал людей выследить нас, а не ждал, пока мы сами придем к нему. Я наблюдаю за спящей Еленой, за ее неподвижной фигурой под одеялом, лежащей на боку, за волосами, которые время от времени шевелятся от ее дыхания, падая на щеку. Мне очень хочется подойти и убрать их с ее лица, но я заставляю себя оставаться на месте.
Если я подойду к ней и дотронусь до нее, то вряд ли смогу удержаться от того, чтобы не разбудить ее и не пойти дальше, а сейчас, как никогда, мне нужно быть осторожным. Я внутренне проклинаю себя за то, что позволил предварительной идее плана зайти дальше. Мне не следовало делиться с ней этой идеей, я должен был знать, что она ухватится за нее, что она захочет помочь. Для такого защищенного человека у нее удивительно слабое чувство самосохранения. Или, как я часто подозреваю, она просто недостаточно повидала мир, чтобы понять, насколько реальна опасность. Но решение принято, и я не могу от него отказаться. Теперь я должен обеспечить ее безопасность в совершенно новых обстоятельствах.
Я не могу допустить, чтобы то, что случилось с Лидией, случилось с Еленой. Я не могу стать причиной того, что она погибнет или еще хуже, потому что я втянул ее в мир, частью которого она никогда не должна была быть. Я не могу смотреть, как история повторяется снова и снова.
В какой-то момент мне удается задремать. Я всегда просыпаюсь от малейшего шума, поэтому мне не удается отдохнуть по-настоящему, но к тому времени, как Елена просыпается, у меня уже есть как минимум несколько часов прерванного сна. Она приподнимается и проводит рукой по лицу. Она выглядит такой сложной смесью сексуальности и очарования, сидя в футболке больших размеров, ее волосы в беспорядке разметались по лицу, а простыни сбились вокруг бедер. Мне требуется все, чтобы оставаться на месте и не идти к ней.
Я хочу ее так сильно, что это причиняет боль, и не только физическую. Я начинаю заботиться о ней, причем так, что это выходит за рамки той работы, которую мне поручили. Я знаю, как это опасно.
— Какие планы на сегодня? — Спрашивает она, проводя одной рукой по своим темным спутанным волосам. — Ты сказал, что мы должны купить мне одежду получше.
— Да. — Я встаю, засовываю пистолет за пояс и смотрю на нее. — Я пойду за завтраком, пока ты будешь принимать душ и одеваться, а потом мы найдем, где сделать покупки.
— Звучит как план. — Она сползает с кровати, рубашка падает на бедра, и моя грудь напрягается, когда я борюсь с желанием подойти к ней. Я почти чувствую, как ее волосы путаются в моих пальцах, как мягки ее губы под моими, и как легко я могу повалить ее обратно на кровать и оставить там еще на некоторое время. Мой член дергается, желая продолжить эту линию мыслей, но я заставляю себя не обращать на это внимания.
— Я вернусь, — быстро говорю я Елене. — Заблокируй дверь, пока не услышишь меня.
Она кивает, и я направляюсь к двери, намереваясь уйти, пока не наделал новых ошибок.
Когда я возвращаюсь, она сидит за столом в своих шортах для йоги и еще одной футболке больших размеров, и это не должно быть сексуально, это не должно вызывать у меня желание сделать с ней все то, что я никогда не должен был делать.
Я ставлю контейнеры на стол и подталкиваю один к ней.
— Я не совсем эксперт по покупкам, — говорю я ей с гримасой. — Но, думаю, у меня есть идея, куда мы можем пойти.
— О? — Елена откусывает кусочек яйца своей пластиковой вилкой, и меня поражает, что она ни разу не жаловалась на все это. Она выросла в роскоши, в особняке со всеми удобствами, которые только можно было пожелать, с персоналом, который ее обслуживал, с лучшим из всего, что можно купить за деньги. А теперь она бегает со мной из дешевого мотеля в дешевый, носит одежду из дешевого магазина и ест еду из пенопластовых контейнеров. Она ни разу не пожаловалась ни на что, ни на душ, который не всегда горячий, ни на слишком жесткие кровати, ни на другие вещи, которые, как я знаю, намного хуже тех, к которым она привыкла.
Она выносливее, чем я когда-либо мог бы подумать о ней, это точно.
— Я думаю, самое мудрое, что можно сделать, это отправиться в более туристическую часть города, где находятся приличные магазины. Поначалу это покажется нелогичным, но там будет больше народу, так что затеряться будет проще, а тот, кто будет нас искать, вряд ли пойдет искать в хороший магазин. Нам просто нужно будет позаботиться о том, чтобы денег хватило.
Елена кивает.
— Я тебе доверяю, — просто говорит она. — Если ты считаешь, что так будет лучше, то мы так и поступим.
Я поднимаю на нее взгляд, на мгновение ошеломленный. То, как она это сказала, как будто должно быть очевидно, что она доверяет мне, ранит мое сердце так, как я не ожидал. Я не считаю себя достойным такого доверия. Не после всех тех способов, которыми я все испортил за эти годы.
Поездка на такси в лучшую часть города прошла в основном в тишине. Елена снова переоделась в шелковый сарафан, чтобы не выглядеть неуместно в магазинах, куда мы планируем зайти, после того как мы перекинули его через перила у мотеля, чтобы выветрить запах сигарет из бара прошлой ночью. Я все время слышу в голове ее смех, когда мы пытались удержать его от того, чтобы он не развевался на ветру.
Наблюдая за тем, как она прильнула к окну такси, пока мы едем, с нетерпением рассматривая все достопримечательности, я снова чувствую тесноту в груди.
