рядом и открываю книгу. Волнуюсь, потому что впервые получаю от нее столько доверия, что сижу в комнате и читаю книгу на ночь. Дочка показывает, где они остановились в прошлый раз, и я начинаю оттуда. Подбираю интонацию, проникаюсь героями и сама не замечаю, как читаю, хотя Ника уже спит.
Захлопнув книжку, размещаю закладку и кладу книжку на тумбочку у кровати. Гашу свет, оставляя только ночник и спускаюсь вниз. Отчего-то знаю, что найду Наталью на кухне и так и получается. Она стоит над сырниками, которые будет жарить утром Нике.
— Должно быть, трудно было решиться отдать Нику отцу? — спрашиваю, присаживаясь за стол и наблюдая за тем, как Наталья замешивает сырники.
— Такому — нелегко, — отвечает после паузы. — Я не знала, как он о ней позаботится, но понимала, что не могу ей дать больше.
— Вы не пробовали работать? Не то, чтобы я осуждала, просто… Ника девочка взрослая, определили бы ее в сад и…
— Меня бы никуда не взяли, — с толикой грусти в голосе говорит Наталья.
— Вы ведь болеете, да? Поделитесь, если не секрет.
— И зачем же? Будете помогать? — неожиданно грубо говорит она, но тут же тяжело выдыхает, вымывает руки и поворачивается ко мне. — Моя болезнь неизлечима. Я поздно обратилась в больницу, уже ничего нельзя сделать. Но если бы и раньше пришла, вряд ли могла бы себе позволить лечиться. Я привела Нику к отцу, чтобы ее не забрала дочка. Она… не смогла бы дать ей той жизни, которой Ника заслуживает. Она очень умная девочка, теперь я понимаю, что не в отца, а в мать. В вас пошла.
Наталья ставит миску с тестом в холодильник и садится напротив.
— Я благодарна вам за то, что вы позволили мне остаться и провести с ней какое-то время. Те деньги… что вы дали, я потрачу на Нику.
— Они были для вас.
— Зачем они мне? — хмыкает. — Я скоро умру, а ей жить и жить. Хочу, чтобы она запомнила меня щедрой бабушкой, а не той, которая не в состоянии купить йогурт.
— Может, попробовать бороться? У меня есть хороший врач, мать моей подруге лечилась у нее довольно успешно. Болезнь в ремиссии вот уже несколько лет. Я могла бы…
Не знаю, зачем предлагаю ей, совершенно посторонней женщине, помощь, но оставаться безучастной не могу.
— Да и Давид. Уверена, он тоже…
— Нет, — отсекает неожиданно. — Давиду ни вы, ни я, ничего не скажем. И лечиться я тоже не буду. Это Бог меня наказал, Настя. За то, что я сделала с сыном. За то, как растила его и ненавидела за то, что его отец меня бросил. Я перед ним виновата и это мое наказание. Но за предложение спасибо, сначала вы показались мне другой. А вы… не как ваш муж.
Не знаю, что имеет в виду Наталья, но в свете последних событий воспринимаю ее слова за комплимент.
— Мы можем не говорить Давиду, у меня достаточно денег, чтобы…
— Нет. Я не буду лечиться, — резко отсекает Наталья, а затем так же резко встает. — В подруги мне набиваться не стоит и жалеть меня тоже. Не нравитесь вы мне, Настя, хоть и хорошая вы баба.
Она уходит, оставляя меня в раздрае. Если так подумать, Наталья показала себя не с лучшей стороны, но теперь, после всплеска ее эмоций я понимаю, что она другая на самом деле. Такая же уязвимая, как и все мы. И жизнь у нее такая не потому что она бездельница, а потому что на нее навязали маленького ребенка и болезнь до кучи, которой она не может противостоять. Теперь я понимаю, почему с Никой все так получилось, но понимать и принимать — разное.
Вместо того, чтобы принять ее отказ — набираю подругу, прошу у нее номер телефона врача, у которого лечилась ее мать и пишу ему в мессенджере. Ответ приходит быстро. Он предлагает прием через пять дней, и я соглашаюсь. Пока понятия не имею, как буду уговаривать Наталью, но думаю, что мне есть за что ее отблагодарить и это — меньшее, что я могу сделать.
Договорившись с врачом, я почему-то захожу в сеть и вбиваю в поиск имя Давида. Уж очень интересно, чем он занимается и как достиг успеха, но пройдя по нескольким ссылкам, ничего не узнаю, а затем меня отвлекает звонок из ресторана. За всем, что случилось в последнее время я напрочь забыла о работе.
— Анастасия Дмитриевна? — звучит напряженный голос моей управляющей. — Прошу прощения за беспокойство, но у нас тут в ресторане ваш муж и он… кажется, он немного не в себе.
— В каком смысле?
— Он выпил и заявляет, что скоро всех нас здесь уволит. Мы бы не стал реагировать, но некоторые посетители ушли.
— Я скоро буду, — отвечаю и отключаюсь, не зная, зачем вообще согласилась поехать, а не попросила Алису вызвать полицию.
— Ну коне-е-ечно-о-о, — пьяно тянет Назар, едва замечает меня. — Как тут обойтись без хозяйки, да?
— Назар…
Я не знаю, что ему говорить, потому что в таком состоянии мужа вижу впервые. Не то чтобы он не пил, но уже давно так сильно не напивался. Да и раньше, когда выпивал, никогда не вел себя так, что половина посетителей сбежала, а вторая половина спешно собиралась и смотрела и на меня и на него так, словно мы семья алкоголиков, не меньше.
— Только вот знаешь что? Этот ресторан на мои деньги куплен… и ты в нем так… управляющая.
Я отшатываюсь, как от пощечины. Хотя… лучше бы он влепил мне пощечину. Тогда все вокруг, кто слышал его слова, просто подумали бы, что он спятил. А теперь… становится очень неловко от его слов. И взгляды преданного персонала неприятно царапают нутро. Я съеживаюсь вся, будто скукоживаюсь, как сушеный чернослив.
Знаю ведь, как поначалу говорили, когда ресторан открывался. Что все на деньги мужа, что очень скоро ресторан закроется за неимением нормального управленца, и что я ничего из себя не представляю. Все эти люди, конечно, ходят теперь сюда регулярно и при каждом удобном случае говорят, какая я молодец, но все равно неприятно. А еще сотрудники все слышали. Все они преданно работают со
