— Этот день был зубродобительным, и я был уставший и злой, как собака, — продолжает тихо и холодно Богдан. — Вот выхожу я с бутылкой воды, а возле крыльца рыдает Кристина над порванным пакетом. Громко рыдает. Видимо, день говнянный не только у меня выдался.
— Ты же ее не у крыльца оприходовал.
— Нет. Что ты, — Богдан хмыкает, — я довез ее до съемной квартиры, и на ее предложение подняться и поболтать, я согласился.
‘Сердце сжимается от боли. Зря я спросила.
— Посидели на маленькой старенькой кухне, Кристина распросила, как Ира поживает, как родители, — голос у Богдана ровный. — Спросила, как я сам, а после отлучилась на пару минут и вернулась ко мне в тонком шелковом халатике. Едва жопу прикрывал.
Я же сама спросила. Сама виновата. Теперь вот слушай.
— Я аж чаем поперхнулся, а она раз и залезла на меня, чтобы рубашку полотенцем промокнуть.
Закрываю глаза и медленно выдыхаю.
— И раз ты у нас за честность, то я не был пьян, — усмехается Богдан, — я был трезвым. У меня была только одна попытка все это остановить, но меня накрыло, и я отымел Кристину. Не самый долгий половой акт, но с точки зрения жизненного опыта, он был для меня хорошим уроком.
— В каком смысле? — сдавленно спрашиваю я.
Сжимаю перилла крепче. До болезненного напряжения в фалангах.
— Знаешь, — Богдан поднимается по другую сторону лестницы, — теперь я вижу смысл в разводе,
— бегло смотрит на меня, — если по итогу между нами что-то, останется, то только правда.
Глава 49. Очешуеть
Так хотела спать, а теперь просто лежу на кровати и смотрю в потолок.
От правды Богдана мне не стало легче. Нет. Мне стало хуже, ведь теперь я знаю, как все произошло, и моя фантазия рисует четкую картинку измены в маленькой старой кухне съемной квартиры.
Да, я соглашусь с Богданом в том, что в те дни ему было нелегко. Он много работал, был в постоянном напряжении и поднимал с нуля несколько филиалов по городу, но… но разве этим можно оправдать предательство, которое привело к рождению несчастной и злой девочки?
Накрываю лоб рукой и смыкаю веки в последней попытке вздремнуть в полумраке спальни.
Еще Света может затаить на нас обиду, и устроить нам бойкот, в котором не будет ни звонков, ни совместных ужинов и ни встреч с внуками.
Черт.
Вот зачем я спровоцировала Богдана.
Я же знала, что он не умеет быть аккуратным, мягким и гибким, когда ему дискомфортно.
Испортили дочке свадьбу. Молодцы.
Я же хотела развестись тихо и спокойно, но меня переклинило, когда я увидела 'Доминику в гневных и отчаянных слезах.
Что тут скажешь?
Дура.
И почему меня не радует тот момент, что Богдан пришел к мнению, что разводу быть? Я ведь так на нем настаивала. Так его требовала. Со слезами на глазах, а сейчас лежу и тяжело вздыхаю.
Больше нет угроз со стороны Богдана, нет высокомерия, которое доводило меня до слез, а мне погано.
Он принял то, что больше не будет вместе, и я… разочарована.
— Какая же ты дура, — со стоном прижимаю ладони к лицу, — ты уже меня саму достала.
Меня резко дергает на кровати, когда на тумбочке вибрирует телефон. Тянусь к нему с тяжелым вздохом.
Андрей.
Звонок принимаю с обреченностью и ожиданием того, что мне сейчас прилетит новая порция оскорблений, какая я плохая мать.
— Да, Андрей? — откидываюсь вновь на подушки.
— Света заснула, — тихо отвечает мой будущий зять. — Подуспокоилась.
— Ясно, — закрываю глаза.
— Любовь… — секундное замешательство, — эта новость Свету испугала. Сильно испугала…
— Понимаю.
А что я еще скажу? Я вот чуть на начала преждевременно рожать, когда ко мне выскочила
Доминика с криками, что она дочь Богдана.
Я тоже очень испугалась.
— Я могла наговорить глупостей, — Андрей вздыхает на той стороне, — и она волнуется, Любовь, что у вас с Богданом после ее свадьбы будет развод. Да, она девочка взрослая, но… ей все равно страшно.
Я молчу. Моя дочь имеет полное право на страх перед несправедливым будущим, в котором ее папа и мама разведутся.
Зато детство у нее было замечательное. О таком папе, как Богдан, мечтала каждая девочка, которой не повезло родиться не в той семье.
— И я тоже волнуюсь, Любовь.
— Боишься, что свадьба будет не такой идеальной?
— Мне эта свадьба до одного места, Любовь, — честно признается Андрей. — Вы с Богданом станете и моей семьей. Естественно, что я переживаю.
— Мы взрослые, — тихо отвечаю я. — Разберемся. Ты, главное, береги Свету, Андрюш, и сделай свои выводы.
— Ну, Света пообещала, что убьет меня, если… ну, вы поняли.
— Поняла, только вот в жизни, Андрюш, что-то никого убивать не хочется, — усмехаюсь. — Вот совсем.
Напряженное молчание, и я понимаю, что Андрюша позвонил не только для того, чтобы сказать, как он переживает.
— Богдан узаконит свою внебрачную дочь?
Хмыкаю. Ну, конечно, Доминика — это вопрос о репутации и некрасивых сплетен.
— Даже если и так, то тебе не кажется, что спрашивать об этом стоит самого Богдана? — я сама удивляюсь тому, как быстро меняется мой голос. — И как это конкретно касается тебя, Андрюш?
— Я подумал… что это очень щекотливый вопрос…
— Который будет решать мой муж, — я сажусь и зло выдыхаю через нос, — прозвучит грубо, Андрей, но разберемся как-нибудь без сопливых.
— Грубо.
— Да, — четко проговариваю я, — но надо чувствовать, где проходит та грань, кода стоит замолчать, Андрей. Можно было остановиться на том, что ты переживаешь.
Это было бы мило и вежливо.
— Света права, что может случиться так, что
