сделать несколько глотков воды. После этого становится легче, но горло жутко саднит, оцарапанное трубкой.
— Милана, ты помнишь, что случилось?
В голове начинает вращаться карусель из звуков и картинок.
Я дёргаю ручку…
Удар…
Скрежет…
Всплеск…
— Авария, — хриплю и чувствую, как глаза застилает слезами. — Демьян… он…
— Жив и здоров, — кивает врач. — Хорошо, ты помнишь. А меня узнаеёшь?
Точно. Я его действительно знаю!
Это же друг Обласова — Матвей Кузнецов.
Снова утвердительно киваю.
— Мила, у меня для тебя несколько новостей, — он говорит серьёзно. — Но прежде чем их озвучить, мне надо кое-что проверить.
Он поправляет простыню возле моих ног, но при этом внимательно смотрит на меня.
— Понимаю, что сейчас может быть сложно, но попробуй пошевелить руками. Сожми мой палец.
Он вкладывает мне в ладонь указательный палец. Двигаться и правда тяжело, но я выполняю просьбу.
— Хорошо, — кивает удовлетворённо. — Теперь второй.
Тоже выполняю.
— Отлично. Теперь попробуй пошевелить ногами.
Я пытаюсь. Раз, второй пытаюсь. Прикладываю усилия, но…
— Я не могу, — в горле встаёт ком. — Не могу.
Губы начинают дрожать, а в голову ударяет горячая волна.
Я не чувствую ног. Я не чувствую собственных ног!
— Тише-тише, — Кузнецов смотрит на экран рядом с моей головой, который начинает часто пищать, и что-то делает с трубками, идущими к моим рукам. — Мила, выдыхай, пожалуйста, слышишь?
— Я не чувствую ноги! Я не смогу больше ходить, да? Я не смогу ходить?
По щекам начинают катиться слёзы, и я буквально давлюсь ими.
— Мила, возьми себя в руки! — говорит врач строго. — Я думаю, сможешь, потому что рефлексы есть. Ноги реагируют, но ты не чувствуешь. Нервы живы, иначе бы на пробу иглой не было реакции. Я только что проверил.
— Что это значит?
— Пока не знаю. Где-то нарушение — будем искать. Сделаем МРТ. Разберёмся, Милана. А пока не нервничай, тебе нельзя, потому что ты беременна.
— Я… что?
Мне кажется, я всё ещё по ту сторону. Ланкийский слон не вывел меня, а увёл на новый виток сумасшествия.
Я всё ещё заперта в своей голове.
— Беременна, — но голос врача такой реальный, что убеждает меня в том, что я уже в действительности. В кошмарной действительности. — Срок пять с половиной недель. Плод жив и не пострадал, развивается согласно сроку, в ним всё нормально.
Несмотря на трубки и иглы в моей кисти, несмотря на слабость, я передвигаю ладонь на живот и сжимаю ткань больничной сорочки.
Внутри меня бьётся жизнь в то время, когда я сама почти мертва.
“Тебя ждут, Мила. Ты им нужна. Особенно ему”
Особенно ему.
Ребёнку.
Я нужна моему ребёнку.
— Он выживет, если я не смогу ходить? Беременность можно сохранить?
— Мила… не факт, что ты не будешь ходить.
— Ответьте на вопрос, Матвей.
Доктор делает паузу, трёт бровь указательным пальцем, словно тянет время и думает, как мне преподнести тяжёлую новость.
— Только тебе решать, Мила, — говорит нехотя. — Если прервать беременность, то восстановление пойдёт быстрее и легче. Первый триместр беременности всегда рискованный, даже когда женщина здорова. Возможно, мы где-то пропустили маленький осколок кости, который давит на нерв, и потребуется операция, но с беременностью…
— А после родов её можно будет сделать?
— Можно, но…
— Я не стану прерывать беременность.
— Мила, у тебя ещё есть время подумать.
— Я подумала.
Я не могу выбрать себя, убив ребёнка. Не стану осуждать тех, кто на моём месте бы сделал так, это их право и их жизнь, но я не могу.
— Хорошо, Мила, я тебя услышал, — кивает Кузнецов. — Сегодня ты отдыхаешь, а завтра мы сделаем МРТ и посмотрим внимательно, что там. И не переживай, при беременности МРТ можно делать, ребёнку оно вреда не принесёт. А пока… там в коридоре Демьян. Я могу его впустить к тебе?
Доктор просит выйти ненадолго медсестру и покидает палату и сам, а через несколько секунд я вижу в дверях Демьяна. Он входит в палату и идёт ко мне, а я даже в глаза ему посмотреть не могу.
Это ведь я виновата в аварии. Это я устроила истерику.
Я всему виной, а не он. Не Демьян.
А что если бы с ним что-то случилось? Что если бы он пострадал или даже погиб?
Я бы никогда себе этого не простила.
Когда человек за рулём, с ним лучше не выяснять отношения и никаких разборок не затевать, а я этим пренебрегла.
— Прости меня, — говорит глухо. — Прости, Милана.
— Почему ты просишь прощения? — вскидываю на него глаза, чувствуя, как они наполняются слезами. — Это я виновата…
— Я должен был сказать, куда еду. Я правда собирался отойти от дел конкурса, нужно было подписать бумаги. Но я должен был сказать. Подумал, что сделаю это быстро и не придётся лишний раз тебе нервничать.
— Мне нужно было выслушать тебя, я сама не понимаю, почему так повела себя, — слёзы всё же скатываются по щекам, и Демьян осторожно стирает пальцем одну, а потом и вторую.
— Мила, ты поправишься. Всё будет хорошо, я уверен, слышишь?
Киваю, но внутри всё горит от боли. Распирает от сожаления и бессилия.
Как глупо же всё получилось.
— Матвей говорит, что беременность может помешать моему восстановлению, но я не стану избавляться от ребёнка, Демьян.
Он берёт меня за руку и сжимает, а потом наклоняется и прижимается к пальцам горячими губами. Выдыхает шумно и протяжно, и я понимаю, что он ждал моего решения по этому вопросу. Ждал со страхом. Значит, ему не всё равно на ребёнка.
Это греет душу. Но… нужна ли я ему буду такая?
Сломанная кукла. Королева, которая не может ходить.
— Ты очень сильная, Мила. Я никогда таких не встречал, — костяшками пальцев осторожно проводит по моей скуле. — Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Самая смелая и честная. И это… впечатляет.
Я смотрю ему в глаза и вижу сейчас не Демона, которого боится весь город, не того властного хозяина жизни, что однажды отдал приказ встать перед ним на колени… Который купил меня. Сейчас я вижу человека, который потерян. Обескуражен. Которому страшно.
Который… человек.
— Пока ты была эти несколько дней в коме, я кое-что понял, Мила. Точнее, я, кажется, понял это раньше, но был не готов сказать. А может, и просто признать боялся, — Демьян смотрит серьёзно. Хмуро и тяжело, но честно и открыто. — Ты сказала, что влюбилась в меня, а я промолчал. Мне правда не нужна никакая королева больше. Потому что я тоже влюбился. Это странное чувство,
