В тот день она была красавицей.
И поэтому на минуту ей стало себя жалко. Тоскливo заныло под ложечкой. Ей стало жалко портить такую совершенную красоту. Она словно готовилась варварски изрезать ножом уникальное живописное но из музея.
Но она должна.
Настя уже в пути.
У Насти бы не получилось.
Что она вообще может — мямля, кукла, дура, любимая, паинька, безмозглая, страшная, толстая, красивая, уродливая, никакая, желанная, ненавистная.
И потом — не навсегда же это. Синяки пройдут, и скоро Юка снова станет красавицей.
Она сжала кулак покрепче и отвела вытянутую руку в сторону. Помедлила, а потом изо всех сил ударила себя по лицу, в нос. С первого раза ничего не получилось. Инстинкт самосохранения оказался сильнее, и рука непроизвольно затормозила в нескольких сантиметров от лица. Удар получился слабеньким.
И тогда она разозлилась. На себя саму, потому что Юка всегда терпеть не могла слабых, а теперь и сама, выходит, была таковой.
Она ударила ещё раз, посильнее. А потом, осмелев, ещё раз.
На четвертый раз ей удалось добиться собственного сдавленного возгласа — ах! Появилась кровь, и Юка озабоченно подумала о том, что ей вовсе не хочет сломать нос. Где она потом найдет деньги на пластическую операцию?
Нет, всё должно ограничиться только несколькими синяками.
В следующий раз она метила в глаз.
Получилось больно.
— Ой, мамочки, — прошептала Юка. И ударила ещё раз.
Почему-то вид собственной крови не отрезвил, а, наоборот, раззадорил её. В какой-то момент Юка споткнулась и ударилась лицом о зеркало. Эта идея ей понравилась. Она отошла подальше и сделала резкий шаг вперёд, словно не замечая препятствия, натолкнувшись на него специально.
Левый глаз заплыл, под ним наметилась красная припухлость.
— Будет синяк, — удовлетворенно прошептала она. — Какая же я сумасшедшая…
А может быть, все было и по-другому. Может быть, я склонна Юку романтизировать. Может быть, её избил любовник, а она соврала мне, что сама сделала это — чтобы произвести на меня впечатление.
Но мне нравилось все представлять именно так.
Изменилась ли я сама или это Юка заставила меня по-другому посмотреть на обстоятельства? В любом случае мое отношение к ней стало другим в один момент. Она перестала казаться мне красивой. Более того, мне вдруг показалось, что Юка похожа на крысу. Или на какого-нибудь не менее противного мелкого грызуна.
Странно, как я раньше могла этого не замечать?!
У нее же мелкие черты лица — слишком мелкие для того, чтобы их обладательница смела претендовать на роль красавицы! Да у нее же остренькие маленькие зубки, и улыбка её не украшает, а совсем наоборот. И кончик носа противно вздернут вверх.
А глаза…… Бог мой, да у нее же маленькие глаза! Просто Юка каждый день обводит их черным карандашиком. А если смыть карандашик, то там и глаз-то не останется!
А ещё у нее на щеке уродливая родинка, темно-коричневая, крупная, а из родинки этой растут тоненькие черные волосы.
Это был шок, я смотрела на новую Юку удивленно, как на инопланетянку.
«Сейчас меня стошнит», — не переставая улыбаться, подумала я.
— Помечу ты так странно на меня смотришь? — встрепенулась Юка.
— Нипочему. Просто рассматриваю, — пожала плечами я, — нельзя, что ли?
— Странная ты, Настя. Я всегда знала, что ты больная. Совсем бальная, сумасшедшая. Может быть, это из-за твоих многочисленных комплексов?
Скажи она это пару лет назад, я сначала расстроилась бы, а потом привычно завиляла хвостом, силясь убедить красавицу-подругу в том, что никаких комплексов у меня и в помине нет. Но сейчас словно кто-то повернул внутри меня невидимым выключатель. Мне было всё равно. Она издевалась надо мной, а мне было всё равно, честное слово.
— Может быть, — спокойно сказала я, — у каждого человека есть свои комплексы. В том числе и у тебя, Лик, разве нет?
— Как ты меня назвала? — удивилась она.
— Лика. Тебя так все называют. Или ты что-то имеешь против? А насчет комплексов… И ты в глубине души вовсе не считаешь себя красивой. Тебе постоянно нужны подтверждения извне. Чтобы все тобой восхищались. А в противном случае ты начинаешь себя ненавидеть.
— Бред какой! — нервно усмехнулась она. — Нет, точно, ты головой в последнее время не ударялась? Или у тебя уже мозги от марихуаны размягчились?!
— Остынь. Мне все равно.
Она попятилась. Наверное, она чувствовала себя дрессировщиком, который вдруг понял, что дикое животное больше не собирается ему подчиняться.
Этим диким животным была я.
Была ли я на неё зла? Вряд ли. Хотя стоило бы. Это было нечто другое, не злость. Я вдруг посмотрела на неё другими глазами. Как спецэффект в дурном кино — когда персонаж-злодей превращается в зеленого марсианина, а главная героиня истошно орет, наблюдая тошнотворную метаморфозу. Правда, кричать мне не хотелось.
— Ладно, нам пора. Я, между прочим, такси заказала. Не слишком дешевое удовольствие. А все ради того, чтобы тебя, дуру, с комфортом домой отвезти.
— Мне нельзя сидеть, — напомнила я.
— Знаю. Разложим переднее сиденье.
— И я не успела позавтракать.
— Можно по дороге заехать в Якиторию.
— Ненавижу суши. — Неожиданно мне понравилось капризничать. Это тоже было в новинку. Обычно я суетилась вокруг Юки, а она только отдавала приказания и морщила носик.
— Хорошо, — покладисто согласилась она, — если ты ненавидишь суши, то заедем в «Макдоналдс».
— Хочешь, чтобы я окончательно растолстела? — вздернула брови я.
— Да ты, как ни странно, даже похудела в этой дурацкой больнице.
Это была полная капитуляция! Никогда в жизни Юка не говорила мне, что я похудела. Мне иногда казалось, что она получает садистское удовольствие, указывая мне на недостатки — толстые щеки, заплывшую талию, не идеальные бедра.
— Ладно, — согласилась я, — поехали.
И все же многое в этой истории осталось для меня за кадром.
Например — почему Генчик вдруг изменил своё отношение к Юке? Он же её терпеть не мог. Он говорил, что она кукла. Он говорил, что она не очень умна. И совершенно не в его вкусе. Почему же он тогда выбрал её? А не Кису? Не Дюймовочку, в конце концов?
Наверное, не обошлось без самой Юки.
Об этом я тоже часто думаю.
О том, как они ночевали вместе в первый раз.
Сначала мне было больно это представлять, но потом я привыкла. И даже стала находить эту фантазию красивой. Засыпая, я думала о них — вернее, об их первой ночи. Дальнейшее развитие отношений не так меня интересовало. Я знала, что Генчик, в общем-то не очень и любит секс.
Для него интересна новизна, а сам процесс давно стал обыденностью. Может быть, поэтому долго в его постели никто и не задерживается.
В том числе и Юка. После того как я выписалась из больницы, мы не общались, но от Дюймовочки я узнала что в марте они расстались. То ли Юка ушла, вильнув хвостом, то ли Генчик нашел себе новый объект нежной страсти. Да какая разница?
Это не мешало мне снова и снова представлять их вдвоем.
Думаю, вот как это было:
На Юке были её любимые черные шортики. Ей всегда нравилось обнажать свое складненькое загорелое тело. Ей нравилось ловить жадные мимолетные взгляды аэродромных мужчин. Пусть она никого из них и за мужчин не считала.
Вечером на аэродроме «Горки» веселье.
Музыка, марихуана, катания на авто по взлетной полосе. Можно запросто постучаться в любой гостиничный номер и тебе будут рады. (Ну, не знаю как насчет меня, но Юке-то уж точно будут.)
В номере Генчика стоял телевизор с видиком. Все желающие могли прийти и просмотреть парашютные видео-съемки.
В один из таких вечеров заглянула в Генчиков номер и Юка. Она выглядела хорошо, как никогда. Загар был ей к лицу. Даже Генчик, который всегда её недолюбливал, сказал что она похожа на египетскую принцессу.
