Следующая остановка была её, и Лара уже подошла к двери, как вдруг краем глаза зацепила знакомую фигуру. Парень смотрел в окно, сунув руки в карманы, и выглядел непривычно подавленным.
— Антон! — окликнула его Лара. Он обернулся, недоуменно закрутил головой и наконец заметил её.
— Лариса Дмитриевна! Приятный сюрприз. Вы куда едете?
— Да на самом деле никуда, — беспечно ответила Лара. — Просто гулять. Сначала по центру, а потом, как пойдет. А ты?
— Тоже никуда, — Тонда пожал плечами, взгляд карих глаз выглядел странно потухшим.
— Хочешь, пошли со мной, — поддавшись внезапному порыву, предложила Лара.
Он на секунду задумался, а потом вдруг решительно тряхнул челкой:
— А давайте! Только скорее, а то дальше уедем!
И они выскочили из трамвая, едва не прихлопнувшего их дверью.
На Вацлавской площади было шумно и радостно. Ярмарка окутывала облаком вкуснейших запахов: от одного лотка одуряюще пахло корицей, там пекли трдельники — полоски из дрожжевого теста, свернутые в виде трубочки. Мимо другого лотка невозможно было пройти, не сглотнув с шумом слюну, потому что там шипели и плевались жиром жарящиеся колбаски. Возле третьего витал терпкий, сладковатый запах вина, апельсинов и пряностей — там продавали глинтвейн, или сваржак, если по-чешски.
— Не знаю, как ты, а я хочу есть, — сообщила Лара и пристроилась в длинный хвост очереди, ожидающей колбасок. Тонда последовал за ней, с усмешкой заметив:
— В детстве мы всегда ходили на рождественские рынки с родителями, и мама ругалась, если я начинал выпрашивать еду. Она считала, что есть надо дома, а тут сплошная антисанитария.
— Знакомо! Моя мама — врач, и она даже от общепита не в восторге, что уж говорить про уличную еду, — рассмеялась Лара.
— Обще… что? — озадаченно нахмурился Тонда.
— Общепит — питание в общественных местах, — пояснила она. У нее периодически вылетало из головы, что Антон вообще-то не живет в России и может чего-то не знать. — Слушай, а почему ты так хорошо говоришь на русском? С тобой как-то специально занимались или хватило общения с мамой?
Тонда принялся рассказывать о русской школе по субботам, которая его ужасно бесила, о ежегодных каникулах у бабушки в Екатеринбурге, о том, как мама старательно искала ему русскоговорящих друзей…
— Тебе надо сказать огромное спасибо маме, — заметила Лара. — Она многое сделала, чтобы ты хорошо говорил на русском.
— Знаю, — взгляд карих глаз потеплел, — и, поверьте, это было непросто. В пятнадцать лет, к примеру, я устроил бунт против русского языка и месяц разговаривал с мамой только на чешском.
— Кошмар! — ужаснулась Лара.
— Ага, идиотом был, — кивнул Тонда.
— А когда поумнел?
— Когда стал общаться с одной девушкой из России, — неохотно ответил он. Видно было, что это не та тема, которую ему хочется развивать. — О, наша очередь подходит!
Когда они подкрепились колбасками, запив их светлым пивом, уже начинало темнеть. Везде зажглись огни, самое время было идти к Староместской площади и любоваться на главную чешскую елку.
Антон продолжил составлять Ларе компанию, и они, лавируя в толпе туристов, болтающих на разных языках, пошли по улочкам старого города.
— А мне вот интересно, — пробурчала Лара, поднимая воротник куртки, — почему чехи не носят шапок?
— Носят, — убежденно ответил Тонда, хотя его покрасневшие от ветра уши говорили об обратном.
— У меня сложилось впечатление, что шапки тут носят только дети, русские и бомжи, — фыркнула Лара. Сама она шапку, разумеется, надела, потому что погода была довольно промозглой.
Тонда заговорщицки ухмыльнулся.
— Давайте проверим! Вон та, высокая женщина в шапке…
Давясь от еле сдерживаемого смеха, они быстрым шагом приблизились к объекту наблюдения, а когда дама на чистейшем русском стала отчитывать своего спутника, расхохотались так громко, что на них стали оглядываться люди.
Ларе было с Антоном потрясающе легко, она будто сто лет его знала. Странно, он же одного возраста с Миреком и тоже очень симпатичный, но при виде Тонды никаких тайных темных желаний внутри не просыпалось. Максимум — шутливо взъерошить волосы и беззлобно поддразнить. Как младшего братишку.
— Антон, давай уже на «ты», — наконец предложила она, понимая, что с субординацией у нее в чешском вузе складывается очень печально. С одним своим студентом Лариса Дмитриевна доблестно переспала, с другим, похоже, начинает дружить. А да ладно! Сгорел сарай — гори и хата, что уж теперь.
— На «ты», — с сомнением протянул Антон, — ну давайте… тьфу, то есть, давай попробуем.
Всю дорогу до Староместской площади он пытался перестроиться с «вы» на «ты», но периодически сбивался.
— Смотри, ёлка! — потянул он Лару за рукав и хвастливо добавил. — Вот видите, я наконец правильно сказал.
Потом сообразил, что со второй фразой промахнулся, развел руками и рассмеялся. Лара подхватила его смех, но он тут же застыл у нее на губах, потому что из толпы показался… Мирек. Рядом с ним шла невысокая короткостриженая блондинка.
— Мирку! — Тонда единственный из всех обрадовался этой неожиданной встрече и сразу заговорил с другом на чешском. Тот отвечал сквозь зубы, сверля глазами Лару.
Лара в свою очередь с каменным лицом разглядывала спутницу Мирека.
Симпатичная, значит. И молоденькая. Понятно…
Девушка, видимо, ждала, что ее представят, но так и не дождалась, поэтому протянула руку сначала Тонде, потом Ларе и назвала себя:
— Наталка.
— Лара, — изобразила она приветливое лицо, напрягла мозг и извлекла из него чешскую фразу. — Těší mě! [34].
— Ого, ты уже и по-чешски умеешь! — искренне восхитился Тонда.
— Ты?! — голосом Мирека можно было сейчас резать металл, зеленые глаза угрожающе прищурились.
— А что такого, — деланно удивилась Лара. — Ты ведь со мной тоже не на «вы» общаешься.
Наталка недоуменно смотрела на них, переводя взгляд с одного на другого: русский она не понимала и ощущала себя лишней.
— Mirku, už mám jít [35], - попыталась слиться она, но тот наклонился и что-то яростно зашептал ей на ухо. У Лары, которая со сладкой вежливой улыбкой за этим наблюдала, внутри все корежило и шипело, будто кто-то щедрой рукой плеснул туда кислоты. Хотелось
