— Точно, — кивнул парень. — И кому за это сказать спасибо?
— Твоей бабуле, конечно! Она бросила моего деда, не дождалась из армии.
— Тогда зачем она хранит его письма? — теперь и парень задался этим вопросом.
— А я откуда знаю! Это же твоя бабушка. Вот и спроси ее сам!
Пока мы обсуждали загадку века, из туннеля снова послышались отголоски перебранки и быстрые шаги. Кто-то бежал, а кто-то догонял. И я поразилась тому, насколько все влюбленные в мире похожи друг на друга, особенно в том, что касалось разборок. Японцы, американцы, русские, итальянка с украинской кровью… мы реально все придерживались одного и того же алгоритма. Первое: влюбитесь. Второе: вынесите друг другу мозги. Третье: будьте счастливы. Но на счёт третьего, это ещё бабушка надвое сказала. И почему никто не может, воспользовавшись опытом поколений, просто перейти от пункта первого прямиком к третьему? «Да потому что гладиолус», — как любит говорить Натахин.
— Подожди! — голос Ланкастера раздался совсем рядом, и мы заозирались.
— Убери от меня руки! — кричала Вероника. Мы их не видели, но слышали очень хорошо. Видимо, они стояли где-то неподалеку.
— То, что ты предлагаешь, никуда не годится! Это наглый шантаж! — гулко зазвучал голос девушки.
— Кажется, они еще не закончили, — прокомментировал Бредин их перепалку.
— Тихо, — я зашипела на него и, затаив дыхание, прислушалась.
— Я предложил тебе стать моей женой! — громко сказал Кеннеди. — Почему ты так реагируешь?!
— Потому что… это бред! — так же громко ответила Вероника. — Это… Я не думала об этом! Я хотела всего лишь быть с тобой! Нам и так хорошо вместе! Мы может встречаться, как все нормальные люди… Ты будешь прилетать ко мне на каникулы, или я … Но брак?! — завопила она. — Зачем надо все так усложнять, Кен?!
— Затем, что мне придется многим рискнуть, понимаешь?! Моя семья будет давить на меня, но я должен знать, за что бороться! Все эти два месяца я мечтал о тебе, каждый день, Вероника! Мне не следовало никого слушать… и теперь точно не стану… Я не врал, когда говорил, что люблю тебя… с той первой ночи год назад… я только о тебе и думаю. И… я хочу знать прямо сейчас, готова ли ты пойти со мной против всех… Будет нелегко. Отец может всего меня лишить, но с тобой это не будет иметь значения!
Сидя на коленях своего любимого Бредина, я едва не растеклась по древним ступеням счастливой лужицей от слов Ланкастера. Ну до чего же хорошо и правильно он говорил!
— О, Боже, Кен, как бы я хотела, чтобы ты был обычным парнем! — причитала Вероника.
И я еще больше ее зауважала. Вероника не держалась за отношения, как за спасательный круг, и знала себе цену при том, что совершенно очевидно была по уши влюблена в Ланкастера.
— Я такой и есть! — с пылом заявил Кеннеди. — У меня ничего нет, все принадлежит моей семье. Другой вопрос, нужен ли я тебе таким?
— Голодранцем? — спросила девушка. — Даже не сомневайся.
— Значит, ты выйдешь за меня? — спросил Ланкастер.
— Ну же, соглашайся, дуреха! — пробубнила я, скрестив пальцы. И Бредин тихо засмеялся, заметив мои действия.
— Да, чёрт возьми! — крикнула Вероника.
Потом все стихло. Видимо эта ненормальная парочка от слов перешла к делу и решила скрепить свою затею поцелуем.
Я глубоко вздохнула, с чувством выполненного долга поднялась с коленей Бредина и отошла от лестницы. Рина с Хигаши, сидя на ступенях по ту сторону от арки, целовались и жались друг к другу. И тут я занервничала.
— Надо выбираться отсюда, — с опаской пробормотала я, заметив изучающий взгляд Бредина. — Тут слишком много желающих пожениться, — кивнула в сторону японской парочки. — Просто мейнстрим какой-то… — Бредин продолжал меня разглядывать, и я заподозрила неладное. — Что? Почему ты так смотришь?! — не выдержав, спросила его.
— Я подумал…
— Даже не думай об этом! — я перебила его.
Нагло улыбаясь, он поднялся и встал рядом, устроив локоть на узких железных перилах, другой рукой обнял меня за талию и притянул к себе.
— Почему? Я уже думаю.
— Перестань! Немедленно! — угрожающе зашептала я.
— Не могу перестать, извини. К тому же, тебе так нравится моя фамилия.
— С чего ты взял?! — завопила я.
— Ты же каждые две минуты ее произносишь…
— Бредин! — неосознанно вылетело у меня.
— Вот видишь, — он довольно улыбался и полез целоваться, но я вовремя отстранилась.
Меня невероятно возмутило то, что он мог шутить на такую важную тему. Ну что я за клоуна себе завела? У всех парни, как парни, а этот тип только кривляться умеет.
— Нет, это совсем не смешно! — я уперла ладони парню в грудь и попыталась оттолкнуть его.
— Похоже, чтобы я шутил? — спросил он, глядя мне в глаза. И теперь я запаниковала, потому что его взгляд говорил о том, что он точно не шутит. А вот это совсем никуда не годилось. Я опустила взгляд, и Бредин, видимо, шестым чувством осознав, что я еще не созрела для подобных тем, миролюбиво произнес: — Ладно… Вернёмся к этому вопросу чуть позже. — Я подняла голову и внимательно смотрела на него, пытаясь вычислить степень его серьезности. — Когда у меня отрастет… борода, как у Карла Маркса… — уточнил он. — Скажем, через год?..
Глава 22. Апельсиновые кексы Сильвии Андреевны
В тот вечер в подземелье я лишь поморщилась, представив это дикое зрелище, и не придала значения словам Бредина по поводу его бороды. Что было весьма опрометчиво с моей стороны. А ведь Вселенная мне заранее намекала.
Только на прошлой неделе Джаред Лето опубликовал в Инстаграм фотку, добавив, что решил укоротить свою окладистую, как у старовера, бороду. Я даже лайкнула коммент другой ярой противницы растительности на фейсе кумира, которая однозначно прокомментировала его пост: «Отрежь ее уже к чертям собачьим, сколько можно прятать свое божественное лицо!». И тут такая подстава в виде Бредина и его предполагаемой бороды.
Я только в среду заметила, что он перестал бриться. Минуло четыре дня с того вечера на профессорской вилле, когда я за каким-то хреном заикнулась про бороду немецкого философа, того, что в паре с соратником и другим не менее известным бородачом вдохновили своими трудами уроженца Симбирска устроить кипиш в Царской России. И надо сказать, тут тоже не обошлось без бороды и усов, которые впоследствии стали важнейшей частью художественного образа Владимира Ильича в советском искусстве.
После насыщенных и жарких выходных нам удалось вполне спокойно встретить будни и даже не попасть в очередную авантюру.
Тем утром мы целовались во внутреннем дворе одного из корпусов университета, куда Бредин проводил меня на лекции, и в какой-то момент я почувствовала саднящее ощущение на коже вокруг губ.
— Ты колючий, — сделав это открытие, я дотронулась до его лица, проведя тыльной стороной ладони по подбородку, коснулась кожи над его губами и, ощутив подушечками пальцев жёсткие колкие волоски щетины, поняла, что это была очередная спланированная провокация.
Парень хитро улыбался и, быстро чмокнув в щёку, заявил:
— Тебе придется потерпеть. Когда это все отрастет, будет намного мягче целовать меня.
— Бредин! Я не стану тебя целовать! — ужаснулась, всматриваясь в этот брадобрейский беспредел.
— Куда ты денешься, — усмехнулся он. — Мой дед носил усы, мне тоже должно пойти… А про бороду ты, между прочим, сама сказала. Так что…
— Я серьезно, блин! Сегодня же побрейся! — приказала ему. — Терпеть не могу все это… волосатое!
— Сочувствую. Или, может быть, ты хочешь мне что-то сказать? — он выжидающе смотрел на меня.
Я оттолкнула его и поправила сползающую лямку рюкзака.
— Шел бы ты на занятия, а то опоздаешь, — и снова соскочила с темы.
Бредин взял меня за руку и притянул к себе.
— Люблю тебя.
— Ну еще бы, — ответила в привычной манере.
Бредин тихонько засмеялся и поцеловал меня в висок, крепко прижимая к себе.
