шаг к двери, и он хватает меня за запястье, дергает на себя, разворачивая спиной, и валит на кровать, а затем поддтягивает, чтобы мои колени оказались на полу:
— Тогда я просто обязан увеличить шанс твоего интересного положения, — зло шепчет на ухо, стягивая с попы штаны. — Ты будешь у меня через пять месяцев с животом.
— Да какой ты неконкретный мужик, — скидываюсь я под ним. — Ты же собрался уходить!
— А вот передумал!
— А я вот передумала, чтобы ты остался, — бубню в одеяло и пытаюсь скинуть Евгения с себя.
Уверенные и жестокие пальцы ныряют между бедер и с нажимом проходят по клитору, рисуя злые узоры.
— Ты у меня не месяц будешь страдать, — шипит на ухо, — ты так легко не отделаешься.
— Я вообще не буду страдать! — из меня вырывается сердитый стон, когда он пропускает чувствительную горошинку между пальцев.
— А у тебя, милая, какие травмы, что ты себя так ведешь? — пальцы проскальзывают между половых губ в лоно до костяшек.
— О, у меня никаких травм! Я цельная самодостаточная личность… — глухо постанываю, когда Евгений вытягивает пальцы и вновь в меня вторгается, — и именно поэтому ты никак от меня отстанешь…
— И тебе нравится эта игра, — хрипит и языком проводит по уху.
— Это не игра, морда ты наглая… — сдавленно пыхчу я, — твое "тяни-толкай" меня не заводит.
— Заводит, — он под мой стон дергает пальцами, и раздается громкий и решительный стук.
Евгений замирает, и я зло выползаю из-под него:
— Папа твой пришел.
— Рановато он, — Евгений вытирает пальцы о пододеяльник.
— В самый раз, — я натягиваю штаны, достаю футболку из комода. — Ты отлично начал с завтрака, но потом все испортил. И знаешь, — разворачиваюсь к нему, — только из-за идеального омлета я с тобой сейчас и веду разговор. И раз ты научился готовить, то тебе под силу не быть мудаком!
Опять стук и я с криком выхожу из комнаты:
— Иду!
Открываю дверь и милой скромницей улыбаюсь высокому седовласому мужчине с глубокими морщинами на лбу и переносице. И по его голубым глазам все сомнения в том, что это папа Евгения, отпадают. Одет в серый спортивный костюм и черные кроссовки, и уверенно придерживает одной рукой громоздкий велосипед.
— Вы не против, юная леди, чтобы я коня своего…
— Нет, не против, — взволнованно перебиваю я гостя и отхожу в сторонку, широко распахнув дверь.
Он улыбается, и я удивляюсь тому, что у него идеально ровные и белые зубы, учитывая его сомнительное прошлое с алкогольной зависимостью. Вероятно, не свои, а протезы.
— Благодарю, — я замечаю, как он мельком, но все же оценивающе меня оглядывает, пока втаскивает велосипед в прихожую, и одобрительно улыбается.
— Я же просил приехать на машине, — выходит сердитый Евгений в одних брюках и босиком.
— Ты лучше представь нас, — приставляет велосипед к стене, я вся напрягаюсь.
— Мой папа, по имени звать Владимир, но ты и так должна быть в курсе, как его зовут, — Евгений указывает рукой на отца, а лицо у него бледное и на виске вздулась венка.
— Что это еще за тон? — Владимир вскидывает седую бровь, и схожесть между ним и сыном точно теперь не оспорить.
— Аля, — Евгений игнорирует замечание отца и цедит сквозь зубы, — моя…
— Секретарша, — громко и испуганно говорю я.
Лучше это скажу я, чем услышу от Евгения. Главное — вовремя перехватить инициативу, чтобы потом не было обидно и больно.
— Невеста, — шипит Евгений.
— Чего? — я ошарашенно смотрю на него, а он на меня и зубами поскрипывает.
— Так невеста или секретарша? — Владимир с хитринкой улыбается.
— Секретарша-дефис-невеста, — уши Евгения краснеют.
— Когда это появились дефис и невеста? — я еще зла на него из-за утренних заявлений, что он уйдет, и не воспринимаю его слова всерьез.
— Сейчас и появились, Аля, — сердито щурится и глухо продолжает. — Уволить я тебя не успел, поэтому ты еще числишься у меня секретаршей, но я обязательно исправлю это недоразумение.
— Вы слышали, да? — обращаюсь я к Владимиру, всплеснув рукой на его сына, — а через пять минут он поменяет свое решение. Уберет невесту из моего статуса и не уволит. А если уволит, то потребует месяц отрабатывать.
Евгений молча скрывается на кухне, чем-то там шуршит, гремит, а скрещиваю руки на груди, ожидая от Владимира поддержки.
— Женя влюбился, что ли? — спрашивает он, задумчиво почесывая бровь.
— В кого? — я ревниво хмурюсь.
— В тебя, — Владимир разувается и ставит кроссовки под заднее колесо велосипеда. Затем он выпрямляется и улыбается. — В кого же еще?
— Да мало у него, что ли, шл… — я замолкаю на полуслове, выдыхаю и спокойно продолжаю. — Женщин.
— Да вот только я других его женщин в глаза не видел и ничего о них не слышал, — Владимир поправляет шнурки от капюшона на груди.
Выходит решительный Евгений, шлепая босыми ногами по линолеуму, и неожиданно опускается передо мной на одно колено. В первые две секунды я думаю, что он что-то ищет на полу, но когда он протягивает мне кольцо, скрученное из проволочки, я взвизгиваю и в испуге заваливаюсь на Владимира, который стискивает меня за плечи:
— Ты согласна выйти за меня? — говорит Евгений, а я слышу только глухой рык, который мне не обещает счастливой семейной жизни.
— Вот блин! — я опять вскрикиваю в какой-то радостно-зловещей панике, отталкиваю Владимира и выскакиваю в подъезд. — Вот блин!
Захлопываю дверь перед удивленными лицами отца и сына, и налегаю на нее всем весом, потому что кто-то из двух Соколовых пытается ее открыть.
— Аля! — глухо рявкает Евгений. — Я тебе потом нормальное кольцо куплю!
— Мне очень нравится кольцо из проволоки, — пыхчу я. — Это очень романтично и мило! Дело не в кольце!
— А в чем?
— В твоей неуемной страсти к другим женщинам и любви к свободе, — зло бубню я, навалившись на дверь спиной. — Я не хочу быть замужем за тем, кто будет ходить налево и бегать
