class="p1">Салим по-чеченски приказывает стоящим по стойке смирно, почти невидимым шавкам позвать женщин и убрать со стола грязную посуду. Когда те удаляются, он приваливается к столу и бросает на меня сочувственный взгляд.
– Она путалась с этим Мусой. И ребенка от него родила… Ушла от меня, променяла на сопляка. Я не знал про ребенка… Он прятал Мадину в соседнем ауле. За день до назначенной даты теракта Муса взял пацана с собой. Захотел зайти помолиться Аллаху перед операцией. Они погибли вместе – Муса и Шамсудин – сын Мадины. Она прокляла тебя, Абу-Таир. По твоей наводке в аул вошли войска и расстреляли мой отряд. За день до… Если бы только они узнали обо всем позже… – вперившись немигающим взглядом в окно, добавляет Салим. – Ты слил меня. Предал людей, кто считал тебя своим. Для нее ты кровный враг, Таир. Не знаю, что она задумала… Зачем вышла за тебя и родила ребенка? Не понимаю… Наверное, хотела посмеяться над тобой? Выставить тебя горе-шпионом.
– Ей это удалось, Салим. Одного Мадина не предусмотрела: при всем моем благородстве, я ее посажу.
Таир.
Салим ухмыляется и бормочет что-то по чеченски. Отпивает из кувшина и произносит нараспев:
– Не посадишь, Абу-Таир. Как пить дать не посадишь. Мадина слишком умна, чтобы попасться. У тебя ничего на нее нет. Кто знает, где она сейчас? Уж не думаешь ты, что мать настоящей Марины в безопасности?
Нутро скручивает болезненный спазм. Ольга Леонидовна – единственная, кто может подтвердить, что Марина погибла, а Мадина присвоила себе ее документы. Если ее не будет, то… Конечно, остается Андрей – сын Марины. Если военная прокуратура поднимет дело, можно легко установить, что он не является ее сыном. И сверить ДНК… А, с другой стороны, срок давности прошел… Парню восемнадцать лет, значит, столько же времени прошло со смерти Марины, Ибрагима и сотен других людей… Басир прав – мне надо оставить прошлое в прошлом и жить дальше. Я ничего не исправлю. Ничего не изменю. Даже если докажу, что Мадина другой человек, ей дадут мизерный срок за мошенничество. А могут и ничего не дать, как матери грудного ребенка и добропорядочной женщине… Такие вот дела, Таир. А ты останешься в дураках… Будешь смотреть, как Марина плачет и заламывает руки, рассказывая судье сказки об опасностях, подкрадывающихся на каждом шагу. На миг представляю эту картинку – так живо, словно все происходит наяву…
Марина стоит за стойкой и слезно молит судью простить ее за опрометчивый поступок глупой испуганной женщины, которой она на самом деле является. Она расскажет, что настоящие террористы Марина – русская жена ее брата Ибрагима, и сам Ибрагим. А она была только свидетелем… Испуганной девушкой, которую втравили во взрослые игры злые мужчины. Она пострадавшая, черт возьми! А я глупый идиот, поверивший недавно отпущенному из мест заключения Салиму – террористу и убийце… Вот как все будет выглядеть. И посадить могут меня, а не ее… За предательство родины и слив информации, относящейся к государственной тайне. Наверняка Марина-Мадина расскажет следствию, как ее горе-муж ездил в Чечню и общался с террористами…
– Что задумался, Абу-Таир? – голос Салима вырывает меня из пучины мыслей.
– Я поторопился в выводах, Салим. Срок давности прошел, дело давно в архиве. Так что оставлю Мадину на суд Аллаха. Так будет правильно. Он мудрый и справедливый, он разберется с ней.
– Ты все узнал, что хотел, Таир?
– Где я могу найти этих людей, Салим? Арсения и Семена? Тех, кто завербовал Катю?
– Их давно нет… Четыре года назад они раскрыли себя и получили от американцев пулю в лоб. Дело было в Сирии… Провалили операцию и были ликвидированы.
Замечаю, как громко вздыхает Катя… Новость ее радует или… Печалит, тревожит, успокаивает – в ее глазах столько невыразимых чувств, что мне сложно понять, что она испытывает на самом деле. Наверное, страх, как и я… Мы должны были сюда приехать. Вопреки здравому смыслу – должны были…
– Это они определили местом жительства Кати город, куда поселили меня? Только я действовал по приказу СВР, а Катя…
– Конечно, они. Катя же сама знает. Не знаю, кто им сказал о тебе… Очевидно, и в вашей конторе водятся крысы, – отвечает Салим, ерзая на месте. Не терпится закончить разговор и убить нас?
– Салим, ты все узнал, что хотел?
– Не совсем, Таир. Ответь – ты когда-то был искренен? – он вскидывает полный боли взгляд. – Два года ты выжимал из меня все –мысли, планы, чувства… Ты стал моим братом, а потом чир. (Кровный враг по чеченски. Примечание автора).
– Прости меня, Салим. Давай примиримся, отпустим вражду. Много крови пролилось, ты не находишь? Ты знаешь, что спасет мир, Салим? Я думал, что во мне ничего не осталось, кроме расчета и цинизма. Пока не встретил любовь, – бросаю взгляд на встревоженную Катю. – Любовь спасет тебя. Исцелит сердце и душу. Прощение, вот что нужно… Ты можешь быть счастливым, Салим.
– Хватит, Таир! – рычит Салим, поднимаясь из-за стола. – Я воин и таким останусь.
Он приказывает своим людям развязать нам руки и отпустить. Черт, я правильно понимаю, что он говорит?
Басир облегченно вздыхает, когда шавки развязывают веревки и спрашивают Салима по чеченски, куда нас вести.
– Идите на все четыре стороны, Таир. Будьте прокляты. Ты и твое государство, которое использовало тебя. И меня… Будь проклято ЦРУ… Надеюсь, Аллах поступит с вами по справедливости. А теперь… вон. Вон! Вон, я сказал!
От его звериного крика закладывает уши. Катя и Айшат бросаются к нам. Басир обнимает жену, я хватаю Катю за локоть и закрываю своим телом. Не верю ни единому его слову… Он правильно дал себе определение – воин-убийца, не прощающий никого…
– Басир, у тебя есть что-то с собой, – шепчу, когда шавки ведут нас по гравийной дорожке к воротам.
– Нас отпускают, Таир. Сыночек мой, я так рад, что Аллах дал мне немного времени побыть с тобой. Он подарил нам тебя… Подарил старикам счастье, – в его глазах блестят слезы, подбородок подрагивает.
– Не верь, Басир. Не мог он так…
Ворота открываются. Скрежет ржавого металла разрезает густую горную тишину. И в этот звук вплетается грозный крик Салима:
– Я воин, Абу-Таир Ибрагимов! И я никогда никого не прощаю – тем более кровных врагов! Чи-и-р! Чир!
После его слов двери открываются, выпуская на волю собак. Они лают, являя взору окровавленные пасти, белоснежные зубы и длинные блестящие языки. И бегут прямо на нас.
– Спасайся, Таир.
