Собаке собачья смерть.
Салим захлопывает двери, скрываясь в доме, а я подхватываю под руки Басира и что есть мочи, бегу…
– Господи, сынок… Как же так, – хрипло выпаливает Басир, таща Айшат за локоть.
Собаки настигают нас. Ловко перепрыгивают через камни и взрывают лапами сугробы.
– Таир… Я задыхаюсь, – сипит Катя, крепко держа под руку Айшат.
– Вот нож, Таир.
Басир на секунду останавливается и вынимает из сапога длинный узкий нож.
– Берите камни и кидайте в них, – приказываю своим близким. – Мы их не убьем, но напугаем и заставим отстать. А нож прибережем для лучших времен.
Айшат бойко собирает мерзлые камни и швыряет в алабаев. Катя повторяет ее пример.
– Уходите! Прочь, прочь!
Собаки на мгновение останавливаются, а потом вновь настигают нас. Айшат падает на землю. Один из псов набрасывается и впивается зубами в ее ногу.
– Айшат! Помоги, Таир! – кричит Басир, резко развернувшись.
Беру в руки огромный валун и бросаю в пса. Он отпускает ногу Айшат и, повизгивая, убегает прочь. Скулит и лижет лапу, а потом, словно позабыв о боли, возвращается к погоне. Мы не спасемся… Я понимаю это так же ясно, как то, что поле бескрайнее, а собаки голодные… Надрессированные на убийство жестокие псы, которым дали приказ.
Катя громко дышит, помогая бежать раненной Айшат. Басир бежит позади женщин, бросая в собак камни. Под нашими ногами хрустят грязный плотный снег, мерзлая трава и мелкая галька. Если мне не изменяет память, через сто метров будет горная дорога, ведущая к реке. Может, нам повезет и мимо кто-то будет проезжать?
– Осталось сто метров! – задыхаясь от бега, произношу я. Поднимаю камни одеревеневшими от холода пальцами и бросаю в собак. Они будто не убиваемые… Отряхиваются от ударов, скулят, но продолжают бежать. – За бугром дорога. По ней же часто ездят машины, Басир?
– Часто, сынок. Ох… Ох… Я устал, Таир. Может, пусть они меня…
– Не смей. Мы спасемся.
– За бугром старинное кладбище, Таир. Ты просто забыл… На нем похоронен Муса. И все остальные. И наши сыновья. Я не знал, что у Мадины был сын, Таир. Клянусь Аллахом, не знал…
– Не время говорить об этом, Басир, – поднимаю камень и бросаю в пса. Двое оторвались – устали от погони и убежали домой, поджав хвосты. – Потом…
Помогаю женщинам перейти через ров на другую сторону поля, слыша, как тишину пронзает рокот двигателя.
Катя цепляется за мое плечо и шагает через овраг.
– Ох, Таир… Я не могу больше… Я…
Ее голос надламывается, в глаза закрадывается ужас. Что она увидела? Смерть?
– Она… Она…
Подбородок Кати мелко дрожит, под глазами наливаются тени, щеки бледнеют.
– Держись, переступай, – говорю твердо, стараясь не смотреть назад.
Катя перепрыгивает через овраг, обессиленно приваливаясь к моему боку. Я оборачиваюсь, наконец, увидев то, что ее так напугало…
Марина, собственной персоной. Я даже рот раскрыть не успеваю… Звенящий от холода воздух пронзает выстрел. Уши закладывает, колени трясутся от усталости и долгого бега, по спине льется пот, в глазах рябит от пережитого потрясения…
Накрываю Катю своим телом, не понимая, что произошло. Мы живы… Кажется.
Краем глаза замечаю лежащий на снегу окровавленный труп бойцовской собаки. Неуверенно поднимаю голову, а затем и встаю.
– Теперь он вас не съест, – спокойно произносит Марина, опуская ружье. – Салим так предсказуем. Смешно…
На ней камуфляжная куртка с чужого плеча и кирзовые сапоги. На голове вязаная черная шапка. Лишь сейчас замечаю, как она непохожа на русскую женщину. На Марину, Олю и многих других, кем она могла притвориться…
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю, неотрывно наблюдая за ее движениями. Мне надо успеть спасти Катю, если Марина надумает стрелять в нас…
– Поехала за вами, Абу-Таир. Или Данил. Как тебе больше нравится?
– Не задумывался. Называй как хочешь. Что тебе нужно, Марина?
– А тебе Салим не рассказал? Ты убил моего любимого мужчину и маленького сынишку, ты…
– Не понимаю, как ты все это время терпела меня, Мадина. Или Марина, как тебе больше нравится?
– Мадина. Там меня назвали при рождении.
– Зачем ты вышла за меня? Зачем родила Сашеньку? Ты же облекла себя на мучения и…
– Нет, Таир. Я лелеяла этот момент, – ружье дрожит в ее руках, а глаза наливаются зловещим блеском. – Мечтала вот так, как сейчас держать тебя на мушке. И моя мечта сбылась. Ты жалкий, Таир. Никчемный разведчик и никчемный человек. Любовник правда прекрасный, но на этом все. А тебе повезло, вобла! – она переводит снисходительный взгляд на Катю.
– Ты посмеялась надо мной, Мадина. Да, ты права, я ничтожный, ни на что не способный шпион, а ты молодец. Ты всех провела. Что ты теперь хочешь? Убить меня? У тебя была уйма времени, чтобы это сделать. Мы жили вместе и…
– А тогда было не так интересно, Таир. Забавно было за вами наблюдать, – ее лицо искривляется в некрасивую, презрительную мину. – Агенты, блин… Переписки, перешептывания, переглядывания. Думаешь, я не знала, что ты ездил в Волгоград? Или, что спал с этой курицей? У меня тоже есть свои люди. Везде. И агенты тоже…
Воздух тяжелеет и наполняется запахами солярки и пороха. Впитывает наши страхи, чувства, сомнения и колышет верхушки замерзших сосен. Интересно, деревья что-то чувствуют? Кажется, воздух хранит миллион чужих тайн. Шепот, крики, мольбу, стоны, страхи и радости – он молчаливым свидетелем сопровождает нас на пути к смерти. Убегает из нашего тела, когда она приходит. Я вижу ее пред собой. Дуло ружья. Тупое черное рыло. Марина вскидывает ружье и аккуратно кладет пальцы на спусковой крючок.
– Нет! Умоляю, не убивай его! Он же отец твоего ребенка! Пожалуйста, прости нас. Не знаю, в чем виновата я, но… Прости.
Катя бросает из-за моей спины и почти падает к ногам Марины. С дерева вспархивает стая испуганных птиц. Тишина улетучивается, сменивших рокотом автомобильных двигателей. Где-то совсем рядом едут машины. Звуки приближаются, становятся отчетливее и громче.
– Что за черт? – Марина-Мадина нехотя опускает ружье, а я наблюдаю, как из-за скалистого холма появляются ведомственные «УАЗики».
Таир.
– Катя, иди ко мне, – решительно произношу я. Понимаю, что она цепляется за последнюю надежду сохранить нам жизнь, но бросаться в ноги Марине так себе поступок… Это ее лишь раззадорит. Убедит в собственной безнаказанности и абсолютной власти над нами.
Катя бросается в мои объятия и шепчет в самое ухо:
– Таир, я лишь хотела ее отвлечь. Ты не думай, что мне нравится унижаться перед этой… Я давно слышала странный шум. Земля дрожала.
– Ах ты же моя шпионка. Все-то ты улавливаешь, – обнимаю Рокси-Катю, сбрасывая
