У него дрогнули глаза.
— Ты действительно сделаешь всё?
Почувствовав опасность, я снова задрожала. И всё же ответила без колебаний:
— Да.
— Тогда сыграй для меня.
К горлу поднялся раскалённый комок. Каждый раз, играя, я обнажала себя. Но сейчас перед ним, несмотря на одежду, я уже скинула с себя всё, и не могла объяснить, почему Натан хотел так унизить меня.
— Я не понимаю, — пробормотала я.
Натан поднялся с пола и отошёл на шаг. Его обнажённое тело выделялось в темноте, как жестокое видение. Высокий, массивный, с бледной кожей, но совсем непохожий на греческие статуи, которые я столько раз видела в Уффици. Он был живой. Его мышцы двигались, напрягались. А лицо, хотя и неподвижное, выражало бесконечность различных эмоций и желаний. Натан облизал губы, не отрывая взгляда от моих глаз.
— Ты не должна понимать. Ты просто должна играть. Возьми скрипку.
То, как к концу фразы сломался его голос, заставило меня дрожать с головы до ног. Так же, как раньше между нами никогда не стоял вопрос только секса, теперь дело было не только в музыке.
Я поднялась с дивана и направилась к выходу, где в кожаном футляре хранила свою Amati. С каждым шагом я чувствовала, как всё больше и больше опасность сжимает моё дыхание. У меня тряслись руки, я не могла себя контролировать. Слишком напряжена, чтобы играть, но я была уверена, что не смогу избежать этого.
Сама ему предложила.
Обещала сделать всё что угодно.
И ему нужна была моя музыка — моя душа.
Я подняла крышку, а затем ткань, в которую заворачивала скрипку. Поднесла инструмент к груди и крепко прижала, а свободной рукой достала из футляра смычок. На мгновение я замешкалась, пока не увидела в зеркале рядом с дверью образ решительной женщины. Женщина, в глазах которой сиял свет, которого я никогда раньше не видела.
Я была готова. Для него.
Я повернулась к Натану и посмотрела ему в глаза. Положила скрипку на плечо и заняла позицию. Смычок задел струны, готовый заставить их вибрировать.
— Что ты хочешь, чтобы я сыграла?
— Играйте то, что подсказывает тебе сердце.
Это тоже было испытанием, я поняла в тот же миг. Закрыв глаза, я отпустила себя. Никакой партитуры, никакого принуждения. Просто огромное желание выпустить клубок эмоций, перехватывающих дыхание.
Музыка началась мягко, медленно. Временами тревожно. Она рассказывала о той ночи, когда мы с Натаном обнимались перед камином, о том, как он рассказал мне правду…
Его пальцы коснулись моего бедра, заставив подпрыгнуть.
Натан подошёл ко мне тихо, незаметно для меня.
— Продолжай, — прошептал он, встав за моей спиной.
Я немного повернула туловище, ровно настолько, чтобы увидеть наше отражение в зеркале у входа. Было темно, но я могла различить его внушительную фигуру, стоящую позади меня. Его пальцы медленно скользили по моему телу. Движения были изучающими, он хотел развязать узел моего халата… и так и сделал. Ткань медленно сползла по телу, обнажая. Под ним на мне была простая сорочка, но я не ощутила холода. Его пальцы были горячими, а мощь тела за моей спиной окутывала теплом.
Натан играл с одной из бретелей, в то время как мелодия, которую исполняла я, становилась медленнее и чувственнее. Я давала жизнь тому, что было внутри меня, тому, что чувствовала. Я не могла лгать или прятаться.
— Дыши, Миранда, — прошептал он. — Мы начинаем.
Натан положил руку мне на колено, под подол сорочки, и медленно её задрал. Музыка резко ускорилась. Его пальцы прошлись у меня между бёдер. Я задыхалась, громко стонала. Но не переставала играть.
— Натан… — я запрокинула голову назад, упираясь ему в грудь, — я больше не могу…
— Сделай это для меня, — прошептал мне на ухо.
Сорочка сползла с плеча; ткани было недостаточно, чтобы защитить меня от его желания, его рук и жара, когда наши тела тёрлись друг о друга. Моё дыхание стало прерывистым. Мне нравилось ощущать близость Натана, знать, что он возбуждён, и не иметь ни малейшей идеи о том, что он собирается со мной сделать. Мелодия стала медленной, нежной.
Отрывистой.
Я громко застонала. Ласки Натана в точности повторяли музыку, которую я играла; его пальцы рисовали множество кругов от моего колена до паха. Иногда он прикасался невесомо, иногда массировал или щипал. Я не знала, считать ли это ухаживанием или пыткой. Единственное, чего я хотела, это чтобы он решился и заставил меня потерять голову по-настоящему. Я чувствовала, как неудовлетворённо пульсирует лоно, я была на грани, впрочем, возбуждение Натана было не меньше.
Я намеренно ускорила темп музыки. Надеялась, что он решит сдвинуть на мне трусики и возьмёт меня. Однако Натан этого не сделал. Ласки стали жестокими, прикосновения превратились в шлепки. Кожа на бёдрах горела, скрипка оживлённо звучала собственной жизнью, пока он шептал непристойности за моей спиной.
— Натан, пожалуйста…
Он снова шлёпнул, и от боли тело окатило волною дрожи; потом спустил обе бретели и обнажил мои груди. Укусил меня за плечо, выдавая то же разочарование, которое печалило и меня.
— Возможно, мы проводим вместе последнюю ночь, — его голос был хриплым, осипшим, — позволь мне сделать её незабываемой.
Он выхватил скрипку из моих рук и положил на стол рядом с нами. Я откинула руки назад, в поисках его лица и большего контакта. Я трепетала от напряжения, удовольствия, боли…
Натан укусил меня за мочку уха.
— Миранда, как сильно ты хочешь меня?
Я снова вздрогнула, не в силах ответить.
В воздухе звучала другая музыка. Влажные звуки, вздохи.
Стоны.
— Ты действительно сделаешь для меня всё?
— Всё что угодно.
Он ввёл в меня палец. А потом ещё один.
— Позволишь трахнуть тебя любым способом, — дыша с трудом, я откинула голову назад. Он делал это. Натан трахал меня только пальцами, а я уже была на грани. — Ты простишь мне любую вину, — я уже сделала это. Я оставалась с ним даже до того, как узнала, что он невиновен, что его жена жива. — Ты бы даже позволила мне вернуться к ней, не проронив ни слова, верно?
Сдерживая слёзы, я сжала челюсти, не в силах говорить. Он забрал у меня всё: мою музыку, надежду, сердце. Я ощутила на себе крепкую, ужасающую хватку. Мне стало страшно.
— Миранда, — теперь его голос больше не звучал грубо. Он соблазнял, терзал. — Ты знала… Ты знала, что я вырву из тебя всё и ничего не дам взамен, и всё же ты позволила мне это сделать. Почему?
По лицу скатилась слеза. Натан знал почему.
Но несмотря на это — несмотря на чистоту чувств, которые он вырвал из моей груди, — он продолжал разрывать меня на части. Я потеряла всякую защиту. Была измотана, уничтожена. Натан не пожалел меня и не отпустил. Он спешно полностью раздел меня. Наконец он прижал меня к стене и взял меня вот так: с яростью. Насилием. И отчаянием.
— Не стоило, — шипел он, толкаясь. Руками он крепко удерживал меня за бёдра, не давая вырваться. Было больно. Натан проникал слишком глубоко, до самого сердца. С каждым ударом я умирала. Я рождалась заново. И снова умирала. С каждым толчком я страдала. Наслаждалась. И становилась сильнее.
Оргазм, охвативший нас, был мощным и жестоким, оставив меня полностью истощённой. Натан заставил меня ощутить себя разбитой, пока я не почувствовала, как его руки ласкают моё лицо, и каждый кусочек возвращается на своё место. Тогда я начала плакать.
Натан держал меня на руках, его тело было прижато к моему, глаза закрыты, а сердце бешено билось в груди. Он оставался во мне до последнего момента, пока не прекратились рыдания, и я не положила руки ему на грудь, отталкивая от себя. Прочь.
Всё было кончено.
Между будущим и прошлым Натан выбрал последнее.
Он выбрал Шанталь. Не меня.
И я была бы дурой, если бы дала второй шанс человеку, разбившему моё сердце.
— Уходи, — холодно сказала я. Но голос дрожал.
Я всем сердцем надеялась, что Натан что-нибудь скажет, вернётся и снова обнимет меня. Однако он этого не сделал. Натан повернулся ко мне спиной, молча оделся и вышел за дверь, ни разу не оглянувшись.
