на Стаса, схватила дубленку с дивана.
— Что значит — мы уходим? — медленно спросил Стас. На Аню, застывшую у двери, он сейчас даже взглянуть боялся. Иначе сердце просто не выдержит — взорвется от любви.
Лариса вцепилась Филиппу в рукав и настороженно подняла глаза на Стаса. Сейчас она была похожа на лисицу из детской сказки, пойманную на воровстве кур.
— Стас, я думаю, ты и сам уже понял, — Филипп отвел глаза и замолчал.
Конечно, он уже все понял! Сердце у Стаса забилось, как сумасшедшее. Но он ждал, чтобы Филипп подтвердил его догадку. Если он сейчас ошибется, если поверит в ложную надежду, а все окажется не так, правда разобьет его сердце вдребезги… Стас все-таки не удержался, бросил взгляд на Анну и прочитал в ее блестящих от слез глазах, что они могут быть вместе.
— Стас, — неловко кашлянул Филипп, — это ко мне Лариска…
— Проваливайте, — тихо сказал Стас, не сводя взгляда с Анны. — Оба. Сейчас же.
Как только Филипп с Ларисой вихрем вымелись из комнаты, Стас нетерпеливо шагнул к Ане и сгреб в объятия, боясь, что эта удивительная девушка-виденье может снова от него ускользнуть.
— Я тебя больше никогда не отпущу, — поклялся он, прижав ее к себе.
— Не отпускай, пожалуйста, — тихо попросила она, цепляясь за него, как за спасательный круг, и серьезно добавила: — Я, кажется, жить без тебя не могу.
— Я тоже, — шепнул Стас, целуя ее волосы, пахнущие самыми упоительными в мире духами.
Еще пять минут назад жизнь казалась тоскливой черной дырой, в которой он застрял навечно, и вот уже рядом с ним Аня, и в его дом снова вернулся праздник. Самый лучший праздник в мире — Новый год!
Радость бурлила в сердце шампанским, выплескивалась через край, и сдержать ее не было никакой возможности. Стас подхватил Аню за талию, приподнял над полом и закружил. Она счастливо засмеялась.
— Знаешь, — взволнованно сказал Стас, — кажется, я уже люблю…
— Новый год? — Аня лукаво взглянула на него сверху вниз.
— Тебя, — он поставил ее на пол и стянул с нее дурацкий пуховик, чтобы прижать к себе еще крепче. — И Новый год тоже!
— Осталось привить тебе любовь к елке, — Аня улыбнулась уголками губ.
— Только не это! — шутливо простонал Стас и пресек любые возражения поцелуем. Анины губы были нежными и чуть солоноватыми. Она плакала, его девочка, она тоже думала, что потеряла его навсегда.
— Выходи за меня, — слова вырвались легко и естественно. Разве может быть иначе, когда встречаешь свою единственную любовь?
Аня вздрогнула, широко распахнула серые глаза.
— Ты уверен?
— Если ты мне сейчас не ответишь, у меня сердце разорвется, — пригрозил он.
— Тогда ты не оставляешь мне выбора, — она улыбнулась и положила теплую ладошку ему на сердце.
И весь мир сузился до этой узкой красивой ладони, которая баюкала его сердце, как котенка.
— Будешь моей женой?
— Да. — Она помолчала и настороженно спросила: — А ты не очень спешишь?
— Я не могу ждать. — Он притянул ее к себе и поцеловал, как перед алтарем.
Лариса и Филипп шли по заснеженной улице, в надежде поймать такси, но вокруг не было ни души. Филипп не проронил ни слова, с тех пор, как они вышли от Стаса, даже не смотрел на нее, не пытался обнять, и Лариса решила взять инициативу в свои руки.
— Расписаться лучше в феврале, пока еще не будет видно живота, — защебетала она, беря Филиппа под локоть и прижимаясь к нему. — Гостям про беременность не скажем. Скажем, что ты мне сделал предложение в новогоднюю ночь, и мы не стали тянуть… Ты ведь не против? Не хочу, чтобы гости сплетничали, что я выхожу замуж по залету.
— Я не против, — как-то криво усмехнулся ее любимый мужчина.
— Вот и чудненько! — Лариса широко улыбнулась, пытаясь замять тревогу. — Свадьба зимой — это здорово! Фотографии такие красивые получаются, я у подружки видела. Белый снег, невеста в белом платье — просто зимняя сказка! А я еще рыжая, на снежном фоне вообще буду эффектно смотреться. Только фотографа надо заказать хорошего, не дешевого, чтобы снимки не засветил.
— Лариса, ты не поняла. — Филипп резко остановился, раздраженно сбросил ее руку и развернулся к ней лицом. — Свадьбы не будет.
— Как не будет? — Лариса обмерла. — Ты шутишь, Филипп?
— Я не шучу.
— Но ты же сам только что сказал, что не против свадьбы, — растерялась она.
— Я сказал, что не против, потому что свадьбы не будет.
— Но как же наш ребенок? Или, — у нее дрогнул голос, — ты не хочешь, чтобы он родился?
Филипп взглянул на нее долгим, холодным взглядом, от которого Лариса вся заледенела.
— Ребенка я признаю, дам ему свою фамилию и буду навещать.
— Навещать? — всхлипнула Лариса. Все ее хрустальные мечты о свадьбе зимой, о счастливом браке с Филиппом, о любящей семье разлетелись на льдинки, и самая крупная из них пробила ее сердце.
— А ты чего хотела? Мы разные люди, Лара. И я не буду притворяться, что люблю тебя, и не стану жить с нелюбимой женщиной.
Лариса не верила, что эти жестокие слова говорит Филипп, ее Филипп, который так жарко целовал ее и называл своей малышкой. Сейчас он был похож на Кая, заколдованного Снежной Королевой. Как там было в сказке? Надо только его поцеловать, и тогда тепло ее любви снимет заклятье, и Филипп снова станет таким, как прежде — ласковым и любящим.
Лариса потянулась к нему, чтобы расколдовать. Какие же ледяные у него губы, какие холодные, какие равнодушные!
— Перестань! — Филипп раздраженно толкнул ее прямо в грудь, вбивая острую сосульку еще глубже в сердце. Лариса упала в сугроб, взметнув в воздух спящие снежинки. Ладони закололи сотни ледяных иголочек, на глазах выступили горячие слезы. Она ошиблась, поцелуй не расколдовал ледяное сердце Филиппа.
— Прости, — он протянул ей руку, но она оттолкнула ее. — Не плачь. — Он взял ее за плечи и рывком поднял из сугроба. Она ждала — обнимет, но Филипп принялся стряхивать с нее снег, словно она была ребенком.
По щекам хлынули слезы, Филипп поморщился, и тогда Лариса вспомнила. Герда сняла заклятье с Кая не поцелуем! Ее горячие слезы упали на грудь Кая и растопили ледяную корку на его сердце. Лариса упала Филиппу на грудь и громко зарыдала. Минуту ничего не происходило: Филипп стоял, будто окаменевший. Но потом он обнял ее одной рукой, а другой погладил по растрепавшимся волосам.
— Лара, ну что ты, хватит. — Его голос потеплел, и Лариса с надеждой подняла голову. Сквозь пелену слез голубые глаза