– Пора, но я не могу.
– Кир, всё будет нормально! Сашке лучше, вместо ужина погрызём сухари с чаем, а график приёма лекарств ты написала крупными печатными буквами! Читать я ещё не разучился.
– Хорошо! – Я встаю рывком и не оглядываюсь, пока не сажусь за руль.
До университета я доезжаю на одном упрямстве, ежесекундно проверяя телефон, а в уме представляя такие ужасы, каких не было даже вчера. Страшно сказать, до чего может додуматься воспалённое беспокойством материнское сознание!
Зачёт не составляет для меня трудности, и Фаина Ивановна останавливает меня на середине второго вопроса.
– Отлично, Самсонова, давайте зачётку.
– Спасибо. – Я протягиваю ей корочку.
– Если у вас всё так хорошо с историей, то в октябре теория социально-массовой коммуникации тоже не вызовет у вас трудностей.
– Я перевожусь в Федеральный, Фаина Ивановна, – она поднимает на меня внимательный взгляд.
– Из-за всей той гадости, что вокруг тебя развернулась? Мне казалось, что вы выше этого…
– Меня мало волнуют слухи, – Разумовская возвращает мне зачётку. – Спасибо!
– Насколько мне известно, Хоффман написал заявление на отчисление. После случившегося.
– Дело даже не в нём. – Хотя чего-то в этом роде я и ожидала. – Во мне, хотя я не думала, что всё это дойдёт и до преподавателей.
– Милая моя, – насмешливо тянет она, – вся это громадина – сплошной змеиный клубок! И не важно первокурсник ты или завкафедрой – темы для обсуждений у всех одни и те же.
– В любом случае, я уже всё решила. Всего вамхорошего, Фаина Ивановна.
– Удачи, Самсонова!
Единственная остановка – в аптеке, для покупки регидратационного порошка, и домой. Но, когда я влетаю в дверь, выходящий из гостиной папа недовольно на меня шикает.
– Сашка только уснул.
– Всё нормально?!
– Кир, если бы что-то случилось, я бы тебе позвонил!
На часах – начало девятого, и мы чинно пьём в кухне чай и болтаем об общих знакомых. Завтра папа собирается возвращаться на дачу, и вскоре мы расходимся, чтобы на следующее утро, сразу после завтрака, проводить его на электричку.
Наступает знаменательный день. Для меня знаменательный – сегодня должно вступить в силу решение суда о разводе и я решаю это отпраздновать. Мы с Сашкой всё же едем в парк.
Погода чудесная – ярко переливаются брызги в фигурных фонтанах, по расходящимся под разными углами аллеям гуляют бабушки и молодые мамы с колясками, а в вышине шелестящих листвой крон весело перекликаются разноголосые птицы. Я иду по центральной аллее, держу за руку окончательно поправившегося Сашку и чувствую, как кружится голова. От кислорода ли или от навалившейся свободы – не знаю.
А ещё не знаю, чего стоило сегодня Кириллу появление в ЗАГСе. Он позвонил мне в субботу и сказал, что моё присутствие не требуется, хватит его заявления о расторжении брака и решения суда. Я не стала спорить, а сегодня утром он сбросил мне фото заверенного ЗАГСом заявления, без каких-либо собственных комментариев.
Мы никогда не станем друзьями, но и забыть друг о друге не сможем потому что нас связывает нечто гораздо большее, чем мифические понятия о любви. Тот, в ком объединилось всё лучшее, что есть в нас. Наш сын.
Мы с Сашкой сходим уже с третьего аттракциона, когда я чувствую вибрацию звонка.
– Да?
– Привет. – Услышать Вадима я не ожидала и внутри переваливается с боку на бок, просыпаясь, недовольство.
– Привет.
Сашка подбегает к небольшому фонтану в форме чаши и начинает играть с появляющимися в разным местах струйками воды. Я отвлекаюсь, чтобы не дать ему засунуться в воду по пояс, замечая непривычную тишину в трубке.
– Осторожнее, Саш! Ты что-то говорил? – Хотя я могла и пропустить, отвлекшись на сына.
– Где вы? – Голос Вадима звучит странно, словно издалека.
– Гуляем в парке, а что? – Терпеть не могу разговаривать по телефону во время прогулок с Сашкой – приходится всё время отвлекаться и переспрашивать, а это раздражает и собеседника, и меня.
Вадим что-то отвечает, но мне плохо слышно из-за громко журчащей воды и смеха сына.
– … увидимся? – И снова я понимаю только последнее слово фразы.
– Конечно. – Удержать Сашку за руку сложно, но мне удаётся.
– Мама, это кто? – он показывает пальцем в сторону.
– Это Хозяйка Медной горы, из сказки.
– Кир, давай я перезвоню? – с улыбкой предлагает Вадим.
– Давай, – выдыхаю я, – извини, я, правда, не могу говорить.
– До встречи.
Мы успели договориться о встрече? Да и ладно, потом разберусь, тем более, что Сашка тянет меня в сторону прокатных электромашинок. У которых мы и зависаем на следующие полчаса, пока он не пробует весь понравившийся транспорт. Весь какой-то подвижный парень, представитель стран ближайшего зарубежья, подмигивает мне и предлагает прокатиться на сигвее, но я не любитель подобного экстрима.
– Саш, может, пообедаем?
Тем более, что совсем рядом с парком есть хороший ресторан восточной кухни, а домой на сон мы всё равно уже опоздали.
– Голки! – сын весь тянется в сторону и я поворачиваюсь, чтобы понять о чём он.
Ну, на эти горки не полезу кататься даже я! В Америки они – русские, у нас – американские, но смысл от перемены названия не меняется. Этот аттракцион установили не так давно – пару лет назад мэр по всем каналам вещал о модернизации старого парка, выделив для этого какой-то сверхвнушительный бюджет.
– Саш, давай ты сначала подрастёшь, – лет до шестнадцати, – а потом сам на ней прокатишься.
– Хочу! – хнычет он.
Час назад всё же стоило ехать домой, а не надеяться на детскую сознательность и способность обходиться без дневного сна.
– Саш, поехали кушать? – я присаживаюсь перед ним на корточки. – Суп и что-нибудь вкусное!
– Голки! Хочу го-олки! Хочу! Мама!
Ну, всё, приехали. Следующим шагом станут скрещенные на груди руки и демонстративное сидение на тротуарной плитке. Грязные штаны и укоризненные взгляды окружающих меня не волнуют вовсе, в отличие от того, что земля ещё не прогрелась настолько, чтобы на ней было комфортно страдать. Но кто меня слушает! Какая-то, одинокого вида, почти пожилая женщина с жалостью смотрит на ноющего Сашку и пробует заикнуться на тему моего никудышного материнства, однако быстро замолкает и ускоряет шаг под моим красноречивым взглядом.
А Сашка продолжает сидеть посередине аллеи, демонстративно шмыгать носом и игнорировать мои предложения. К счастью, рядом стоит удобная скамейка – в тени, в отличие от залитого солнцем сына, на которую я и сажусь, закинув ногу на ногу, пережидая его недовольство. Минут пять уже прошло, значит, остаётся ещё около пяти, максимум, десяти, пока Сашке не надоест, и я поднимаю глаза вверх, рассматривая плывущие мимо облака.
И пропускаю тот момент, когда поведение сына кардинально меняется.
– Дядя! – радостный крик и я недоумённо смотрю, как Сашка вскакивает, подпрыгивая на месте от нетерпения, но всё же не решаясь от меня убежать.
Навстречу тому, кто обещает ёмкое: «До встречи!» также регулярно, как пропадает на несколько дней.
– Привет, герой!
Светлая рубашка с закатанными до локтя рукавами, светлые джинсы, тёмные солнцезащитные очки и твёрдая походка человека, который многое видел в этой жизни. Неудивительно, что парочка особо впечатлённых дам провожали его заинтересованными взглядами! Правда, до того момента, пока он не пожал Сашке руку.
– Мама, дядя! – То ли сын забыл, как зовут «дядю», то ли мешает истинно детский восторг.
– Привет, – Вадим снимает очки, а мне не то чтобы не радостно, скорее, даже наоборот, но внутри бастует противное чувство обиды.
– Привет. – Сашка мгновенно забывает про недовольство, а, значит, самое время попробовать уговорить его на обед. – Саш, идём кушать?
– А дядя?
– Могу составить компанию, если ты не против.
Я не отвечаю, неопределённо пожав плечами, и беру Сашку за руку, но идти нам долго, так что сыну быстро надоедает плестись рядом. Он предпочитает весело скакать от фонтана к фонтану, расставленным по всей длине нашего пути.
