– Черт возьми! Тамара же мне говорила: ходит, вынюхивает. А я решил – бред…
Марку вдруг стало так тошно, что он прикрыл глаза рукой. Он осознал, что Тамара была последней ниточкой, связывавшей его с родителями. И почему он не заходил к ней раньше?! Не помог ничем! А теперь ничего не исправишь…
– Ладно, не переживай лишнего. Если бы не ты, вообще неизвестно, когда бы ее нашли, Тамару твою.
Марк тяжело вздохнул – это было слабое утешение. А Синельников уже догадывался, кто этот человек. Но не хотел просвещать остальных. К тому же доказательств не было решительно никаких. Привязать его ни к Тамаре, ни к шохинскому дому пока не получалось. Поэтому план Марка он в целом одобрил – опасно, конечно, но так хоть можно взять с поличным. А девушкам знать лишние подробности ни к чему.
Занятые разработкой плана, мужчины мало обращали внимания на «девушек», между которыми образовалось такое мощное поле взаимной неприязни, что только искры не сыпались. Раньше Александра мало обращала внимания на Вику – ну, девочка и девочка. Работает, вещи не портит – и слава богу. Но после аварии Саша словно зациклилась на Вике – все время всматривалась в нее, думала, недоумевала…
Вот и сейчас – ее просто коробило, как Вика льнет к Марку. Держит за руку, прижимается, целует украдкой, и все это на глазах у нее и Синельникова. Как ловко эта девчонка влезла в жизнь Марка! Сколько ей лет? Она же моложе Марка лет на пятнадцать! Проходимка! А «проходимка», словно услышала мысли Александры, вдруг взглянула ей прямо в глаза, усмехнулась и поцеловала Марка в щеку. Он рассеянно потрепал ее по голове, не отвлекаясь от разговора с Сережкой. Тяжелая, густая волна мрачной ревности поднялась со дна Сашиной души, грозя затопить рассудок. «Он мой! – упрямо думала Александра. – Эта Вика еще не родилась, а Марк уже любил меня».
Она вдруг вспомнила про рисунки: сразу после аварии Лида принесла ей серую папку. Александра сначала не поняла, в чем дело, а когда рассмотрела рисунки Марка – похолодела: везде была она. Она и Марк – целая непрожитая жизнь в картинках. Свидания, объятия, поцелуи. Александра залилась краской, наткнувшись на весьма откровенную сцену любви, а когда увидела себя сначала беременной, потом с ребенком на руках, и вовсе заплакала. Мечты Марка, воплощенные в живых и характерных зарисовках, маленькие и милые семейные сценки, полные незатейливой радости и тоски о несбывшемся. На несколько кратких мгновений Александра вдруг представила себе все это в реальности: «Вот какой могла быть моя жизнь…»
Она попыталась было поговорить с Марком о рисунках, хотя ясно понимала: поздно! Поезд ушел. Навещая Марка, Саша улучила момент, когда Вики не было рядом, и достала из пакета папку. Марк ее сразу узнал:
– Как она к тебе попала?!
– Лида принесла. Нашла, когда они порядок наводили. Она не хотела, чтобы Вика увидела. Но ты же понимаешь – я не могу взять это себе.
– Понимаю. – Он приоткрыл папку, усмехнулся: – Как давно это было! Надо же, я и забыл. Да, нечего это хранить.
– Марк…
Он поднял голову. Александра смотрела на него глазами, полными слез:
– Марк, прости меня.
– Да не за что. Все нормально.
Потом, сидя в переполненном автобусе, который увозил ее прочь от Шохина, Александра почему-то почувствовала себя виноватой. Перед кем? Перед Марком? Или перед самой собой? В чем, в чем она виновата-то? В том, что не изменила мужу? Не ответила на любовь Марка? В чем? А теперь никакой любви и в помине нет, уж это-то она чувствовала. То, что не удалось отобрать Лиде, забрала эта девчонка! А Марк в это время развел в саду небольшой костерчик и сжег рисунки – старые листы рисовальной бумаги сгорели быстро, и следа не осталось…
Через две недели план Марка был близок к осуществлению, он только никак не мог придумать, каким образом удалить из дома Вику в день операции. Ему очень не хотелось, чтобы она принимала в этом участие, – ей хватало переживаний и без того. Вика, конечно, подозревала, что готовится ловушка. Еще бы не подозревать! Ведь именно ее руками и готовилась. Она расчистила Айвазовского от темперной записи и, свернув в трубку, незаметно отнесла в мастерскую, где натянула его на подрамник, подложив под оригинал новый холст – так, чтобы картина выглядела копией. Потом Айвазовского переправили в фондохранилище, как и остальные картины: Шохин надолго застрял на больничном, так что – от греха подальше!
Музейную копию Вика принесла домой, и там они привели ее в нужный вид – Вика «состарила» оборот холста, зажелтив его и наведя акварелью пятна и затеки, а Марк записал лицевую сторону темперой, попытавшись приблизительно изобразить композицию Тамары. У него не получилось так выразительно, да и не надо было – вряд ли у злоумышленника было время внимательно разглядывать висевший на стене натюрморт. Теперь картина выглядела наполовину расчищенной, чего, собственно, Марк и добивался.
Светлана Петровна Вигаркина немало удивилась, когда в пятницу к ней зашла Никанорова. Та обычно прекрасно справлялась сама, а тут вдруг начала советоваться про какую-то научную конференцию. Светочка еще не успела вникнуть, как у Александры зазвонил мобильный телефон, она извинилась и ответила:
– Да, Марк.
Вигаркина навострила уши.
– Да ты что? Нашел? Какое счастье! Простите, Светлана Петровна! – И вышла из кабинета. Светочка осторожно пошла за ней, стараясь не упустить ни одного слова, благо Александра, увлекшись разговором, ничего не замечала. – Да что ты говоришь? Под записью? Когда расчистишь – к понедельнику? Тогда я закажу машину на утро. Надо, наконец, сделать экспертизу. Да, я договорюсь! Сама поеду, конечно! Могу Викторию взять… Уехала в Москву? А, за Илюшей! Когда вернется, уже завтра?
Потом Александра разыскала завхоза:
– Андрей Петрович! Мне будет нужна машина на понедельник, на утро. Распорядитесь, хорошо? И одного охранника.
– На утро? Ладненько. А далеко ли собираетесь?
– В Москву, по делам. Только сначала к Шохину заедем, а потом – в Москву.
Ну, вот и все. Сыр в мышеловке.
Теперь оставалось только сидеть и ждать результатов.
На самом деле Виктория категорически отказалась ехать в Москву, но соединенными усилиями Шохин, Синельников и Александра убедили ее перебраться на этот вечер в дом Синельникова. Александра же, чтобы не вызывать подозрений, из музея отправилась к себе домой. «Мышеловку» сторожили трое оперативников: один в саду, другой в машине за углом. А сам Синельников прятался в доме.
Марк старался вести себя как всегда. Поговорил по телефону с Викой, потом принял душ, почитал в постели и, наконец, погасил свет. Ему ужасно хотелось позвонить Артемиде, но разговаривать с ней при Синельникове было выше его сил. Сережка уже не раз излагал свою точку зрения на разрыв Марка и Лиды: «Вот придурки! А ведь могли быть так счастливы вместе! А теперь эта дылда тебе всю печенку проест своими истериками!» Синельников всегда выражался кратко и образно. Лида была в курсе происходящего, хотя и не знала, когда именно поставят «мышеловку».
