– Меня предупредили, – продолжал Джонс, – что я только зря потрачу время на ваши поиски, потому что вы никогда не станете помогать Джеффу, если он окажется в беде.
Кристиана и это не должно было бы заботить, но почему-то он почувствовал себя задетым.
– Это не совсем так.
– Вы бы помогли?
– Возможно, обратись он ко мне. – Он отломил горбушку от французской булки. – Все дело в том, что он никогда не обратится. Речь не о том, чтобы он поехал сюда на Таити без ведома Лауры. – Кристиан задумался на мгновение. – Я так полагаю, вы обыскали мой дом в Вермонте?
– Его там нет.
– А растения засохли?
– Близки к тому.
– Черт, ничего не удается. Я могу построить классный дом на пустом месте, но не могу сохранить живыми несчастные растения. Вы хоть полили их?
– Черт, нет. Это не входит в мои обязанности.
– Вламываться в чужой дом тоже не входит в ваши обязанности. У вас был ордер?
– Мне он не нужен. Я искал правонарушителя.
Кристиан понял, что этот спор бессмыслен.
– Вы хоть закрыли за собой дверь, когда уходили?
Джонс кивнул, глядя на Кристиана с отсутствующим видом, словно обдумывал уже что-то другое.
– У вас там потрясающие фотографии на стенах. Все сделаны вами?
– Большинство, – откликнулся Кристиан, так как не видел смысла скрывать это. – Я много путешествую. Фотографии напоминают мне о тех местах, где я был.
– Очень впечатляющие. Как и ваша лаборатория.
Кристиану не слишком импонировало то, что чужие люди рылись в его вещах.
– Значит, вы там усердно поработали.
– Я уже сказал, что искал подозреваемого в преступлениям. Укрытия лучше лаборатории не придумаешь.
– Я бы придумал получше. Судя по всему, Джефф тоже оказался на это способен. – Ему доставило удовольствие, когда на лице агента промелькнуло выражение беспомощности. Возможно, Джонс специалист по налоговым квитанциям и финансовым отчетам, возможно, он умеет допрашивать женщин и находить потенциальных свидетелей на всем земном шаре, возможно, он даже способен на взломы и обыски, но он не в состоянии найти Джеффри Фрая.
Но, положа руку на сердце, Кристиан знал, что Джонс не так уж плох и к тому же обладает художественным вкусом. Может быть, именно поэтому, когда Джонс спросил его, где он научился так снимать, он рассказал ему о том, о чем обычно предпочитал умалчивать.
– В миротворческих войсках.
Полное недоумение.
– В миротворческих войсках? Вы служили в миротворческих войсках?
Как правило, это вызывало именно такую реакцию, почему Кристиан и привык не рассказывать об этом.
– Вам что-то не нравится? – раздраженно осведомился он.
– Не нравится? Да нет, все нравится. Просто я удивлен.
– Если бы вы как следует занимались своим делом, вы бы об этом уже знали.
– Вы не являетесь подозреваемым. Всего лишь потенциальный свидетель.
– Или соучастник, – напомнил Кристиан, чтобы Джонс не расслаблялся. Но тот явно испытывал большой интерес к другому.
– Миротворческие войска, – повторил он с недоумевающим видом. – У меня сложилось впечатление, что вы были хулиганом в детстве. Что вас занесло в миротворческие войска?
– Людям свойственно видеть то, что они хотят видеть, и верить в то, во что они хотят верить. Дома я был сорванцом, но это не означает, что я не сделал ничего хорошего в дальнейшем. Случилось так, что я достаточно сообразительный и к тому же обладаю атлетическим телосложением.
– А также незаурядной скромностью.
– Скромность тоже имеет место. Но если вы хотите знать, как я попал в миротворческие войска, я расскажу вам. – И он был горд этим. Ему не часто доводилось рассказывать о себе, даже в более юные годы он был склонен скорее создать о себе неблагоприятное мнение, чем говорить правду. Но то время миновало, и сейчас гораздо важнее было предъявить правительственному агенту факты.
– Четыре года я играл за команду колледжа в Амхерсте и закончил его с отличием. У меня были прекрасные рекомендации, и я провел три месяца на тренировках в Монтане – таким большим сроком не каждый может похвастаться. А потом я уехал за океан.
Он хорошо помнил это время. Это были счастливые дни.
– Можно считать, что для того, чтобы избежать призыва в армию, я, выбирая между Африкой и Вьетнамом, остановился на Африке. Некоторые считали меня революционером, испытывающим потребность в миссионерстве, но я никогда в жизни не питал интереса к политике. На самом деле я вступил в миротворческие войска, чтобы исчезнуть из дома. Я хотел оказаться там, где ко мне не будут относиться предвзято. – Он улыбнулся, вспоминая об иронии судьбы. – Тогда я еще не знал, как предвзято ко мне будут относиться в Африке. Я был американцем. Я явился, чтобы нарушить естественный ход вещей. Я не был другом.
– Так как же вы умудрились что-то сделать? – спросил Джонс.
Это была провокация, а больше всего на свете Кристиан любил, когда его провоцировали.
– Сначала мне нужно было все разнюхать и найти какой-нибудь вид деятельности, в котором была необходимость, – например, сначала этим оказалось строительство моста. Потом надо было отыскивать материалы, потом – помощников. И в течение всего времени я постепенно овладевал языком и все больше понимал местные обычаи, так что когда дело, действительно, дошло до строительства моста, я уже мог убедить людей в том, что они от этого только выиграют.
– Звучит здорово. Неужели это не произвело никакого впечатления на вашу семью?
– Если и произвело, мне об этом никогда не говорили. Мы никогда не обсуждали мою жизнь в Африке.
– Почему?
Кристиан знал ответ на этот вопрос. Он вернулся домой в марте 1970 года, прослужив в миротворческих войсках почти четыре года. Проведя дома двое суток, большую часть из которых он проспал, он отправился на поиски женщин и встретил Лауру. Ей было семнадцать, она была еще слишком юна, но ее заворожили его борода, свобода поведения и возраст. Он в свою очередь был потрясен ее энтузиазмом. Казалось, в ней бурлит неисчерпаемая энергия, которую она вовсе не намерена тратить на учебники. Так они сошлись. Они катались на лыжах по весеннему снегу в ущелье Такермана, ездили на фотовыставки в Кембридж, часами слушали Саймона и Гарфункеля. И еще они занимались любовью. Это она тоже делала с неисчерпаемой энергией. Они часами занимались любовью в мансарде, в которую он переехал.
Он собирался пробыть дома не более недели, но провел месяц, так хорошо Лаура умела убеждать. А потом она попросила, чтобы он взял ее в жены. Она хотела иметь свой дом, мужа, детей и всю ту розовую семейную жизнь, которой она была лишена в детстве. Но он не был готов к оседлому образу жизни. Он еще не знал, чего хочет от жизни, но меньше всего он хотел жить в Нортгемптоне.
