– Мама, как же... – пролепетала Ирина. – Мы с Лешей всегда считали, что очень похожи друг с другом... да и с Павликом... и с отцом...
– Вот так удивительно распорядилась судьба, – горько улыбнулась Галина Павловна. – Леша оказался светленьким, как вы, и с веснушками. Но согласитесь, что он всегда был немножко другим... Вы все чересчур темпераментные, обидчивые, а Лешенька был очень спокойным, разумным таким...
– Да, – согласилась Ирина, – я его больше всех любила... Он был самым добрым из нас...
Сморгнув опять набежавшие слезы и еще раз высморкавшись, Галина Павловна сказала:
– Таким образом, Лешенькина смерть никак не ложится в ту схему, которую вы выстроили. Он не Епифанов. Его не должно коснуться епифановское проклятие!
Застывшая изваянием Марина неожиданно для всех вдруг подала голос:
– Может быть, его смерть – это ваше проклятие, Галина Павловна... Вы ведь действительно любили его как сына. В этом никто не сомневается. И наших с Алексеем детей, которые, получается, вам совсем не родные, вы тоже любите, а потому и они в опасности! Поговори, Боря, с одноклассницей как можно скорее! Я обязательно поеду к вашему Дмитрию!
Марина очень порадовалась тому, что Дмитрий Епифанов жил недалеко от Петербурга, под Новгородом, и удивилась, что родственники о нем не знали почти ничего, считая, что он забрался куда-то в самую глубь России. То, что Епифановы были все-таки правы насчет глухомани, Марина поняла, когда, после поезда и двух часов, проведенных в переполненной электричке, она еще битый час тряслась в совершенно разбитом, насквозь провонявшем бензином автобусе, а потом еще минут сорок ехала в машине «Нива» механизатора из села Колтуши.
– Это вам еще повезло, что я в райцентр за шмотками поехал, – широко улыбаясь пухлыми розовыми губами, сказал молодой светловолосый водитель «Нивы», назвавшийся Тарасом. – В отпуск собираюсь, вот приодеться решил... А так в наше село никакой транспорт не идет.
– И как же тогда? – удивилась Марина.
– А никак! Ножками! Тут километра четыре, не больше, если по дороге. А если леском, так не больше двух, но это только для знающих дорога. Вы вот обязательно заблудились бы.
– Странно... – проговорила Марина и даже пожала плечами. – Мне казалось, что в стране уже не осталось таких богом забытых мест...
– У-у-у-у... – с усмешкой протянул розовощекий и курносый владелец «Нивы», ловко ведя свой транспорт меж колдобин, до краев наполненных грязной коричневой водой. – Это только вам, столичным жителям, кажется, что уже наступило всеобщее изобилие. А у нас тут... то сахар не подвезут, то соль, а то вдруг электричество дня на три вырубят – и все! Холодильники текут, телик не посмотришь, работать невозможно. Кошмар, в общем. Живем, как пещерные люди!
– Так... может быть... уехать?
– Куда? Разве вы нас ждете в своих столицах?! Да и вообще... Все мои бабки и дедки тут, на сельском погосте лежат, отец тоже и даже брат старший... Куда я отсюда? Моя жена, Шурка, без коровы с ума сойдет! Она Машку обожает, почти как наших собственных детей! А у дочек... у каждой по своей курице... а еще поросенок Кузька... В общем, вам, городским, нас не понять...
Тарас особо ловко объехал огромную ямищу, доверху заполненную густой бурой жижей, и спросил:
– А вы, стало быть, к отцу Дмитрию... В гости иль как?
– Он родственник мне по мужу, но мы никогда с ним не виделись, – ответила Марина. – Пришла пора обсудить кое-какие семейные проблемы. Так что можно сказать, в гости.
– Обрадуется, наверно, – улыбнулся Тарас. – Что-то и не припомню, чтобы к нему кто-нибудь когда-нибудь приезжал. Одиноко живет отец Дмитрий...
– А семья? Есть у него семья? Православным священникам, кажется, не возбраняется?
– Не возбраняется, да... Но семьи нет. Не знаю почему. Многие наши бабы пытались охомутать отца Дмитрия, но... как-то все мимо. Сплетничают, конечно, много. Говорят, что была у него в юности какая-то горькая любовь, из-за которой он, собственно, в религию и ударился. Может, врут, не знаю. Он ни с кем не откровенничает, да и сан, наверно, не позволяет. А мужик он красивый... Завидный... Вон, кстати, и храм наш сельский. Каменный, между прочим. Мы его всем миром восстанавливали! Отец Дмитрий уговорил. Жутко старинная постройка, чуть ли не пятнадцатого века. Таких, как наша церковь Николы Мокрого, еще поискать!
– Мокрого? – улыбнулась Марина. – Почему Мокрого?
– Ну... это потому что раньше место, где храм стоит, было сильно заболоченным, а километров за тридцать от нас, в селе Вихревке, есть еще один Никола. Тот уж Сухой.
Марина выбралась из машины и оглядела церковь Николы Мокрого. Она мало что понимала в древнерусском зодчестве, но беленый храм, не имеющий боковых пристроек, показался ей очень стройным и устремленным к небу.
– Хорош, правда! – утверждающе воскликнул Тарас, тоже соскочивший на землю с довольно высокой подножки «Нивы». – Вон там, – он указал на темно-серый купол, – под куполом, на барабане, изразцовый пояс. Так отец Дмитрий это называет. Видите, там зеленые плитки! На них, между прочим, изображены люди, птицы и всякие странные животные. Я помогал отцу Дмитрию чистить эти плитки. Красивые! Уж на что я равнодушный ко всему такому, а и то... мороз по коже... Такие там птицы... Потом... как бы... медведи, что ли... В общем, зверюги! Говорят, раньше... давно... была еще и звонница и какие-то приделы... кажется, так называются... Отец Дмитрий средства собирает, чтобы, значит, возродить... Но разве ж соберешь? С кого? Кто тут бывает-то?! – Тарас глянул на часы, удовлетворенно кивнул и сказал: – А вон там, за церковью, дом отца Дмитрия. Пойдемте, я покажу... Он сейчас у себя. Службы все кончились.
Дом, где проживал отец Дмитрий, в отличие от сельского храма, был маленьким, неказистым и приземистым, обшитым облупленными темно-зелеными досками. Тарас постучал по слегка приоткрытой двери костяшками согнутых пальцев и крикнул:
– Отец Дмитрий! К вам можно?! Это я, Тарас Зазнобин!
Марина не услышала никакого ответа, но Тарас радостно улыбнулся, приоткрыл дверь и жестом предложил ей войти в дом вперед себя. Она смущенно поежилась и шагнула в темные сени, из которых на нее пахнуло сухими травами. В комнате, куда Марина попала из сеней, к ней навстречу из-за стола поднялся высокий бородатый мужчина с прозрачно-пронзительными синими глазами. Он был облачен в какие-то непонятные ей черные одежды, а длинные темные волосы с легкой проседью были забраны в хвост, как у какого-нибудь рокера или байкера.
– Вот, отец Дмитрий, ваша родственница! Аж из самого Санкт-Петербурга!
– Здравствуйте... – пролепетала Марина, прислонившись к косяку двери и совершенно потерявшись под взглядом действительно очень красивого мужчины. – Марина Евгеньевна Епифанова, жена... то есть... вдова... то есть два раза вдова...
