Иногда с Аленой Александровной мне даже легче и удобнее, чем с собственной матерью, которая, по крайней мере, поначалу, пыталась контролировать каждое мое движение. То я не так кормлю, то не так пеленаю, не тем мажу, не так спать укладываю… А еще, как бы это парадоксально ни было, но я пришла к выводу, что нам нужен другой педиатр: мама теряет способность мыслить рационально, когда дело касается Алисы. Впадает в панику, накручивает меня. Свекровь же делает все в точности, как я говорю, и всем от этого спокойно.
Тем не менее, мои родители все равно видят Алису чаще, папа говорит, что узнает в ней меня, хотя глаза у нее точно Ромины. Совершенно типичные Деминские карие глаза, а если уж сравнивать детские фотографии, то и вовсе практически одно лицо! Алиса, правда, миниатюрнее: узкие плечики, длинные ножки — такая куколка, что глаз невозможно отвести. Иногда так и лежим с Ромой по обеим сторонам кровати, смотрим на нее, спящую посередине. И улыбаемся. Он трогает ее пальчики на руках и ногах, я переживаю, чтобы не разбудил. А еще у нас появилась новая общая тема для разговора, которая уже почти пять месяцев не надоедает: «Иди посмотри, как она спит!» Или лежит, или смотрит, или еще что-нибудь. Кажется, что она все делает как-то по-особенному.
Вечер проходит так же спокойно и ровно: примерно в восемь вечера Рома, после купания, носит дочь на руках по квартире, давая мне время самой быстренько принять душ и перевести дух перед укладыванием ребенка на ночь. Сейчас мы живем у меня, а его квартиру сдаем. Подумываем в будущем купить большое общее жилье, но позже. Пока просто не до этого, да и Алиса все равно постоянно с нами, лишние квадратные метры просто ни к чему.
А если уж совсем честно, то мне жаль продавать его квартирку на десятом этаже. Сколько же там осталось приятных воспоминаний! Несмотря на почти казарменные условия, до самых родов мы проводили на его диване в сто раз больше времени, чем в моей удобнейшей кровати. Почему-то мне так хотелось. Ждать его у него дома. Я всегда жила или у родителей, или у себя, и мне будто не хватило некоторого опыта, который жадно наверстывала.
Как только отцу стало лучше, Рома сделал мне официальное предложение, папа раздумывал целую минуту: пока я не начала нетерпеливо бубнить за его спиной: «Быстрее, пап, вдруг он передумает! Что я буду без него делать, если передумает?!» После чего все засмеялись, разрешение жениться Роман получил.
Свадьба получилась не пышная — мы пригласили только родственников и ближайших друзей, но трогательная. Уж кто-кто, а я не упустила столь удачной возможности прорыдаться от избытка чувств! У меня было красивое длинное платье, папа и Ромин командир произнесли первые два тоста.
Из гостей со стороны Ромы я практически никого не знала и с любопытством рассматривала присутствующих. Они в свою очередь не сводили с меня заинтересованных взглядов. Мужчины разговаривали предельно вежливо, много улыбались. Они были самого разного возраста: от двадцати до, навскидку, пятидесяти лет.
Я привыкла к мужскому обществу — не зря отец вечно просит присутствовать на его совещаниях с солидными дядьками, — но среди росгвардейцев все равно немало смущалась. Чувствовала, как им и их женам интересно рассмотреть новую жену Демина. Спецназ — это не профессия, а образ жизни. Все эти люди вокруг — не просто коллеги по работе, они отвечают за здоровье и жизнь друг друга, они — семья. Я стала частью этой семьи ради Ромы и нашего с ним будущего.
Подозреваю, его росгвардейцы во всем сравнивали меня с Машей, но никто ни разу — ни до, ни во время, ни после свадьбы — не заговорил о ней. Во время ужина, конечно, стрельнули несколько шуток про то, что заранее отрепетированный брак будет самым надежным, но и только. Я ждала, что Маша напишет, позвонит или приедет, но нет, ничего такого. Потом, правда, увидела, что ее номер у Ромы забанен. Возможно, она пыталась, но настаивать не решилась. Боится его.
Мы много держались за руки, часто переглядывались, потом он еще пару недель рассказывал что-нибудь про каждого из гостей, если я задавала вопросы. Первым, конечно, не спешил делиться, я к этому почти привыкла. Молчаливый и родной. Это не потому, что соблюдает дистанцию. Вовсе нет. Скорее потому, что «а зачем?»
* * *
Следующее утро разбавляет нашу с Ромой приятную рутину неожиданными событиями. У Демина два выходных подряд, поэтому он везет меня в больницу на плановый осмотр, с которым я немного затянула. Алиса крепко спит, он остается гулять с коляской по территории женской консультации, пока я недолго сижу в очереди, и, наконец, захожу в кабинет.
Мы весело болтаем с моим любимым врачом, снова вспоминаем мои роды, я в очередной раз делюсь впечатлениями, она шутит, я шучу, — все, как обычно, легко и непринужденно.
Пока я забираюсь на кресло, она рассказывает о доступных способах контрацепции, и только я успеваю открыть рот, чтобы заверить, что у нас с этим делом все продумано и решено, как она заявляет:
— О, я вижу, вопрос с контрацепцией уже неактуален.
— В каком смысле неактуален? — хмурюсь я, она в ответ хмурится тоже, ощупывает мой живот и произносит:
— Примерно семь-восемь недель, Яна. Что ж, идем на УЗИ?
И все. После этих слов мой мир переворачивается. Становится черно-белым, а затем расплывается перед глазами. В ушах гудит, будто не со мной происходит.
— Как понять семь-восемь недель? — бормочу я. — Вы же шутите? Вы же не имеете в виду, что… можно воды?
— Конечно, сейчас налью, — она идет к кулеру. — Девочка моя, я же не первый день работаю. Вставай, пойдем, проведу тебя вне очереди, глянем что да как. У меня глаз-алмаз, но зачем пренебрегать современными технологиями? Ты в порядке? Яна, сможешь идти? Побледнела как сильно, — она зовет акушерку, которая помогает мне встать на ноги. Я медленно одеваюсь.
— Но ведь мы предохраняемся, — как будто оправдания могут что-то изменить.
— Каким образом?
— Презервативами. Может быть, пару раз было, когда… эм-м, — тяну я. — Но всего-то пару раз.
Врач вздыхает:
— Прерванный половой акт — это не метод контрацепции, и очевидно, вам он совсем не подходит. Поздравляю, несколько особо ушлых пробились, а для положительного результата, в конечном счете, и одного бывает достаточно.
— Но ведь я кормлю.
— Не первая и не последняя.
Следующие полчаса проносятся как в тумане, врач водит датчиком, смотрит на монитор, рассказывает про то, что все в полном порядке, эмбрион прикрепился по передней стенке, хорошо развивается, сердце колотится. А потом озвучивает главный вопрос:
— Что будем делать?
— Мне нужно сказать мужу, он на улице ждет.
— Уверена? Смотри сама, дочь совсем маленькая, справишься? У нас есть хороший перинатальный психолог, давай я тебя запишу? Все будет хорошо, Яна. Мужу пока можешь не говорить и обдумать спокойно. Но если решишься оставлять ребенка, начинай уже сейчас вводить смесь. Не тяни с постановкой на учет, нужно продумать тебе питательную диету. В любом случае, последнее слово за тобой.
Она некоторое время объясняет мне риски и опасности, с которыми я могу столкнуться: организм еще не успел оправиться, огромная нагрузка, тяжело физически, да и морально не легче. Я все еще думаю, что это какая-то ошибка, снова и снова перечитываю заключение врача, когда выхожу на улицу.
Свежий воздух помогает немного прийти в себя. Я обожаю Алису всем сердцем, мы с Ромой не устаем зацеловывать ее, обнимать, улыбаться ей даже после бессонных, изматывающих ночей. Мы — семья, в нас сейчас столько любви! Папа как-то обронил, дескать, вовсе неплохо, что у Ромы уже второй брак. Чтобы сохранить новые отношения, он будет усиленно стараться и идти на компромиссы. И это правда! Он именно такой, я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж.
