— А он здесь каким боком?
— Я был на дежурстве. Как по закону жанра была такая запара, что физически не мог выехать домой сразу. Егор, аналогично Нике, трубку не брал. Кому я еще мог позвонить?
— Ясно, — все, что могу выдавить из себя.
Почему-то в этот момент мне становится очень жаль моего Лукьянова. Жить из-за постоянного чувства обиды на самого себя, да и существовать как на пороховой бочке, ежедневно опасаясь за своего ребенка, то еще «удовольствие». Перевожу на него взгляд и провожу рукой по чуть отросшим волосам.
— Ложись, — выпрямляюсь и указываю взглядом на свои ноги. Знаю, что Лукьянов обожает, когда я копошусь в его волосах. Вот и сейчас он без слов кладет мне голову на ноги и закрывает глаза.
Зарываюсь одной рукой в его волосы и принимаюсь гладить, в очередной раз разглядывая его лицо под тусклым светом фонаря.
— Слушай, а почему Ника уже в универе учится? Ей же только восемнадцать исполнилось.
— Она закончила школу экстерном.
— Понятно… умная.
— Да. В меня пошла, — как ни в чем не бывало бросает Лукьянов.
— Корону не подправить случайно?
— Не ношу сей аксессуар. И тебе не советую. Аня?
— А?
— Давно хотел сказать — перестань гуглить члены, его аналоги и патологии. Нездоровая у тебя любовь к ним.
— Я больше не гуглю. Мне хватило одной бессонной ночи, чтобы все это запомнить. Кстати, я вот что подумала, может мне пойти в урологи или андрологи. Как ты на это смотришь?
— Вот так, — демонстрирует мне фигу, чуть ли не пихая ее мне в нос. — Понятно?
— Вполне. Качели.
— Что?
— Садовые качели можно поставить? Ну, или хотя бы лавку какую-нибудь. На одном турнике далеко не убежишь. Попу-то куда-то надо свою пристроить, чтобы воздухом ночным подышать.
— Я предпочитаю прогулки.
— А я — нет.
— Ладно, купим садовые качели, — как ни странно, крайне быстро соглашается Лукьянов.
Несмотря на отсутствие удобной скамейки или качели, что-то в этом есть. Можно сказать, романтика. Наклоняюсь к полностью расслабленному Богдану и целую его в губы. Блин, хорошо все-таки.
— Ковер будешь отмывать сама, если его обоссыт собака, — неожиданно произносит он, спустя несколько секунд, напрочь разрушая всю романтику.
— Вот это было обязательно сейчас говорить и портить такой момент?!
— А ты посмотри на это по-другому. Я разрешил тебе его оставить.
— Ну какой же ты все-таки… гад.
— Что есть, то есть.
Глава 26
Отпиваю глоток горячего кофе и под непрекращающееся щебетание Люки, перевожу взгляд на окно. Октябрь вышел не только солнечным, но и очень холодным. Выходить на улицу совершенно не хочется. Кой черт меня дернул поехать на общественном транспорте — остается загадкой. Хотя вру. Нет никакой загадки. Просто не хотела в очередной раз выслушивать поучения Веронички-истерички о том, как фигово я паркуюсь и выезжаю из гаража. Всего лишь один косяк с моей стороны в виде поцарапанной двери машины об ворота и как следствие непрекращающиеся издевки в мою сторону. И ладно бы я налажала по своей невнимательности, так ведь самолично длинноволосая гадина меня и довела так, что мои пятки сверкнули из дома.
Надо отдать ей должное, она и вправду умна. Шкодит и доводит меня исключительно в отсутствие Богдана. Но и при нем не переигрывает и не делает вид, что я ей нравлюсь. При Лукьянове она просто строга к моему «рукожопью». Хотя, иногда возникает такое чувство, что из-за моего добродушия и мнимого равнодушия к ее нападкам, она скоро сорвется и в открытую начнет гадить мне при Богдане. И ведь вот же какое гадство, сказать об этом Лукьянову не могу. Жаловаться на его дочь будет полным ребячеством. А я, как никак, старше ее и должна быть мудрее, черт возьми.
Не хочу домой. Хотя, мне в принципе сложно называть дом Лукьянова моим, когда там обитает его дочь. Это не дом, а темное царство. Единственный лучик в этом самом царстве — Лукьянов. Была бы моя воля, осталась бы еще на полсмены. Как раз до приезда Богдана. Теоретически, я могу написать ему смс с просьбой забрать меня, как только он сможет, сославшись на то, что одета не по погоде, а пока отосплюсь после суток. И я действительно одета не так, как следовало бы, хоть и полностью выспавшаяся после самой спокойной из всех прожитых мною смен. Вот только если попрошу его, это будет уже совсем слабостью с моей стороны. Все равно нам придется жить под одной крышей с его дочерью, а Лукьянов не всегда будет рядом. Увы, не всегда.
Мда… а ведь еще не так давно я была уверена, что моей главной проблемой является наличие штампа в паспорте у Богдана. Да, в конце концов, просто наличие Леры. Да, как же я ошибалась. Лукьянов теперь официально свободен, а моим главным препятствием к долгожданному счастью является его дочь. Сейчас бы на море вместе с ним. Только с ним и никаких посторонних личностей. А не вот это вот все.
— Доброго утра.
— Здравствуй, здравствуй, хер мордастый, — резко поворачиваюсь на до боли знакомый голос. Блин, блин, блин, пришел сам! Без моего звоночка. Даже думать не хочу, как он тут оказался в такое время. Резко вскакиваю из-за стола и только спустя пару шагов понимаю, что набрасываться на Лукьянова при ком-то — нельзя. Субординация, черт ее за ногу.
— Хер мордастый это что? — слышу позади себя голос Люки.
— Это русское приветствие, Люка. Но ты его лучше не используй. Ладно, я пошла. До следующей смены, — протараторила я, наспех схватив вещи. Вышла из сестринской и через пару секунд вслед за мной вышел Лукьянов.
Иду к его кабинету не оборачиваясь назад. Так уж повелось, что я сама стала инициатором этой самой субординации, после того как одна из медсестер на моей смене перемывала кости другой за то, что та спит с анестезиологом. Я такого о себе не хочу. По крайней мере до того, как я не уволюсь или до официального штампа в паспорте. А будет ли он когда-нибудь, это уже другой вопрос. Понятно, что мои слова о свадьбе были всего лишь шутками, но все же когда-нибудь, надеюсь, это произойдет. А вообще все это сейчас несущественно. Куда важнее, что за мной приехал мой Лукьянов. Спрячь лыбу, Озерова. Спрячь. Мельком оглянулась назад, дабы убедиться, что нет лишних глаз и Богдан идет за мной. А вообще-то хочу и улыбаюсь.
— Я даже не буду спрашивать, как ты здесь оказался. Будем считать, что это чудо, — Лукьянов открывает свой кабинет и я, не стесняясь, набрасываюсь на него, крепко обвив его шею руками. Присасываюсь к его губам как пиявка, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Так бы его и сожрала всего. Блин, нехорошо это. Нехорошо. Всего два дня не виделись, а ощущение как будто неделю. Нехотя отрываюсь от Богдана. Ну улыбнись ты, Сухарь Сухаревич. Хочешь же. Вижу. — Злишься из-за Люки? Ревнуешь?
— Нет. Я вдруг понял, что он гомик, так что хрен с ним. И так в жизни не сладко, пусть живет, — усмехаюсь в ответ, скинув с себя халат.
— С чего ты решил, что он такой?
— Все восемь раз, за которые я его встречал, он неотрывно смотрел на меня, еще и улыбался своей смазливой рожей. Так что теперь я понимаю, он запал на меня, — как ни в чем не бывало отвечает Лукьянов, пристально наблюдая за тем, как я переодеваюсь.
— Неожиданно, Богдан Владимирович. Значит вам стоит опасаться за вашу прекрасную задницу.
— За задницу беспокоиться надо тебе.
— Почему?
— Потому что я хочу ее тебе отбить.
— Это что-то связано со скрытыми БДСМ наклонностями?
— Это связано с тем, что ты меня бесишь. Как знал, что ты оденешься так, чтобы отморозить себе жопу. Хорошо хоть хватило ума надеть не капроновые колготки в минус четыре. Прям по погоде платье, да, Ань?
— Вчера был ноль, поэтому я так и оделась. Да и платье-то тепленькое. Но мне приятно, что ты обо мне волнуешься и заботишься.
— Почему ты не на машине?
— Так резина же летняя, а на дорогах скользко, — пожав плечами, ничуть не задумываясь, произнесла я.
— Не помнишь, кто тебя просил поменять ее несколько дней назад?
