Проходит вперед, уставившись взглядом на клетку с Досей. Господи, она же младше меня, со сломанной рукой, вторая вообще занята огромным букетом цветов, что ж мне так страшно-то? Она слабее меня! Слабее! Прекрати трястись, Озерова! Хотя ростом она явно превосходит меня. Да и ноги. Ноги у нее целы. Хотя она в носках, а не в обуви, это смягчит удар в мою челюсть в случае драки.
— Хорошо выглядишь. Я бы и не сказала, что что-то было на лице.
— Сходи к окулисту. У папы есть хорошие знакомые. Он тебе оформит прием со скидкой, — переводит взгляд на ковер. — Да… интересно как получается. Ковер и домашнее животное, — скажи, скажи что-нибудь, Аня.
— Кстати, с восемнадцатилетием тебя. У меня для тебя есть подарок, — да, да, точно. Займи руки. Резко разворачиваюсь и иду к пакету. Достаю оттуда коробку, благо, заранее упакованную в подарочную бумагу и протягиваю Нике. Однако, она не спешит ее брать сломанной рукой. Да, пожалуй, это неудобно. — Красивый букет, — и вправду красивый. Правда, чуть пожухлый, но красивый. Становится завидно от того, что Лукьянов все же способен дарить цветы, пусть и дочери. — Папа подарил?
— Папа не тратит деньги на такую ерунду. Это глупо.
— Ты говоришь словами папы, а не своими. Что же ты принесла в дом уже почти пожухлый букет, если он такая ерунда? — саркастично отмечаю я. Ну вот зачем я лезу на рожон?
— Выбрасывать жалко, он же был живым, — как ни в чем не бывало отвечает она. — Я вообще все увядающее люблю, — резко переводит взгляд на дверь. — Вот Жужа одна из них. Уже выглядит лучше, но все равно худая. Надо продолжить откармливать, — резко разворачивается и идет на выход. — Кстати, ужасный ковер, примерно, как и твои брови, — не сказала, а словно плюнула ядом. Стерва!
Несмотря на злость и крайнюю разочарованность в столь быстром появлении дочери Лукьянова, спустя несколько минут я вышла из спальни и потопала к комнате Ники. Для вежливости постучала и все же вошла.
— Какими бы между нами ни были отношения, я тебе купила подарок, — вру, покупала себе, но он не распакован, да и ей нужнее, судя по отсутствующим на полках вещам для девушки. — Ты можешь его выбросить, но для начала его надо от меня принять, — подаю ей коробку.
Ника, как ни странно, не только ее принимает, но и распаковывает. А вот дальше я не поняла, что случилось. Сначала мне показалось, что она рада увиденному. А вот сейчас ощущение, что она меня ударит.
— Это не потому, что я считаю тебя страшной и тебе надо типа краситься. Просто макияж необходим всем, он подчеркивает красоту. При правильном применении, конечно. Я же тоже накрашена, — быстро оправдываюсь я. — Это очень хорошая косметика. Хочешь я продемонстрирую на тебе какой-нибудь спокойный макияж?
— Не хочу спокойный. Хочу яркий. Как на день рождения. Демонстрируй.
Чую подвох, но почему-то соглашаюсь. Кажется, еще никогда я так не старалась. На выходе Ника вышла поистине красоткой. Хоть и понимаю, что она с вероятностью в девяноста девять процентов обгадит мой труд, все равно я осталась довольной. И чего уж я никак не ожидала, что при виде своего отражения в зеркале, она вскрикнет восторженное:
— Офигеть, какая я красивая. Да… руки у тебя не из жопы. В плане макияжа, — быстро добавляет она. Ну точно пошла в папулю.
— Ну так каждый день не стоит краситься, а вот легкий макияж запросто. Могу позже продемонстрировать.
— Обязательно, — четко произносит она, крутясь перед зеркалом. Вот только одежда на ней мрак мрачный. Аля бабка восьмидесяти лет. Могла бы мамашка чему-то женскому научить, сама расфуфыренная ходит.
— Вот только одежда не очень подходит. У тебя есть что-нибудь помолодежнее?
— Я никуда не хожу, кроме универа. Да и то, там редко появляюсь. Заочка, — какой на фиг универ и заочка? Ей же только восемнадцать. Так, ладно, у папани спрошу. — Поэтому красоваться не перед кем. Да и глупо спускать кучу денег на наряды. Одежда должна быть удобной, а остальное — чушь.
— О м м м м м м м м м м м м м м м м м м м м м м м м.
— Ты чего больная?
— Я как раз здоровая, — не церемонясь, открываю ее шкаф и мельком осматриваю содержимое. Пипец. Просто полный и безоговорочный. Хотя вру, окончания вместо «пец» — «здец». Ну хоть джинсы есть. — Пойдем, — беру ее за здоровую руку и тащу уже в свою спальню. — Гулять, так гулять. Такому макияжу нужно что-то нормальное. Выбирай, что тебе по вкусу.
— Ты чокнутая? Как можно иметь столько одежды? Охренеть! Я в шоке, — ну-ну. В шоке она, но шаловливую здоровую ручонку тянет к моим платьюшкам. Боже, она же еще совсем девчонка, однако лишена всего девчачьего. Это ж как надо было промыть ей мозги, чтобы она думала так же, как и ее драгоценный папуля?
— Мне нравится это желтенькое.
— Надевай. Я отвернусь, — быстро добавляю я, как только вижу ее растерянное лицо.
— Ничего так. Мне кажется, мне идет.
— Да, идет, только каблуков не хватает. У тебя какой размер?
— Тридцать восьмой. Ну на какой-то обуви тридцать семь.
— Ща, момент, все будет.
Мигом достаю туфли на среднем каблуке и подаю Нике.
— У нас не ходят в уличной обуви.
— Они чистые. Я их пару раз надевала. А подошву мыла перед тем, как положить в коробку. Клянусь своими волосами.
— Ну тогда ладно. Дааа, — многозначительно протянула Ника, взглянув на себя в зеркало. — Мне нравится.
— Ага.
— А папа скоро приедет? Не знаешь? Где он вообще?
— Не знаю. Сказал по делам.
— А давай выпьем по бокалу шампанского. Ну типа за мое восемнадцатилетие.
— Тебе еще нельзя. Ты же скорее всего на лекарствах.
— Ну мы же только по бокалу. Папа и не узнает Я вообще не пью, ты не подумай. Да и алкоголь пробовала только один раз в глубокой юности, — продолжает вертеться перед зеркалом. — Правда, неудачный был раз, но… блин, хочется как в кино, чего-то воздушного.
— Ну давай. По бокалу можно. А мне больше двух и самой нельзя, я от него засыпаю. Пойдем.
— Пойдем, — как болванчик повторяет за мной, неотрывно смотря на себя в зеркало.
* * *
Не припомню, когда в последний раз так ржала от какого-то анекдота. И не сказать, что дело в шампанском. Пригубили-то мы его разве что чуть-чуть. Наверное, мы бы и дальше ржали как лошади, если бы не появившийся на кухне Лукьянов. Я даже толком не успела понять, что произошло. Очнулась я разве что от разбитого бокала.
— Ты в конец охерела?! Это что такое, твою мать? — хватает бутылку шампанского. Хоть вопрос этот адресован не мне, но почему-то, смотря на примороженную Нику, я привстаю из-за стола, и принимаюсь отвечать.
— Я просто предложила Нике выпить по бокалу шампанского за ее восемнадцатилетие. Мы реально выпили только по паре глотков. Ты чего?
— Убью! — и ладно бы это было адресовано мне, так ведь нет же — Нике. Он резко хватает ее за здоровую руку и фактически выдирает из-за стола. Наблюдаю за этой картиной словно онемевшая. И только, когда Ника спотыкается, теряя туфлю, а Лукьянов даже не останавливается, я бегу вслед за ним и хватаю теперь уже его за руку.
— Да остановись же ты. Ты что творишь?!
— Не лезь не в свое дело, — одергивает мою руку, а я как дурочка наблюдаю за тем, как Лукьянов заводит Нику в ванную. Стою как дура, смотря на дверь. Понимаю, что не мое это дело, но крики, доносящиеся из ванной — добивают Оказывается, Лукьянов никогда не был со мной груб. Хватаюсь за ручку и несмело, но все же открываю незапертую дверь.
— Выйди! Я тебя не звал.
— Богдан, прекрати, пожалуйста. Ничего же не случилось.
— Не лезь куда тебя не просят Выйди, пожалуйста, отсюда! — цедит он по слогам сквозь зубы, тяжело дыша. Смотрю на зареванную Нику, но все же трусливо выхожу из ванной. Вот тебе и посидели…
Глава 25
Вместо того, чтобы послушать о чем говорит, точнее орет Лукьянов, я трусливо закрываю уши руками и бегом поднимаюсь на второй этаж. Да, я оказалась той еще трусихой. Это неприятное осознание, но еще хуже в ком-то разочаровываться. И я не хочу, чтобы Лукьянов упал в моих глазах. Да, он временами дотошный гад, но хороший. Я это точно знаю. А что сейчас там происходит почему-то не хочу знать. Все ссорятся, это нормально. Правда, ненормально вот так вытаскивать свою дочь из-за стола за то, что накрасилась, надела платье и выпила бокал шампанского, хотя даже и не выпила.
