— А так?
Она как-то сладко вздохнула и провела пальцами по его пальцам, легко и щекотно погладив. У Ромы тут же защекотало и в менее доступных местах.
— Не знаю, — негромко проговорила она. — Но кого это интересует? — и сжала его руку. Рома подтянул ее еще ближе к себе.
— Безумно хотел мороженого, — неожиданно даже для самого себя признался он. Катя испытующе посмотрела на него, как будто не верила, а потом потупила взор.
— Я рада, что угадала…
Теплым похожим днем на улице было непривычно много людей, но Рома почти не замечал их. Куда там, если по дороге в парк они с Катюхой еще сразились на оставшихся от эскимо палочках, пару раз перепрыгнули через по-настоящему весенние ручьи, накормили завалявшейся в Катюхином рюкзаке булочкой стаю взъерошенных воробьев и поспорили о том, работает ли уже в парке детская железная дорога?
Дорога не работала, так как в зимний период поезда пускали только в выходные дни, но ни Катю, ни тем более Рому это не расстроило. Его куда больше интересовала широкая центральная аллея без деревьев, где можно было запустить змея. Его он и достал из сумки под заинтересованным Катюхиным взглядом, а потом быстро собрал, отвоевав у змея пальму первенства за ее восхищение.
— Мы раньше с родителями каждую весну запускали, — пояснил Рома, хоть и не дождался от Катюхи вопроса о своем мастерстве. Похвастался, угу, вот только в десять Роминых лет отец благополучно решил, что подобное ребячество его сыну не по статусу, и с тех пор о змее приходилось только вспоминать.
Впрочем, лучше так, чем как у Катюхи.
— А я вообще ни разу не запускала, — почему-то виновато сообщила она. — Дашь мне попробовать, Ром? Я с детства мечтала!
Как будто он не за этим тащил ее в парк!
— Держи! — протянул он Катюхе расправленного змея, а сам взял леер. Она вцепилась в каркас и вопросительно посмотрела на Рому. Он кивнул в ту сторону, куда дул ветер. — Отойди, на сколько хватит нити, и по моей команде подбрось змея вверх.
— И все? — зачем-то спросила она.
— И все, — кивнул он. — Потом подгребай обратно, буду учить тебя управлять зверем.
Катя довольно заулыбалась и неторопливо, спиной стала отступать от Ромы, старательно следя за леером, явно боясь слишком сильно дернуть и испортить игрушку. Наконец ей пришлось остановиться, и Рома, проверив натяжение нити, дал Катюхе добро на запуск. Она посмотрела на полотнище змея, как на птицу, освобождаемую из клетки, и, подпрыгнув, выпустила его из рук.
Рома принялся быстро сматывать леер, ловя тот момент, когда змею хватит воздушного потока, чтобы уверенно запарить. Наконец нить натянулась, змей дернулся вверх, и Рома, задрав голову, улыбнулся. Давно ему не приходило в голову запускать воздушного змея. И не пришло бы, если бы не Катюха…
— Моя очередь! — раздался возле уха ее наигранно обиженный голос, и Рома кивнул. На душе было как-то по-волшебному хорошо, а Катюхино возвращение еще добавило тепла. — Ромка, ты обещал!..
— Держи, — он протянул Кате леер, предвкушая ее удовольствие, но она неожиданно покачала головой и раскрыла ладони.
— Научи!
Учить, откровенно говоря, особо было нечему, но Рома не счел это достаточной причиной для отказа. Даже если заговорщический Катюхин тон ему только показался, он подал отличную идею. И Рома, стараясь не слишком дергать змея, развел руки в стороны и провокационно усмехнулся.
— Тогда иди сюда.
Он думал, что Катюха смутится? Как бы не так! Она ловко пристроилась к нему спиной, прижавшись так крепко, как для змея и не требовалось — а для Роминого спокойствия и вовсе было лишним, — а потом еще и ласково погладила его по руке, в которой он держал леер.
— Очень трудно? — спросила она. Рома сглотнул, признаваясь себе, что это будет куда труднее, чем он рассчитывал. В голове уже сейчас становилось неуместно пусто, а Катюхины волосы, щекочущие нос, обещали не скупиться на новые испытания.
Это Рома хорошо придумал.
— Не труднее матана, — сдавленно пробормотал он и вложил в ее ладонь катушку с шелковой нитью. Потом обхватил ее руку своими, но сказать больше ничего не успел. Катя вдруг откинулась назад, на него, прижалась щекой к его щеке, да так и замерла. У Ромы с силой стукнуло сердце, толкая на безрассудства. — Кать…
Она приникла щекой еще сильнее. Он чуть судорожно выдохнул и обхватил ее за талию, забыв и о леере, и о змее в целом. Ноздри разбередил знакомый ягодный аромат. Катя закрыла глаза.
— Ром…
Он ткнулся губами в ее щеку. Только не спугнуть, не дать опомниться. Черт его знает, чего Катюха на самом деле от него ждала. Может, просто поддержки искала после расставания со своим Карпоносом. Но вот Рома не из тех, кого стоило бы так испытывать. Он с собой уже не справлялся.
— Ромка…
Грудной, манящий голос проник в мозг, изгоняя остатки благоразумия. От ее тепла невозможно было оторваться. Рома скользнул чуть ниже, с жадностью пробуя ее кожу на вкус. Такая нежная, такая обжигающая. И губы уже преступно близко.
Давай, Катюха, если я все неправильно понял, самое время сказать об этом. Больше возможности не будет.
— Болван, — с придыханием пожаловалась она, и Рома, на мгновение улыбнувшись, накрыл ее губы своими.
Глава 21
Словно молнией прошило; Катя растеряла дыхание от горячих Ромкиных губ, сначала еще осторожно пробующих ее, а потом вдруг завладевших ими с каким-то голодом, ревностью, черт знает, с чем еще. Ох! Катя и не думала, что в вечно сдержанном Давыдове может быть столько страсти! Потому и искушала сама, не в силах ждать. Потому и подталкивала, не в силах бороться с собственным желанием.
И попала в ураган.
Оказалось, что Ромку не надо подгонять. Оказалось, что он сам так сильно хотел, что уже не мог остановиться. Оказалось, что она ничего не знает ни про поцелуи, ни про Давыдова, потому что…
В его жаре невозможно думать. В его тесноте невозможно дышать. От его губ, так жадно терзающих ее губы, слабеют ноги, а сердце бьется так сильно, что Ромка наверняка слышит его. Только и Катя слышала его сердце, а еще чувствовала его горячие ладони у себя на затылке, и сама, незнамо когда развернувшись, стискивала руки у него на шее, и подставляла губы, и ловила его губы, и терялась, и таяла, и забывалась в желании, чтобы это никогда не кончалось.
— Ромка…
Он не сразу разобрал собственное имя. Увидел только совершенно шальные голубые глаза и где-то на задворках разума отметил, что у него самого глаза наверняка такие же. А ведь сколько раз уже целовал Катюху в собственных фантазиях, и казалось, что уж те-то должны быть всяко лучше реальности, когда два чужих человека пытаются подстроиться друг под друга.
Чушь! Катюха целовалась, как одержимая, и Рома просто с головой ушел в этот ее огонь. Казалось — оторвись от ее губ, и небо рухнет на землю, а мир поглотит огромная волна лавы. И Рома целовал, спасая то ли мир, то ли себя от полного разрушения, потому что его первого и стерло бы с лица Земли этой волной, а он слишком сильно хотел еще хоть раз заглянуть в Катюхины глаза. Черт, кажется, только они и остались в этой ненасытности первых поцелуев.
И они же вернули веру в будущее. Катюхе было с кем сравнивать, но если ее проняло сейчас ничуть не меньше, чем Рому…
— Ничего не соображаю, — пробормотала она и чуть дрожащими пальцами потрогала его подбородок. Вряд ли Рома мог похвастаться обратным. Только спросил:
— Зачем тебе соображать?
Катя не знала зачем. Знала, что должна. Она еще никогда не теряла головы. Даже с Олегом, который был куда искуснее Ромки в науке поцелуев. Но что ей теперь Олег вместе со всем своим опытом, когда она узнала истинный смысл поцелуев? Да-да, когда кружится голова, когда в животе порхают бабочки, когда невозможно потом насмотреться на парня, который только что подарил такие необыкновенные ощущения. И еще сильнее хочется трогать его, изучать; присвоить себе, чтобы никто и никогда не отнял у нее такое счастье. Лишь бы Ромке тоже было с ней хорошо! В своем эгоизме Катя может и не заметить подвоха.
