всматриваясь в раскрытую тетрадь, а потом он перевёл взгляд на меня:
— Кать, вы понимаете почему оказались в больнице?
В ответ я пожала плечами.
— Наверное, заболела.
— Вы упали с лестницы, — сказал врач и стал следить за моей реакцией.
Я нахмурилась. Упала с лестницы? Наверное, поэтому у меня так сильно болит голова? Да и бинты…
— Вы помните, как это произошло?
Подумав, я отрицательно качнула головой, а отец издал громкий и грустный вздох, не сдержавшись.
— Хорошо, а что тогда вы помните?
— Да всё помню, кажется… Меня зовут Башарова Екатерина Максимовна, мне тридцать два, я живу в столице и работаю менеджером в банке. Замужем. Детей нет.
— Отлично, что ещё?
— Почему вы задаете такие вопросы? У меня амнезия, что ли?
— Пока что я пытаюсь в этом разобраться, Катя. Поэтому буду благодарен, если поможете. Какое ваше самое позднее воспоминание?
Я напряглась. Прикрыла глаза. Сделала глубокий вдох и… Ощутила комок, подкативший к горлу. Господи! Да от меня же муж ушёл к лучшей подруге! Поэтому я приехала к родителям — это хорошо помню, а дальше пустота. Видимо, я дома упала с лестницы со второго этажа.
— Мне больно о нём вспоминать, — наконец-то ответила я.
— Кать, я понимаю, но лучше скажите мне…
— От меня ушёл муж. К лучшей подруге!
— А как вы на лестнице оказались?
— Я не знаю. Я приехала домой к родителям и дальше ничего не помню.
— Ладно, Кать, — мужчина устало улыбнулся. Сунул фонарик в карман халата и сказал: — отдыхайте. Сейчас к вам придёт медсестра, проверит систему, возьмёт анализы. А завтра мы снова с вами увидимся.
Когда за мужчиной захлопнулась дверь, я уставилась на папу в немом вопросе, но он молчал и лишь виновато отводил взгляд в сторону.
— Пап, что случилось? Я не помню. Я действительно упала с лестницы?
— Да, дочка.
— Но как? Почему? Я хоть трезвая упала?
— Кать… Я не знаю, что стоит говорить тебе, что нет.
— Как это не знаешь? Скажи мне пап!
Я слишком распсиховалась, а потому сердце застучало быстрее. В голове появилась боль, перед глазами поплыли круги, а в животе вдруг стало щекотно. Если первые ощущения мне были знакомы и понятны, то странная щекотка не ассоциировалось у меня ни с чем! Я сунула руку под простыню и очень сильно удивилась, нащупав приличный животик. Толстой я никогда не была, а потому разъесться до таких размеров точно бы не смогла.
— Ты беременная, Катюша, — сказал отец, проследив за моими движениями и за сумбуром, легко читаемом на лице.
— Шутишь? — истерически хохотнула. — Я не могу быть беременной. Это невозможно…
— Кать, я правду говорю. У вас с Муратом будет мальчик.
Я подозрительно сощурилась.
Стоп! Кто такой Мурат? И когда я успела от него забеременеть?
* * *
Шахин
— Татьяна Алексеевна, давайте перестанем выяснять отношения, и вы пропустите меня к Кате?
— А зачем, Мурат? Ты уже показал, как умеешь заботиться о моей дочери. Спасибо, больше не надо.
— Это случайно получилось! Я вам уже говорил.
— Случайно или нет — будет разбираться полиция. И поверь, я ни тебе, ни твоей семье спуску не дам. Если виноваты, то ответите по всей строгости закона, — грозно прошипела Авдеева-старшая, выводя меня из себя.
— Ладно, если меня не пускаете, то хотя бы разрешите профессору осмотреть Катерину.
— Что еще за профессор?
— Я за ним специально в столицу мотался. Еле уговорил приехать… Татьяна Алексеевна, даже если вы и злитесь на меня, то делайте это не во вред своей дочери! Ей очень нужна помощь грамотного специалиста. Пустите профессора в палату.
— У нас в больнице хорошие специалисты, не хуже столичных, — огрызнулась женщина.
— Ну да, наверное, поэтому они застряли на периферии и до сих пор не стали профессорами. Они же отличные специалисты.
— А вот этот твой сарказм сейчас вообще ни к чему. Я молюсь богу, чтобы Катя поскорее поправилась, и я забрала её домой, тогда ты уже точно не подойдешь к моей дочери, даже на пушечный выстрел.
Высказавшись, Татьяна Алексеевна демонстративно повернулась ко мне спиной и скрылась за дверью с обратной стороны. Я смотрел ей вслед и едва держал себя в руках, чтобы не снести нахрен эту дверь с петель! И лишь мысли, что это может напугать Катю, останавливали меня от необдуманных действий.
Я покрутился возле палаты, расхаживая размашистым шагом вперед-назад, а затем вышел на улицу и у первого встречного попросил сигарету. Сто лет не курил эту гадость, да еще столько бы не курил, но нервная система расшаталась ко всем чертям. За последние три дня, а ровно столько Катя находилась в больнице, меня швыряло из крайности в крайность раз десять, как минимум. Когда оставался наедине с самим собой, то жутко хотелось выть от отчаяния и боли… Но я стискивал челюсти, кусал губы до крови и пытался вызвать в себе ярость. Когда злился, то мозг более-менее работал в правильном направлении. Мне некогда было распускать нюни и впадать в депрессию, нужно было поскорее найти хорошего невролога и каким-то чудом привезти его в наш Мухосранск.
Выкурив сигарету, я швырнул окурок в мусорный бак и уселся на скамью. Зарывшись пальцами на голове, едва не рвал на себе волосы, пытаясь всё обдумать. Решение пришло само, спустя несколько минут. Всё просто. Нужно было найти отца Кати и поговорить с ним по-мужски. Я до последнего хотел верить, что Максим Владимирович — более здравомыслящий, чем его супруга. Ведь то, что женщиной руководили эмоции, а не рассудок — понял сразу, когда она начала говорить про местных специалистов.
* * *
Когда ехал за рулём позвонила мама и рыдала в трубку, что Санию забрала полиция. Из-за всхлипываний я ничего толком не понял, а потому включил левый поворотник, перестроился в крайний левый ряд и пошёл на разворот, отбросив на задний план все свои дела.
После разговора с мамой, не раздумывая набрал
