— Так у тебя ж парней вагон и целая тележка…
— Гости из Краснодара приехали, будь они неладны!
Должна была догадаться. То-то ее настроение, как маятник. С одной стороны в другую. Час назад пританцовывала и радовалась, что от пращуров съезжает, а сейчас ядом плюется. Слушать брань Фроловой пришлось, к счастью для нервной системы окружающих, недолго. Хоккеисты выкатились на лед и все, а мы со всеми заодно, приставали со своих мест, скандируя:
— Волки! Волки! Волки!
Игра, так-с сказать, «дома», потому неудивительно что фанатов «Атлантика» было в разы меньше. Опять эта варварская игра! С замиранием сердца наблюдала, как тот или иной игрок вписывался в бортик, как шайба лихо скользила по льду, как ловко и бесстрашно ее ловил вратарь. Я бы ни за какие коврижки добровольно не встала на ворота.
Игра началась продуктивно, насколько я могла судить из полуоткрытых век. Ну ничего не могла я поделать! Такая вот впечатлительная натура! Каждый раз зажмуривалась, когда ребята начинали потасовки. Казалось, мне было слышно хруст костей, а вот Фролова, кажется, была в восторге. Облизывалась, как кот, наевшийся сметаны, вытаращившись во все очи на Синицына. Ладошки хитро протирала и что-то под нос бухтела, с полоумным взглядом. Заговоры шептала что ли, демоница?
Свисток в очередной раз издал противнющий звук.
— Игрок под номером двадцать два. Харитонов Артём получает штрафную карточку и дисквалифицирован до следующего периода, — огласил комментатор в громкоговоритель.
— Козел! У тебя че глаза на жопе? — заорал диким воплем, около нас мужик и кинул горсть чипсов вперед. — Наших валят! Валят! Шлюхи продажные!
Улька засмеялась, прикрыв рот. Чего там… Даже я не сдержалась и хихикнула. Каких только личностей не встретишь. Сумасшедший фанатик… Он, поди, еще мочилово устроит после матча. Подобные оскорбления, чередующиеся с угрозами, сыпались из разных сторон, однако судья оставался непреклонен и Харитонову пришлось удалиться с поля. Вместо него вышел Морозов. Капитан команды задал жару. Отомстил за «Волка», что по мнению многих, и даже моему, несправедливо засудили. С ходу Илья забил первую шайбу этого матча. Следующую забил тоже Морозов, немудрено, что капитан команды. Харитонов, к слову, отомстил в следующем периоде, вломил сопернику так, что и придраться нельзя, а вдобавок забил шайбу. На этом удача «Волков» закончилась. «Атлантик» взял в себя в руки и сравнял счет. Оставалось несколько минут до большого перерыва.
— Да ладно тебе, Дунька, нормально все с твоим Беловым! — крикнула мне на ухо Улька, когда я в очередной раз закрыла ладошками глаза.
Ну Белов! Нарывался же! Несколько раз в борт его припечатали, а ему хоть бы что, как с гуся вода…
— Точно? — невнятно пробубнила, приоткрывая один глаз.
— Точно-точно…
— Ну ладно-о…
И черт меня дернул за ногу, полностью оторвать руки от лица и вылупиться на арену. В тот же самый миг Белов разогнался, нацелился и готов был забивать, как противник из-под носа увел у него шайбу.
Стремительно он начал нагонять игрока, выбил у него шайбу и заскользил дальше. Противник не собирался сдаваться и в следующую секунду впечатался в спину Белова. Тот, офигевший, повалился на пол, но за собой потянул парня, начиная выкрикивать нецензурные слова. Взяв друг друга за шкирку, сорванцы начали швырять друг друга по льду. В какой-то момент Герман оказался на парне сверху, уже готовый вломить по самое не балуй точно в лицо. Шлем уже давно слетел с обоих игроков.
Его оттащили вовремя. Судья грызся с тренерами. Никто не хотел признавать свою неправоту. Обоих игроков убрали с поля. С оскорбленным лицом, Белов вышел. Принялся что-то яро доказывать, махая руками. Заткнулся, и, махнув рукой, что-то гаркнул и отчалил на выход.
Белов прошел мимо меня в нескольких метрах. Лицо горело пламенем, даже шея покрылась красными пятнами, глаза налились кровью. Он был на взводе. Рассеянно зыркнула по сторонам. Игра продолжалась, однако за две минуты что оставались до перерыва, никто не забил.
Счет оставался 3:3.
«Волки», напыженные, почалили всем составом обсуждать игру.
Улька, тут же подорвалась и выкрикнула:
— Синицын!
Ее голос звучал требовательно и важно, словно она делала большое одолжение парню. Неохотно, тот повернулся. Махнул в знак приветствия головой, и быстро отправился восвояси.
— Ах, ты зараза! — прошипела и рысью бросилась за парнем, расталкивая своей миниатюрной, но крепко фигуркой хоккеистов.
Покачав головой, вздохнула. Обеспокоенно посмотрела по сторонам и наткнулась на Морозова. Капитан команды шел последним, с понуро опущенной головой и насупленными бровями.
— Илья! Илья! — поддавшись порыву, крикнула.
Гори оно все…
Морозов остановился и терпеливо дождался, пока я доберусь до него.
— Послушай… — запнулась и покраснела. Неловко было спрашивать о Белове.
— Ну? — нетерпеливо подогнал меня парень, когда молчание затянулось.
— Да, в общем… — промямлила, — Герман, он…
— С ним все будет в порядке, — твердо заверил, после откинул мокрые волосы со лба, и, прищурившись, стал меня сканировать, как рентген. Задумался и выпалил, — поговори с ним.
— Я-я? — заикнулась, нервно усмехнулась и покачала головой. — Он мне и слушать не станет. Глупости…
— Это меня он слушать не станет, — гнул свою линию, — а ты скажи, мол, переживаешь, что нужно быть более сдержанным. Ну, примени эти ваши женские хитрости.
Женские хитрости вообще не мой конёк. Часто девчонки говорили, что я лишена женских премудростей, нет загадки и открытая книга. Я была склонна с этим согласится.
— Но…
— Не переживаешь, значит? — ядовито бросил.
— Переживаю! — необдуманно вырвалось. — Ой, — прикрыла рот ладошкой.
— Послушай, Бобриха, — взяв меня за локоть, потянул к выходу. Я поморщилась. И этот туда же! — Белов — пацан вспыльчивый. Делает потом думает. Если сейчас выйдет на поле и выкинет трюк, его дисквалифицируют. Надолго, — кинул на меня серьезный взгляд. — А нам могут засчитать техническое поражение. Сечешь? — дождавшись моего кивка, продолжил, — нам одного дятла хватает! Так что если переживаешь за своего благоверного, то сделает так чтобы угомонился.
— Но он не мой благоверный!
— Ему об этом скажи, — пробурчал себе под нос. Мы остановились около двери. Судя по всему, это была раздевалка. — Стой здесь, а я
