Белова позову.
— А…
Но Морозов уже зашел, а перед моим носом хлопнула дверь. Пару минут я искала, что называется пятый угол. Мельков зыркнув по сторонам, приложила ухо к двери.
Шум, гул, маты… Кошмар какой!
Скривившись, отстранилась от двери и чудом успела отскочить, когда она резко открылась. Белов встал передо мной, как восставший из ада. Пискнув, я попятилась.
— Куда? — рыкнул и я замерла, боясь дышать лишний раз.
Герман внимательно на меня посмотрел, опустил голову, потер шею и уже более сдержанным тоном выдавил из себя:
— Что-то случилось?
Думай, Дунька! Думай! Должна же быть в тебе хоть крупица этой самой загадочной женской хитрости.
— Случилось…
— Что такое?
— Один небезразличный мне человек, — начала издалека, несколько дрожащим голосом, — губит себя и нарывается на неприятности.
Челюсть Белова до скрипа зубов сжалась, а после он проскрежетал:
— Мышь, со своими пацанами разбирайся сама.
Не понял моей женской хитрости… Точно не мое.
— Что, волчонок, платочек для соплей уже приготовил? — позади меня раздался голос. Один из игроков «Атлантика» проходил мимо и не мог не задеть Геру.
— Ходить умеешь? — расплылся в язвительной ухмылке Белов.
— Умею, — удивленно ответил парень.
— Иди на хрен!
— Белов, — прикрикнула и даже ногой топнула. Ну, что за пень! — ты дурак?
— Чего-о?
— Он же специально тебя провоцирует, а ты ведешься, как маленький мальчик, честное слово!
— Слушай, Бобриха, иди учи лучше своего пацана, который нарывается на неприятности, — перекривлял меня на последних словах.
— Так я уже пришла! — с вызовом бросила ему.
Он впал в ступор. Сперва не поверил. Два раза фыркнул, затем полетели смешки и неверующие колкие взоры, но я стояла с каменным лицом. Фома неверующий, прости господи!
— Я пришла к тебе. Ты нарываешься на неприятности, — набралась смелости. Откуда только, спрашивается?
Он растерялся от моей прямоты. Зарылся пальцами в гущу волос, взъерошил их, сделал два уверенных шага ко мне.
— Я тебе небезразличен? — по-мальчишески улыбнулся он. От угрюмого Белова ничего не осталось.
— Я… ммм, — промычала, — да, — тихо пискнула, робко поглядывая на него из-под ресниц.
— Мышка, — прошептал, прижимая меня к своему разгоряченному крепкому телу.
Неуверенно обняла его за талию, дрожь пробежала по спине волной. Лицом Герман зарылся мне в волосы, с шумом вдыхая запах. Я чувствовала как его тело расслабилось, как натянутые струной мышцы ослабевали под моими пальцами, что нежно гладили его спину. Стоя с ним покачиваясь из стороны в стороны, можно забыть о всех невзгодах и печалях. Отдаться чувствам и наслаждаться близостью.
— Белов…
— М-м-м? — уткнулся мне в шею, горячим носом.
Щекотно… Хихикнув, дернула плечом, а Герман подул на мою шею, отчего я еще больше захихикала.
— Прекрати, — почему-то прошептала.
В ответ он прижал меня к себе ближе.
— Ты больше не будешь драться?
— Затрудняюсь ответить.
— Ну, хотя бы сегодня?
— Постараюсь, — сдался он.
— А что, если я скажу, что это мое желание? — вдруг озарила меня идея. Отстранившись, ликующе заглянула в его глаза.
— Ты хочешь потратить свое желание на это?
Кивнула головой.
— Ты уверена?
Еще кивок.
Жадно он вновь притянул меня к себе. Сжал талию сильными, но вместе с тем нежными ладонями.
— Долг платежом красен, — звучало пусть не воодушевленно, но как согласие.
— Белов, установку на дальнейшую игру, кто слушать будет? — обронил мимо проходящий тренер.
Нехотя, Герман отступил.
— После игры жди меня у главного входа, — в своей манере он дернул меня за косу, лукаво подмигнул и ушел вслед за тренером.
Улька с подозрением на меня покосилась, когда я в очередной раз подорвалась и захлопала в ладоши.
5:3. «Волки» выигрывали.
Фролова же только скалила зубы, повторяя одно и тоже из слово из раза в раз: «импотент». Моей радости подруга не разделяла, и вообще после моего возвращения рвалась домой, но я твердо настояла на своем. Мы остаемся и точка. Улька попыжилась, моську скривила, губки бантиком надула и вяло наблюдала за игрой, то и дело поглядывая на время.
Что случилось, я не спрашивала. Да и была ли необходимость? И без того понятно, что Синицын не угодил в клетку вероломной соблазнительницы. Вновь оставил Ульку с носом!
Белов стал заметно тише. Не бросался зверем на противников, не кидал угрозы, не трогал ничью мать и даже оставил замученного черта в покое. Морозов, к слову, показал мне два больших пальца вверх, вероятно выражая свое одобрение.
— Удар! Го-ол! — закричал комментатор. — И это на последних секундах матча, друзья! Номер двадцать пять. Лебедев…
— Все? — подорвалась Фролова. — Мы можем отсюда валить?
Пожав плечами, я потопала к выходу, но не для того чтобы уйти, а чтобы дождаться… Фролова в непонятках на меня обернулась, когда я остановилась.
— Ты чего?
— Я жду Германа, — робко обронила и виновато улыбнулась.
Улька зарычала, эффектно откинула волосы за плечо, опустила руки на талию. На лице нарисовалась стервозная ухмылка.
— Неужто-ли созрел?
— В каком смысле?
— Ох, Дунька, ромашка на лугу! Идем кофе что ли возьмем, пока твоего благоверного ждать будем…
И эта туда же… Заговор какой-то, прости Господи!
Чай в моих руках уже успел остыть, Ульяша, кажется, тоже остыла и даже принялась шутить.
— Алехина, — сощурившись процедила, смотря куда-то мне за спину. — Вы гляньте-ка на него! Неприступная крепость, ёшкин кот! Отмороженный импотент, а как воркует с квазимодой. Со мной, зараза такая, так не любезничает.
Обернувшись, заметила в нескольких метрах, как нарекла Фролова: «Парочка! Гусь да цесарочка!»
— Эта тоже, конек-горбунок, в рот ему заглядывает. Тьфу на вас, пиндосы оловянные! Чтоб вам не добежать до туалета! — в чувствах выплюнула стервятница.
Она еще некоторое время не то что убивала пару взглядом, а закапывала живьем. Эта может, с нее станется…
Синица уже успел
