я зря ругала себя и зря волновалось.
Муратов-старший обладал более чем достаточным авторитетом, чтобы никто — никто! — не поставил его под сомнение.
Мы приехали слишком рано. У медсестёр как раз была пересменка. Егор на рабочем месте отсутствовал — он никогда не приезжал в клинику рано.
Нас впустили без лишних вопросов, а персонал и не подумал нас мониторить.
Лёшка к тому времени уже дожидался меня «во всеоружии» — с упакованными вещами. Оставалось только верхнюю одежду на себя натянуть.
— Ма, я знаю, нам надо спешить… — неожиданно замешкался он, когда я трясущимися руками натягивала на него пушистый свитер, тревожно прислушиваясь к звукам из коридора.
— Это уж точно, — пробормотала я, одёргивая его рукава. — Александр дал нам пару минут на сборы.
— Я как раз о нём и хотел… нет, не о нём. О Трансформере, — и Лёшка с тоской оглянулся на исполинского робота в углу палаты.
— Ох… — я быстро скрутила и сунула под мышку его дутую куртку, — Лёш, мы и его из этих застенков вытащим. Обещаю. Но не сегодня.
Лёшка кивнул и, не оглядываясь, помчался к дверям, за которыми нас ждала помощница Муратова — Инга.
— Нигде не задерживайтесь, — сухо проинструктировала она меня, когда я, схватив сына за руку, в панике озиралась по сторонам, ожидая увидеть атакующую армию медсестёр и прикрывавшую их охрану. — Сворачивайте к боковому проходу, спускайтесь по рабочей лестнице. Внизу вас никто не остановит.
— А…
— Александр Михайлович всё улаживает. Торопитесь. Иначе на приём опоздаете.
И я не стала лезть с ненужными расспросами. Лёшка был рядом, и на мне лежала задача — доставить его в клинику в срок. Обо всём остальном я подумаю после.
— Спасибо вам, — шепнула я Инге.
И увидела почти невероятное — на её неизменно бесстрастном красивом лице обозначилась самая настоящая улыбка.
— Взаимно, Нина Евгеньевна.
— Мне-то за что? — покачала я головой, забрасывая сумку на плечо, чтобы легче было идти.
— За то, что начали чуть лучше разбираться в братьях Муратовых, — огорошила она меня и… подмигнула.
— За своё самоуправство я отчитаюсь непосредственно перед Егором Михайловичем, — пресёк он любые попытки ошарашенного главврача выяснить, куда подевался их юный пациент. — Обстоятельства потребовали его срочной транспортировки. И они никак не связаны со здоровьем пациента. Чувствует он себя превосходно.
— Но мониторинг…
— Он уже больше недели обходится без препаратов, — Алекс придавил несчастную женщину взглядом. — Не находите, что это ошеломляющий, должно быть, прогресс?
Краска сошла с её круглого лица, что о многом ему сказало без слов.
— В любом случае, Алексей сейчас под присмотром. Под присмотром специалистов.
Промелькнула мысль посоветовать ей переброситься парой слов с адвокатом, но Алекс не стал себя утруждать. Если она в этой адской афере замешана, с чего бы ему ей помогать? Будет исключительно справедливо, если все в этой истории наконец-то получат заслуженное.
И себя он из этой компании не исключал. Потому что и он получал по заслугам.
Нужно было быть непростительно для его возраста и положения наивным, чтобы вообразить, что один поцелуй всё изменит.
Даже такой поцелуй.
Поцелуй, который не шёл из его головы с тех самых пор, как их губы соприкоснулись.
Память мешала сосредоточиться, изводила его воспоминаниями, пока слишком яркими и слишком свежими, чтобы отмахнуться от них без ущерба.
Если раньше он фантазировал, то теперь едва ли не бредил.
Сосредоточиться было исключительно сложно. Ещё сложнее делать вид, что ничего не стряслось. А притворяться было необходимо. Потому что на Нину случившееся, судя по её поведению, никакого впечатления не произвело.
Все её волнения были связаны с сыном, а с ним она с тех пор держалась слегка отстранённо. Едва ли не холодно.
И он принимал такое положение дел. Принимал как справедливое наказание. Он заслужил такое к себе отношение. Заслужил тем, как вёл себя по отношению к ней все эти годы — несправедливо и, если уж совсем начистоту, лицемерно.
* * *
Они снова встретились через час с небольшим. В клинике на другом конце города.
Нина бродила по коридору и, завидев его, так стремительно бросилась навстречу, что у него невольно сердце заколотилось.
Но она просто переживала о сыне, не более того.
— Лёшку уже повели в кабинет. Мы останемся тут как минимум на сутки. В палате есть место для посещающих. У них тут всё… с комфортом устроено. Не хуже, чем у Егора, — она заглянула ему в глаза, выискивая ответ. — А что… там? Паника?
Алекс мотнул головой:
— Что там, уже не твоя забота. Отходят от шока. Егор пока не появился, но я тут же узнаю, когда ему доложат.
Светлые глаза заблестели от новой тревоги:
— Он же ничего нам не сделает? Он же никак не сможет нам помешать?
Ему хотелось отбросить все эти формальности и просто обнять её. Успокоить и пообещать, что пока он рядом, её и Алексея никто и пальцем не тронет.
Но он понятия не имел, как она отреагирует на подобную вольность. Поэтому прибегнул исключительно к силе слова:
— А что он может сделать? Ты ведь никаких дополнительных бумаг не подписывала?
— Нет, — шепнула она, качнув головой.
— Значит, имеешь полное право забрать сына, когда пожелаешь. У клиники нет никаких оснований удерживать пациента силой. А утренним манёвром мы просто избавили себя от лишних проволочек. На черта нам эта возня? Для нас это сейчас пустая бумажная волокита.
Она судорожно вздохнула, отводя взгляд:
— Но возня всё-таки будет. Сейчас Егор оправится, отыщет нас… Я даже, представь себе, телефон отключила. И включать боюсь. Как только выйдет на связь, наверняка попытается мне дозвониться.
— Не волнуйся, — он всё же не удержался и легонько сжал её плечо. — Я оставил ему сообщение у секретарши. Более того, я приехал только, чтобы удостовериться, что тут всё под контролем.
Она подняла на него испуганные глаза:
— Ты… уезжаешь?
И от того, сколько страха звучало в её срывавшемся голосе, всё внутри нестерпимо заныло. Он мог сколько угодно притворяться и говорить себе, что переживёт её молчаливый отказ, но сердце, колотившееся о рёбра, знало всю правду.
Да, может, и переживёт.
Но будет страдать.
И никуда уже от этой правды не деться.
— Нам с Егором нужно поговорить. Расставить все точки над «i». В том числе для того, чтобы ты бросила переживать и освободилась наконец от пагубной иллюзии, внушённой тебе собственным мужем, — он заставил себя отпустить её плечо. — Ты от него не зависишь. Ни ты, ни твой сын. У него нет над вами никакой власти. И
