показал то, что он слабый и не представляет никакой опасности.
Такой мужчина действительно будет как ещё один ребёнок для женщины, но зато его можно контролировать, и он побоится пойти налево. В паре доминирующей стороной буду я.
Я буду диктовать правила, а не мужчина.
Я ведь именно этого и хочу?
— Мужчина должен отстаивать свою женщину, — лицо Романа вновь кривится в ухмылке. — А твой Вовочка чуть в штаны не наложил. Такого мужчину ты хочешь себе?
— Не твоё дело, какого мужчину я хочу себе, — мой ответ дрожит злостью и обидой. — Ты мне никто.
— Нет! — гаркает он, и, кажется, люстра над его головой дрожит. — Это моё дело! Если ты построишь жизнь с каким-то мужчиной, я должен знать, что он защитит тебя, моих дочерей! А Вовочка при первой угрозе сбежит, — Роман разводит руки в стороны и вновь делает ко мне шаг, сокращая дистанцию между нами.
— Хватит! — я повышаю голос. — Хватит, Рома! Я его привела сюда не для того, чтобы выйти за него замуж, — хмыкаю, делаю паузу и с тихим ехидством продолжаю, — Я привела его для того, чтобы… — высокомерно цыкаю, — трахнуть.
Лицо и шея Романа бледнеет, а после идут красными пятнами. Его глаза — два осколка чёрной бездны, из которой вот-вот вырвутся жестокие демоны, которые не оставять от меня ни клочка. Сожрут, уничтожат и сотрут в порошок.
Вот какой на самом деле мой Ромочка.
— Да, — подтверждаю я провокацию и иду на большой риск. — Да, Рома, я привела его, чтобы с ним провести ночь, чтобы он проснулся в моей кровати, чтобы кончить!
Я тоже делаю шаг к Роману, который молчит и смотрит на меня исподлобья, сжимая кулаки.
— И для секса совсем неважно, какой он. Неважно, кто он — маменькин сынок или профессор. Главное, чтобы он... — я с наигранной кокетливостью улыбаюсь, — губами, языком...
— Заткнись! — рычит Роман, перебивая меня. — Заткнись, Лера!
— А тебе что? — мои губы растягиваются шире, обнажая зубы в улыбке женского превосходства. — Рома, тебе какое дело? Я ведь для тебя умирающая старуха.
У Романа дёргается верхняя губа и вздрагивают крылья носа. Он походит на хищника, у которого вот-вот лопнет цепь на шее, и он бросится на жертву с клыками и когтями.
Пусть так. Это лучше, чем то, что мы сидели по разным углам и играли в игру равнодушия, в которой я медленно умирала и теряла связь с реальностью..
Сейчас я злая и живая. Я чувствую, как громко бьётся моё сердце, как кровь бежит по венам, разгоняя по телу ярость и обиду. И как болят глаза от слёз, что я сдерживаю в себе.
— Для тебя, — мой голос тихий и ехидный, — я умирающая старуха, а для другого мужчины я могу побыть и шлюхой, — хмыкаю, не спуская глаз с красного Романа, который выдыхает через нос шумно и прерывисто.
— Может быть, мне надоело, — коротко смеюсь, — быть приличной женщиной. Может быть, я раскрою в себе новые таланты. Делаю паузу и продолжаю с игривой интонацией, — но уже с другим.
— Лера, — глухо и хрипло отзывается Роман, — прекрати немедленно.
Что он сделает? Задушит?
Пусть душит. Пусть моя смерть от его рук станет нашей последней близостью.
Да, вероятно, я сошла с ума, но я сейчас не стыжусь правды, которая жрала меня изнутри мелкими голодными термитами.
Правда в том, что я ещё люблю Романа.
Эта любовь за все наше времен порознь не стала тише, не стала тоньше. Она все такая же сильная, пульсирующая, густая и надрывная.
Будь у меня побольше смелости и безумия, я бы выкрала его у наших дочерей, Ивы, его братков. Связала, спрятала бы в погребе на даче и каждый день навещала бы его.
— Я больше не твоя жена, — перехожу на шепот. — Я больше не принадлежу тебе как женщина. И у меня будет другой мужчина.
Сглатываю и решаю усилить свою угрозу:
— А, может, даже несколько…
— Вот же шлюха! — из глубин груди Романа поднимается какой-то животный клёкот, и он с шальными глазами бросается в мою сторону.
Похоже, в меня вселился демон, потому что я широко размахиваюсь, и когда Рома оказывается рядом со мной, я бью торцом книги его в лицо со всей дури и со всей злостью, что накопилась у меня в душе за все эти месяцы.
Его аж ведёт в сторону от моей ярости, и я добавляю ещё один удар, но потом отскакиваю и перехватываю книгу поудобнее:
— Не подходи!
Я в нашей семейной жизни не смела и голоса на Романа повысить, а после развода оказалось, что я агрессивная и громкая истеричка, которая может и с балкона столкнуть.
Роман, растерянный и даже шокированный, не сразу понимает, что произошло. Он прижимает ладонь к правой части лица, переводит на меня ошалевший взгляд, шевелит и массирует челюсть.
— Какого хуя, Лера? — рычит.
— Шлюха? — громко и ехидно спрашиваю я, а потом соглашаюсь с оскорблениями Романа и ухмыляюсь ещё шире. — А может быть, и шлюха. Откуда мне знать, кто я на самом деле?
Делаю несколько шагов влево, а Роман следит за каждым моим движением, как напряженный хищник перед прыжком на жертву.
Понимаю, что при новой его вспышке у меня не выйдет его притормозить ударом книги. Он просто вырвет её и выкинет в сторону.
— Может быть, и шлюха, — повторяю я. — Я вышла за тебя замуж девственницей.
Смеюсь и развожу руки в стороны:
— У меня был только ты и мир мой крутился только вокруг тебя. И это ты диктовал мне, кем я должна быть. Не словами, не приказами, но я подстраивалась под тебя и твои ожидания!
Мой голос мягкий, но под этой мягкостью растекается горький яд:
— Скромная и милая домохозяйка, которая надевает юбки всегда по колено или даже ниже, каблуки не выше пяти сантиметров, ведь это слишком вызывающе!
Роман вновь делает ко мне шаг, но я вскидываю в его сторону книгу и рявкаю:
— Нет, нет, Рома! Ты меня выслушаешь! — я кричу и не стесняюсь. Мне все равно на соседей. — Раз пришел, то раскрывай
