Идея Ло о «веселье» на самом деле была просто настоящей пыткой.
Не было другого способа выразить это.
Она была одной из самых милых, самых щедрых, самых потрясающих женщин, которых я когда-либо встречала.
Но, как бы то ни было, когда она надела свои штаны леди-босса, да, она была похожа на фашистского диктатора, пытающегося обучить армию, чтобы настигнуть своих врагов.
Я узнала об этом примерно через семь дней после того, как переехала в Хейлшторм. В то утро Эшли сняла мне швы, заявив: — У тебя будут шрамы, как у сучки, но ты вся зажила.
Когда Ло узнала об этом, она появилась в дверях медицинской палаты, которую я очень, очень медленно начал воспринимать как дом. Просто все это было так ново. Я не привыкла к шуму, игрушкам и звукам маленьких детей, которым снятся кошмары. На самом деле я просто вообще не привыкла к детям. Я никогда по-настоящему не была рядом с ними.
Тем не менее, Мэйз и Саммер всегда были рядом, прогоняя детей по другим делам, когда они думали, что слишком долго приставали ко мне, и я следила за тем, чтобы приносить еду, напитки и все остальное, что может понадобиться детям.
Я действительно начинала получать от этого удовольствие.
Нет ничего лучше, чем сидеть с детьми и строить город Lego, или раскрашивать картинки, или слушать, как они рассказывают свои уникальные длинные, бессвязные истории, которые часто, казалось, не имели четкого конца.
— О-о-о, — сказала Саммер, держась за живот и улыбаясь. — Я узнаю инструктора Ло, когда вижу ее. — Затем она повернулась ко мне и сочувственно улыбнулась. — Мне жаль сообщать тебе, что в течение следующих нескольких дней, опускаясь на унитаз или кровать, ты заставишь каждую мышцу своего тела кричать от боли. То есть, когда у тебя будет полная мышечная недостаточность и у тебя ноги откажут под тобой и заставят тебя рухнуть на унитаз или кровать, как-то так.
— Я бы сказала ей, чтобы она не пугала тебя, — добавила Мейз, пожав плечами, — но на самом деле она просто готовит тебя к неизбежному. Ты станешь остро осознавать, сколько мышц у тебя в теле и как сильно они могут болеть. Получай удовольствие!
Да, они не ошиблись.
Я подумала, что после того, как Ло научила меня работать ногами, уклоняться от ударов и тому подобному, я поняла, во что ввязываюсь.
Я ошиблась.
Я была совершенно и абсолютно неправа.
Потому что Ло, сама выучив за эти годы разнообразный набор боевых стилей, надрала мне задницу от бразильского джиу-джитсу до строевой подготовки, которой обучают морских пехотинцев США. И когда это поставило меня на колени, она добила меня Крав-магой.
Большую часть недели я была бескостной массой плоти.
Но даже боль и усталость не были оправданием для того, чтобы пропустить тренировку. Ни на один день. Так что меня вытащили из постели, и меня колотили день за днем, день за днем.
И я ненавидела это.
Но в то же время нет.
Это было больно и тяжело, и я лажала в миллион раз больше, чем преуспевала.
— Поражение — это самая важная часть, — сказала мне Ло, убирая волосы с лица. — Поражение позволяет тебе увидеть, где ты облажалась, чтобы ты могла научиться изменять это поведение, чтобы никто не мог использовать его против тебя.
Ло была хорошим тренером.
Она была упрямой и деловой, полагая, что я обязана бороться с этим, пока меня не стошнит или я не потеряю сознание.
Что я и делала. Меня рвало. На самом деле несколько раз.
Но тогда мне нужно было сразу же вернуться и начать снова.
— Твое тело привыкнет к боли, и твой порог возрастет. Так что перестань гундеть на меня и дерись.
Но потом она держала меня за волосы, пока меня рвало, и готовила мне «восстановительный» ужин с большим количеством белка и углеводов, и мы сидели, разговаривали и обсуждали, что сработало и не сработало для нас на тренировках в тот день.
Я стала жестче.
Чуть сильнее.
И, наблюдая, как растут некоторые мои мышцы, я поняла, что меняется не только мое тело, но и мое мышление.
Я не была так напугана, не была так склонна съежиться, прикусить язык, попытаться отпрянуть и спрятаться. Я узнала, что боевые искусства хороши не только потому, что вы можете защитить себя, но и потому, что они принесли с собой уверенность, которой я не знала, что могу обладать.
— Осторожно, Рэмбо идет, — сказала Мейз, когда я вернулась с трехчасовой тренировки где-то в конце моей второй недели там. Мне было жарко, мое лицо так раскраснелось, что стало свекольно-красным, а тело так вспотело, что я была почти уверена, что не было ни дюйма во мне, на котором не прилипала бы моя одежда. Но мне было хорошо. Живая. Готовая. Сильная. — Боже, я скучаю по этому, — сказала Мейз, качая головой. Она посмотрела на свой живот. — Тебе лучше не быть капризным ребенком, потому что мама сразу же вернется к тренировкам по спаррингу, как только я тебя вытолкну.
— Мне тоже этого не хватает, — кивнула Саммер. — Конечно, я никогда не достигала того уровня, на котором находитесь вы, ребята. Но после этого я всегда чувствовала себя очень уверенно. И это отличная тренировка. И, — добавила она, улыбка стала немного злой. — Все эти эндорфины заставляют тебя хотеть прыгнуть на кости своего мужчины.
Я улыбнулась, мало что зная об этом, так как не видела Дюка. Он писал то здесь, то там, и, без сомнения, всегда делал это во время тренировок. В это время Ло давала мне секунду, чтобы отправить сообщение и попить, прежде чем мы возвращались к ней.
Но он не приходил.
Он сказал, что сделает это, но не сделал.
И я очень старалась не быть угрюмым ребенком из-за этого факта.
Но это было трудно, когда я видела, как приезжают Рейн и Репо.
Честно говоря, они приходили посмотреть, как их женщины справляются с утренней тошнотой, поиграть с детьми, почитать им сказки на ночь и уложить их спать.
Тем не менее, я завидовала.
Я ненавидела быть завистливой.
— Хорошо, я пойду в душ. Ребята, — обратилась я к детям, которые уделяли мне разное количество безраздельного и разделенного внимания. — Кому-нибудь нужно пописать, потому что я бы предпочла хоть раз принять душ в одиночестве.
Действительно, в какой-то момент кто-то обязательно стучал в дверь. Не имело значения, спрашивала ли я их, нужно ли им пописать или нет. Я решила, что это хороший урок на случай, если у меня когда-нибудь будут собственные дети; не было такой вещи, как уединение.
— Сет… — подсказала я, поскольку он был самым маленьким и самым большим хулиганом. Мне еще предстояло принять душ, чтобы он не ворвался в комнату, не сделал свое дело, а затем громко хлопнул по сиденью унитаза, заставив меня подпрыгнуть. Но я не могла жаловаться, потому что, по крайней мере, он опустил сиденье.
— Нет, — сказал он, не потрудившись оторвать взгляд от головоломки, над которой работал, его нижняя губа застряла в зубах от сосредоточенности.
— Я только что пописала, — сказала Саммер, и покачала головой. — Но я ничего не могу обещать. Этот думает, что мой мочевой пузырь — это батут.
— Хорошо, — сказала я, смеясь, когда схватила стопку своей чистой одежды, которую Ло была достаточно любезна, чтобы забрать во время одного из своих визитов в комплекс под видом проверки, когда, на самом деле, мы все знали, что она собирается встретиться со своим мужчиной. — Я оставлю ее незапертой, — сказала я, входя в ванную и закрывая дверь.
Я сняла одежду, странно довольная потом, грязью и небольшим пятном крови от того единственного раза, когда я победила Ло. Это было не то чувство, на которое я раньше считала себя способной.
Но я гордилась своей развитой выдержкой.
Моя бабушка даже заметила это.
Я чувствовала, что она тоже очень гордится мной. За то, что я развиваюсь, рискую и чаще вылезаю из своей скорлупы.
Она часто спрашивала о Дюке, и я просто сказала, что он занят работой. Это не было неправдой. Она, будучи из поколения, которое предпочитало мужчин, которые были преданными кормильцами, любила его за это еще больше.
