– Восемь, – выдыхает он в итоге.
Восемь… Так мало… И там много нужно было понимать. Понимал ли?
– Что с тобой случилось?
– Врождённый порок сердца. Всё детство в больницах – такая себе жизнь.
– Поэтому сейчас ты уходишь в отрыв? Во все тяжкие? Но… Ник, это же… это же опасно.
Никлаус отталкивает от себя мою руку и садиться:
– Тебя-то, Новенькая, мне как раз и не хватало в роли нравоучителя.
– Но…
– У меня всё под контролем, ясно?
– Ясно, – говорю я сквозь зубы и тоже сажусь.
Наблюдаю, как Ник достаёт из пачки сигарету, вставляет её в зубы и подносит к ней зажигалку. Но я не позволяю ему её прикурить – выхватываю из его зубов эту гадость и кидаю в траву. Подальше.
Никлаус склоняет голову в бок и сужает на меня глаза. Я жму плечами. Он снова достаёт сигарету, и я вновь её выкидываю. Ник начинает улыбаться, вынимая третью, и я решаю, что нужны кардинальные меры. Так будет проще, чем опустошать по одной целую пачку сигарет. Я отбираю у него зажигалку и тут же запускаю её по воздуху.
– Ты охренела? – тут же темнеет его взгляд.
Он собирается подняться на ноги, чтобы отправится на поиски зажигалки, но я наваливаюсь боком на его бёдра и равнодушно замечаю:
– Давай, признай, что ты настолько слабый, что позволил этой отраве себя подчинить.
– На «слабо» меня вздумала брать? – усмехается он.
Я снова жму плечами и переворачиваюсь на спину, оставляя голову на его бёдрах. Улыбнувшись, предлагаю:
– Давай просто поболтаем? Вчера я узнала, что ты занимался вольной борьбой. Это правда?
Никлаус заметно напрягается и откладывает пачку с сигаретами на асфальт:
– Правда. Кто тебе сказал? Неужели сам Оливер?
– То есть это большая тайна? – озадачиваюсь я.
– Нет, просто не думал, что Оливер сам тебе об этом расскажет. Но, очевидно, вы с ним продолжаете промывать мне кости.
– Ты всегда так торопишься с выводами? – отчего-то веселюсь я. – Я узнала об этом от Лу. С Оливером я вчера не общалась. Почему ты бросил?
– Не мой вид спорта.
– И соперничество с братом здесь ни при чём? – осторожно спрашиваю я.
Ник сужает глаза, а затем усмехается:
– Без него у Гросса не получилось бы добиться таких успехов.
– То есть?
– То есть это не мой метод, Новенькая, – жёстко отрезает он.
– О чём ты? – перестаю я понимать что-либо.
– Я не буду рассказывать тебе о том, какой мой братец подлец, чтобы добиться твоего расположения. Это не мой метод.
– Значит… – медленно сажусь я, всматриваясь в лицо Никлауса. – Вы… вы оба не остановились? Я… я всё ещё ваш спор?..
Никлаус смотрит на меня долгим взглядом, а затем обхватывает мои скулы пальцами и подаётся ближе:
– И останешься им, пока один из нас тебя не добьётся.
– Боже… – выдыхаю я поражённо, вырываюсь из его пальцев и подскакиваю на ноги. – Вы… ты… Идите вы к чёрту!
Я срываюсь с места в ту сторону, из которой пришла, но меня тормозит насмешливая реплика Ника:
– Ещё скажи, что тебе это не нравится, Новенькая.
– Не нравится! – резко разворачиваюсь я к нему. И я… я ему не нравлюсь. Боже, я была дурой, если думала иначе!
Никлаус легко поднимается на ноги и вздергивает брови, направляясь ко мне:
– Не нравится популярность? Не нравится, что Оливер растекается лужицей перед тобой? Не нравится, что я устраиваю взрыв ради тебя, удаляю статью, помогаю купить желанную машину? С нами твоя жизнь стала значительно легче, разве нет?
– Боже, нет! Вы всё только усложняете! Особенно ты, чертов мерзавец!
– Бедненькая и несчастная Ан-ни, не может выбрать из лучшего и лучшего, – насмехается он.
– Я не выбираю! – кричу я. – Я просто живу! Я думала… Неважно!
Глаза печёт, а в горле собирается ком, и, чтобы не расплакаться перед Ним, я снова разворачиваюсь и быстро направляюсь к тропинке. Это невыносимо! Он невыносим! Ненавижу Его за то, что он делает со мной!
– Что ты думала? – раздаётся сзади, Никлаус хватает меня за руку и толкает мою спину к стенке строения, мимо которого я шла. – Что, Ан-ни?
– Что хотя бы нравлюсь тебе, придурок! – выплёвываю я ему в лицо. – Но, очевидно, соперничество с братом сидит в твоём мозгу, словно опухоль, и отравляет жизнь не только тебе, но и всем вокруг! Да ты и сам, словно эта опухоль!
– Сомневаешься, что нравишься мне? – рычит он, прожигая меня напряжённым взглядом. – Хочешь доказательств своей привлекательности, словно сама не понимаешь насколько хороша? Уверен, ты упиваешься знанием, что чертовски красива.
– Ты так говоришь, только потому что совершенно меня не знаешь! – цежу я.
– И кто же в этом виноват, а, Ан-ни? – пожирает его взгляд мои губы.
Мне не хватает дыхания, но я хочу ответить на его вопрос:
– Ты! Ведёшь себя, как…
– Да заткнись ты уже, – выдыхает он и набрасывается на мои губы своими.
Сердце ухает вниз, подкашивая ноги, но Ник обхватывает меня крепче и углубляет поцелуй. Его дыхание обжигает горло, кружит голову, лишает возможности думать и сопротивляться. Но я должна. Должна прекратить эту сладостную муку, потому что она причиняет боль. Тем, что хочется больше. Тем, что хочется по-настоящему. Искренне. Без притворства.
Не из-за дурацкого спора.
Только не из-за него.
Я пытаюсь отстраниться, но Никлаус не позволяет, он сильнее прижимает мою спину к стене, и целует меня так, словно это всё, чего он когда-либо желал. Я не могу. У меня нет сил сопротивляться его напору. Потому что я хочу, безумно хочу, чтобы Его единственным желанием было целовать меня.
Но это всё не по-настоящему.
Никлаус вдруг напрягается, резко отстраняется и спрашивает:
– Ты… ты плачешь?
Игнорирую его вопрос и хрипло задаю свои:
– Ты закончил? Я могу идти?
– Чёрт,
