И морщинка между бровей. И родинка на виске, скрытая волосами и видная, если пряди заправлять за уши. Она для меня совершенство. Картина гениального художника, который точно знал, куда и как мазки накладывать, штрихи прорисовывать.
– Варь, я не пошутил, – целую её пальчики. – Это не шутка, Варь. Выходи да меня замуж.
– Вот так сразу? – смущённо смеётся она и пытается забрать свою руку, но я ей не даю это сделать.
– Да. Думаешь, это блажь? Завтра я передумаю?
– Не знаю, – вздыхая, отбирает таки руку и идёт к плите. Ополаскивает чайничек кипятком. Достаёт заварку. Она и двигается, как надо. Каждое её движение для меня – танец. Понятная и близкая мне пантомима.
– Почему? – тупой вопрос, но я хочу, чтобы Варя проговорила вслух свои сомнения. – Я недостаточно хорош для тебя? Слишком буйный, да? Легкомысленный?
Кажется, горечь так и рвётся с языка, и я прикусываю его с досадой. Старые комплексы лезут из меня, как тараканы.
– Всё как раз наоборот, – она смотрит на меня с грустью. – Я не очень вписываюсь в твою жизнь. Как верх и низ. Слишком большая разница и чересчур толстые границы.
– Иди сюда. Будем сближать расстояние и стирать границы, – я протягиваю к ней руки, Варежка послушно шагает в мои объятия, но продолжает бормотать:
– Давай не будем спешить, ладно? Это всё гормоны, всплеск. Потом ты очнёшься и будешь жалеть.
Я тычусь носом ей в живот. Целую через халатик. Глупая. Я не передумаю. Это решается не на всплеске эмоций. Это вызрело во мне ещё до того, как мы сплелись в объятиях. Но если ей так проще, я могу и промолчать. Пусть у неё будет время подумать. А пока оно тикает, я сумею тысячу раз и доказать, и убедить её, что она ошибается.
Варя ерошит мои волосы. Приятные искры рассыпаются мурашками по телу. Как хорошо. Замереть бы так надолго. Но по штанам, как скалолаз, рвётся вверх Карамелька.
– Присвоим ей звание альпинистки? – морщусь я, когда острые коготки впиваются в кожу. Я беру ей на руки, но любопытному котёнку не сидится. Она продолжает свой путь и успокаивается, как только садится мне на плечо.
– Нет, – смеётся Варя, – мы назовём её попугаем.
– А я капитан Сильвер. Кто будет кричать «Пиастры!»? Карамелька у нас вообще немая. Даже не мяукает.
– Она деликатная.
Варя наклоняется пощекотать котёнка, и я ловлю её губы.
– Чай остынет, – выворачивается она из моих рук и разливает напиток по чашкам. Достаёт бабушкины пирожки. – На подножном корме сегодня.
– Плевать, – с лёгкостью соглашаюсь я. – Предлагаю устроить затылочные посиделки.
– Это как? – у Вари в глазах интерес. Хоть чем-то я могу её развлечь и увлечь.
– Это просто. И очень удобно. Я беру чашки, ты – пирожки. И идём в комнату.
– Ну, давай попробуем, – вдохновляется Варежка.
– Всё очень просто, – объясняю я правила «игры». – Мы садимся на пол. Спиной друг к другу. Пьём чай, уплетаем пирожки и разговариваем. Так проще. Когда не видишь собеседника, а чувствуешь только его спину и затылок, можно говорить всё, что угодно. То, что, например, не скажешь в глаза. Или стесняешься.
Мы устраиваемся поудобнее. Варежка доверчиво прижимается ко мне спиной. В штанах стартует ракета, но сейчас моё возбуждение некстати. Я подожду. Поговорить гораздо важнее.
– Начнём? – подбадриваю и делаю первый глоток из чашки.
– Ты первый, – хитрит моя трусишка. Ну, первый так первый. – Ты не будешь против, если на каникулах я заберу Ваньку на несколько часов, и мы нагрянем навестить вас с Карамелькой? Ванька давно клянчит кота или собаку, но Сашка против. А отцу всё равно. Хотя у них уж можно завести животное и не переживать: и уберут, и выгуляют.
– Конечно, не против. Ты не понимаешь: животные иногда мебель портят. Да и вообще. Лишние хлопоты и ответственность. И если уж заводят, то не прислуга должна заботиться. Иначе зачем? А Ванька, мне кажется, не очень ответственный.
– Вот как раз бы учился, – возражаю я.
Мы знакомимся. Узнаём друг друга. За простыми вопросами – целый мир. Варежка увлекается. Я представляю, как румянец нежно окрасил её щёки. Она не болтушка, но сейчас тараторит, выплёскивая воспоминания детства. Мы даже не перебиваем друг друга, а следуем по какому-то ритму, заданному изнутри. По очереди, включаясь, продолжая мысли, подхватывая темы. Я жалуюсь ей на танцы и музыку – занятия, которые пыталась впихнуть в меня моя бабася. Она рассказывает, как начинала и бросала ходить на разные кружки и секции.
– Вышивание, плавание, всякие виды творчества. Мне становилось скучно. Только музыка осталась со мной надолго, и то лишь потому, что бабушка сумела найти преподавателя. Я, наверное, непостоянная. Постоянно что-то ищу, пробую, экспериментирую. Всё время хочется попробовать и то, и это, и ничто не увлекает по-настоящему.
– Просто это не твоё, – как мне понятны её метания! Но у меня есть цель. Я не зря задумал эти посиделки. Есть нечто, что грызёт меня и не даёт покоя. Собираюсь с духом и наконец спрашиваю: – Вот ты говорила, что у тебя размеренная скучная жизнь. А может, случалось что-то, что выбивалось из общей картины. Какое-то помешательство. Событие, не вписывающееся в логику. Когда ты поступала спонтанно и не думая.
– А знаешь, было, – откровенничает она после паузы. – Пообещай, что не будешь смеяться.
– Не буду, – пытаюсь сказать это очень серьёзно.
– Совсем недавно. Тут Витюша ушёл. Я в раздрае. И Нинка пристала: пойдём да пойдём в клуб. И я повелась.
Я сижу, замерев. Сердце клокочет так, что, наверное, и ей спиной его слышно. Вот оно. Даже подталкивать не пришлось. Молчу, боясь сбить её с мысли.
– Она меня взбодрила, и я шла туда с мыслью, что найду своего капитана Грея, – смущённо признаётся Варя.
– И нашла? – не выдерживаю. Кажется, сейчас у меня пот по виску потечёт.
– Ну, глупости, конечно. Но со мной там случилось кое-что. Я в коридоре упала. Точнее, он на меня свалился. Парень какой-то. И поцеловал меня. И не знаю, что на меня нашло – я ему ответила. Сбежала, конечно, потом. Но подумала тогда,
