основная причина. Давай попробуем ситуацию перевернуть на сто восемьдесят градусов. Тебе сейчас предлагают бесплатно поехать в самый крутой мединститут за границу на два года. Ты откажешься? Любовь-морковь будет важнее?
Я застыла с глупо открытым ртом. Почему-то такой расклад мне в голову не приходил. Я не могла представить себя на Севкином месте — поэтому и не представляла.
— Мне никто не предложит! — ответ был, конечно, глупым, но ничего другого я сказать не могла.
— А если бы предложили? Маш, вот честно, я почти уверена, что ты тоже не отказалась бы. Ты ведь с детства хотела стать врачом, так? И не просто каким-то участковым терапевтом, думаю, у тебя амбиции покруче. Судя по тому, как ты впахиваешь. И Севка такой же. Просто ты перфекционистка, а он пофигист и тянет только то, что ему реально нужно и интересно. Я понимаю, что для отношений два года, да еще в вашем возрасте, — очень серьезное испытание. Но для его будущей карьеры это действительно большой плюс. Или ты хочешь, чтобы он по объявлениям компы чинил? Вот скажи, Маша, только честно, ты сейчас пенишься потому, что он уедет, а ты останешься, или потому, что он не сказал сразу и принял решение сам?
А она умела формулировать вопросы! Это было как раз то, о чем я спрашивала себя. И не могла ответить.
— Не знаю, Рит, — я старательно размазывала по стенкам чашки кофейную гущу и разглядывала разводы, как будто искала в них ответ. — Если бы он сказал сразу… наверно, мы поссорились бы еще тогда. Я бы все равно завелась. Нашла бы к чему прицепиться. Потому что правда боюсь. Знаешь, я смеялась над Криськой, а сама, наверно, такая же. Боюсь, что разлюбит, боюсь, что забудет. С глаз долой — из сердца вон, так? Там другая жизнь, другие люди. Все другое.
Марго встала, обошла стол, положила руки мне на плечи.
— Маша, я не буду говорить всякие оптимистические благоглупости о том, что любовь преодолевает все. Любовь — да. Преодолевает. Если она любовь. А что у вас — никто не знает. Почему из первой влюбленности редко получается что-то путное? Потому что в этом возрасте никто толком не представляет, чего хочет. Люди взрослеют, меняются. Взгляды меняются, вкусы, интересы — все. Хорошо, если эти изменения синхронно идут, в одну сторону, в одном направлении. Тогда и чувства тоже меняются — становятся только крепче.
— Не знаю, — вздохнула я обреченно. — Мне казалось, что у нас… не так, как у других. Как-то иначе. По-особенному.
— Машенька, никто никогда не думает, что у него чувства, как у других. У всех любовь особенная, уникальная, единственная и неповторимая, достойная пера Шекспира. В чем-то это правда, потому что одинаковых людей нет, а если по большому счету, то все повторяется миллионы раз. Одни и те же сюжеты с незначительными нюансами.
— Ты говоришь прямо как взрослая тетя.
— Все относительно, Маша. Для моей мамы я еще глупый ребенок. А по сравнению с тобой… да, я взрослая тетя. Ну почти взрослая. У меня на шесть лет больше опыта. Это, знаешь, как самолет высоту набирает, а потом выходит на эшелон и идет в нем. Ты еще только начинаешь набирать, а я уже сравнительно высоко. Но эта разница скоро… — тут она усмехнулась, — как Кеша сказал, нивелируется. Я сейчас скажу одну вещь, которая тебе не понравится. Может, ты даже обидишься. Но, знаешь, хорошо, что Севка уедет.
— Спасибо, Рита! Ну просто очень хорошо! Замечательно!
Я не то чтобы обиделась, но слышать это было не слишком приятно.
— Банально, но разлука для любви действительно как ветер для огня. Сильный раздует, слабый погасит. Может быть, через год ты двадцать раз перекрестишься и порадуешься, что он уехал. Что вы не поженились, не родили ребенка. Порадуешься, что его больше нет в твоей жизни. А может, наоборот, поймешь, что он — именно тот, кто тебе нужен. Навсегда. Один-единственный.
— А что, если я пойму, что он единственный, а он — что я как раз наоборот, не единственная? — не выдержав, я все-таки расплакалась. — Мне от одной мысли об этом плохо делается. Я вообще не знаю, как без него жить. Злюсь на него, иногда кажется, что просто ненавижу, а все равно люблю. Вот сейчас он неделю уже у Жени живет, а я не знаю, чем заняться, чем отвлечься. Все из рук валится. Не выдержала, позвонила. Думала, помиримся, а разругались еще сильнее. Он заводится, я тоже…
— Маша, — она обняла меня и покачивала, как младенца, — он и рядом с тобой может понять, что вовсе не ты его единственная. Поверь, самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать — отпустить его. Попытаешься удержать — убьешь все на фиг. Если он решил — все равно уедет. И все будет зависеть от того, как вы расстанетесь. Захочет ли он вернуться к тебе или нет. Пообещай мне, что постараешься с ним помириться.
— Да, — судорожно всхлипывая, я уткнулась в ее плечо. — Хорошо. Постараюсь…
Сева
— Не обижайся, Сева, она девочка, конечно, хорошая, но… — Женя многозначительно замолчала, поставив передо мной тарелку борща.
— Что «но»? — я заранее начал заводиться. — Не для меня?
— Может, и для тебя. Но слишком рано.
— Жень, не начинай, — я закатил глаза так, что они ушли куда-то в череп. — У вас вечно: рано, нельзя, опасно. Вполне по закону пожениться можем. У Виктюха вон ребенок уже.
— Виктюх твой год назад с тараканами игрался, я помню. Чего хорошего-то? Вы еще маленькие и глупые.
— Ну да, ну да, — я попытался поставить в тарелке ложку торчком, но она упала, набрызгав на стол. — А все взрослые по определению умные.
— Нет, — налив себе, Женя села напротив. — Как сказал Эдгар По, большинство людей идиоты. И он был прав. Просто у взрослых идиотов больше жизненного опыта, и они умеют им пользоваться. Но это не точно. И не всегда. Если ты уедешь, ваши отношения закончатся. Если не уедешь, они закончатся еще быстрее, потому что ты будешь винить ее в крахе будущей карьеры. Как только поругаетесь из-за брошенных носков или непомытой посуды, так и будешь. Пока не разбежитесь.
— Фигась ты Ванга!
— Я взрослая идиотка с
