Когда его рука перебирает мои волосы, наклоняя мое тело так, как он хочет, чтобы я почувствовала его глубже, он бьет по нуждающейся боли внутри меня, и я кричу.
— Черт. Тебе больно? — спрашивает он сквозь стиснутые челюсти, не в силах полностью прекратить движения.
Я качаю головой.
— Продолжай… это приятно. — Он шепчет грубое ругательство, прежде чем приподняться и посмотреть на меня сверху вниз.
— Хорошая девочка. — Обхватив меня за поясницу, он прижимает меня к себе. — Потому что я собираюсь уничтожить эту киску.
От грубого тембра его голоса по моей разгоряченной коже пробегает дрожь, и я обхватываю его за плечи, пока он несет меня из ванной в свою спальню. Исчез тот осторожный мужчина, который слишком бережно обращался с моим телом, когда он опускал меня на одеяло, глядя на меня сверху вниз, как зверь, собирающийся изувечить свою пищу.
Не забывая о своем плече, я приподнимаюсь на локтях, чтобы принять его, твердого и эрегированного, с его глазами, горящими адским огнем, на кончике его члена еще течет моя кровь.
Я сглатываю от этого зрелища.
— Ты собираешься смыть? — Он смотрит вниз, а затем встречает мой взгляд со злобным голодом.
— Я хочу, чтобы каждая частичка тебя окрасила меня.
Он нависает надо мной, как криминальный авторитет, жаждущий завоеваний, как монстр, выпущенный из недр ада, чтобы принести проклятие. Он сжимает мое горло хваткой, предназначенной для доминирования, и целует меня так, словно его мучает голод, и наказание — единственный способ утолить этот голод.
Мы избиты, в синяках и ранах, но вся боль забыта, когда плотская похоть и потребность разгораются в наших венах, сближая нас.
Он сжимает мое горло, двигаясь вниз по телу, и захватывает зубами сосок. Легкое пощипывание пронзает самую нуждающуюся, пустую часть меня, и я выгибаю бедра, требуя, чтобы он заполнил меня.
Он стонет и, словно я ничего не вешу, переворачивает меня и прижимает мою задницу к себе. Он отступает назад настолько, чтобы провести рукой по моей щеке, а затем прикусывает нежную плоть, вызывая у меня горловой крик.
— Хватайся за изголовье, — приказывает он.
Мое тело возбуждается, я протягиваю руку и хватаюсь за дуб, острый край которого приятно вгрызается в мою плоть. Затем я чувствую, как его член прижимается ко мне, и это все, что нужно, чтобы отправить меня за грань, и я чувствую, что мочу бедра.
Он врывается в меня, жестко и неумолимо, не сдерживаясь. Его рука обхватывает мою шею и сжимает горло в удушающем захвате, а мое тело выгибается в развратной позе, чтобы обеспечить ему наилучший угол. Это грязно, грубо. Девственно. И все мое тело воспламеняется, как бензин в огне, от его жестоких прикосновений.
Другая его рука обвивает мой таз, пальцы искусно нащупывают пучок нервов, которые и так уже слишком возбуждены, и, когда он теребит клитор, я едва не разрываюсь.
— Это мое, — заявляет он, его голос звучит хрипловато. — Скажи это. Скажи мне, кому принадлежит эта киска.
Я задыхаюсь от стона, сжимающего мое горло, который усиливается от отчаянного желания достичь кульминации.
— Твоя, — отвечаю я, напрягая голос. — Я принадлежу тебе.
Он впивается в меня со злобной жаждой, словно если он не возьмет каждую частичку меня, я исчезну.
— Моя, — рычит он, проникая в меня так сильно и глубоко, что я чувствую, как он шлепает меня по пояснице.
Его толчки усиливаются, звук его темных стонов так сексуален, что закручивается у меня в животе, растекается по спине и в глубине души… пока он не щиплет меня за клитор, и я не ломаюсь.
— Вот так, Кайлин Биг, — говорит он, трахая меня сильнее, — кончи для меня. Намочи мой гребаный член.
Он удерживает мое горло, пока мое тело напрягается, а затем ослабляет хватку, посылая эйфорический прилив по всему моему телу. Моя кожа шипит, паутина удовольствия закручивается вокруг меня, освещая мое тело, как провод под напряжением.
Когда я кончаю, я чувствую, как он становится все тверже, его толчки отчаянно бьются о мою задницу, пока он не входит так глубоко и не задерживается там, испуская поток проклятий, когда его горячее дыхание касается моей кожи. Он высвобождается внутри меня, пульсируя о мои внутренние стенки, посылая новый уровень возбуждения по моим венам.
Его рука обхватывает мою грудь, и он замирает в подвешенном состоянии, пока его настигает последний оргазм, а его сбивчивое дыхание обрушивается на мою спину. Затем он оттаскивает меня от изголовья и прижимает к себе, его грудь и руки прижимают меня к нему.
Наше дыхание начинает замедляться, наши тела синхронно опускаются вниз. Слова не нужны, и я обнимаю его, наслаждаясь его сильным чувством и понимая, что мы принадлежим друг другу.
— Ты сможешь полюбить меня?
Его вопрос пугает меня, и я наконец поворачиваюсь в его объятиях так, что оказываюсь на нем. Ясная голубизна его глаз будоражит мое сердце, такой красивый и уязвимый. Я касаюсь его щеки, проводя большим пальцем по белому шраму на подбородке.
— Расскажи мне об этом шраме, — прошу я.
Он облизывает губы, затем целует мой большой палец.
— Мой брат оставил его мне. — Его глаза прищуриваются от далеких воспоминаний. — Мы поссорились… из-за какой-то ерунды, даже не помню. Но я так сильно ударил его, — смеется он, — что удивил его. Он закончил работу. У меня остался шрам, но впервые он понял, что я уже не ребенок. После этого он угостил меня бурбоном. — Он благоговейно прикасается к шраму. — Одно из лучших воспоминаний о нем.
Я целую его, наслаждаясь его вкусом, ощущением, его пьянящим запахом. Я люблю его жестокость и силу, люблю его свирепую, но нежную красоту и защиту. Я люблю то, как интенсивно он борется за то, во что верит, насколько он благороден, и я люблю то, что он спас меня от бесконечной жизни во лжи и предательстве.
— Я влюблена в тебя, Люциан Кросс, — говорю я, обнимая его за плечи.
— Хорошо, — говорит он, прижимаясь лбом к моему, разделяя мое дыхание. — Потому что я влюбился в тебя так чертовски сильно, что вырвал бы свое сердце, если бы ты попросила меня об этом.
Я отстраняюсь и запускаю пальцы в его волосы, пристально наблюдая за ним.
— Я бы никогда не попросила.
— Но ты знаешь, что я сделаю это. — Он целует меня, ласково, сжигая наши тела в физической клятве.
Глава 20
Любовь и Пепел
Люциан
Через лобовое стекло я смотрю на массивный дом на противоположной стороне улицы. Архитектура в итальянском стиле резко выделяется на фоне индустриального пейзажа Пустоши. Городские огни небоскребов и комплексов усеивают горизонт за усадьбой Карпелла, и здесь удивительно тихо, темнота слишком неподвижна и выдает злобу, укрывшуюся в стенах.
У Карпелла в кармане шеф полиции. Даже если Карлос не участвует в расследовании, есть договоренность. Убийство на свадьбе спишут на то, что член семьи был против брака, или на какую-нибудь чушь, которую сожрут СМИ.
Леви вел допрос полиции в соборе, переадресовывая все вопросы адвокату нашего синдиката. Завтра мне, как и Виолетте, придется прийти туда с адвокатом и сделать заявление. Расследование ничего не даст. Это просто процедура, которая потребует от меня сделать «пожертвование» правоохранительным органам, откуп нужному человеку. Мне скоро позвонят.
Нет, такие вещи решаются внутри преступных синдикатов.
Как правило, после кровавого противостояния между организациями наступает период охлаждения. Проводятся переговоры, согласования, заключаются новые соглашения. Никто не ожидает возмездия так скоро.
Но я — безумец из Ирландского синдиката, и у меня есть репутация, которую нужно поддерживать. Я больше не действую по их законам.
Я создаю свои собственные.
Прежде чем покинуть свой дом в утренние часы перед рассветом, я наблюдал за спящей Виолеттой. Я смотрел, как вздымается и опускается ее грудь. Я смотрел на свое кольцо на ее изящном пальчике. Я изучал швы на ее щеке и плече. Я сдерживал яростный гнев, когда она вздрагивала от боли, когда спала, и все это время пульс бился в моих ушах.
