— Мне не нравится идея, что ты можешь быть с кем-то еще.
Я проглатываю удивление.
— Та же фигня.
— Я сказал Холли, что не один, — признается он. — Чуть ли не сразу.
Мое сердце взмывает ввысь.
— Правда?
— Да.
— Я сказал Сэму в точности то же самое, — сознаюсь и я. — Он попробовал прихватить меня, когда при встрече мы обнялись, но я сразу сказал, что пришел сюда не за этим.
Он сужает глаза. Плавно скользит ко мне, его рука обвивается вокруг моей талии, а потом его теплая ладонь опускается мне на задницу.
— Где именно он тебя трогал? — Джейми стискивает мою ягодицу. — Здесь?
Я хмыкаю.
— Ну.
— Козлина.
Наклонившись, я целую его в кончик носа.
— Но только там, и все. Честное слово.
— Не надо. Я тебе доверяю.
От этого искреннего признания у меня все переворачивается внутри. Он доверяет мне. Блядь, а я-то мудак… Сегодня, когда я представлял его с Холли, то никаким доверием там и не пахло. Ну а тот факт, что у нее есть вагина, только все усугубил. Мне еще никогда не приходилось переживать о том, что парень, побывавший со мной в постели, может бросить меня ради девушки.
С другой стороны, меня никогда и не парило, чем парни, с которыми я переспал, занимаются после. Но с Джейми все по-другому. Меня начинает мутить, когда я представляю, как он от меня уходит. А от мысли, что я конкурирую за него не с одним, а сразу с двумя полами, становится еще хуже.
Вот только мое время с ним почти на исходе. Как только лагерь закончится, каждый из нас пойдет по жизни своей дорогой. Я не шутил, когда говорил Касселю, что, если я хочу добиться успеха в профессиональном клубе, то мне придется держать ширинку застегнутой.
— Но я считаю, нам нужно принять какие-то основные правила, — печально произносит Джейми.
Я сглатываю. У нас с правилами всегда были напряженные отношения.
— Например?
— Пока мы вместе, то больше ни с кем не спим.
Ха. А то меня очень тянет замутить с кем-то еще. Но я согласно киваю, потому что мне важно знать, что и он ни с кем, кроме меня, спать не намерен.
— Заметано. Что еще?
Он задумчиво выпячивает губы.
— Ну… у меня пока все. Что-то добавишь?
Надо бы, но слова застревают в горле. Я знаю, что должен, но не хочу произносить их вслух. Блядь, я так долго хотел его. Целую вечность. И мысль о расставании меньше, чем через месяц, разрывает меня на части.
И все-таки я отпущу его.
— После лагеря между нами все кончится. — Я молюсь о том, чтобы он не расслышал в моем охрипшем голосе нотку боли. — У нас есть только одно это лето.
Секунду Джейми молчит.
— Да. — В его голосе такая же хрипотца. — Я так и предполагал.
Я не могу определить, что он чувствует. Разочарование? Грусть? Облегчение? Его лицо ничего не выражает, но я принимаю решение не вытягивать из него ответ. В конце концов я сам предложил это правило. Мне бы радоваться, что он не стал возражать.
— Нам надо поспать, — говорю я шепотом.
— Угу. — Он закрывает глаза, но вместо того, чтобы откатиться в сторону, ложится ко мне поближе и целует меня.
Я нежно отвечаю на поцелуй. Когда я кладу ладонь ему на бедро, ткань под моими пальцами собирается как-то иначе, чем раньше. Обычно он носит другие боксеры, и потому я, прервав поцелуй, прищуриваюсь на них в темноте.
— Каннинг, — шепчу я. — На тебе те трусы с котятками?
Даже в полумраке я вижу, как уголки его рта поднимаются вверх.
— Допустим. А что?
Меня переполняет нелепое, невообразимое счастье. Я льну к нему, чтобы наши улыбки соприкоснулись, но тут Джейми немного ерзает, словно ему что-то мешает. Потом заводит руку за спину к упомянутым выше трусам.
— Все в порядке там сзади? — спрашиваю я. Может, он не отрезал бирку?
— Просто… скиттлз попали.
Мы оба посмеиваемся, когда наши губы встречаются вновь… вновь… и вновь. Его руки уютно смыкаются вокруг меня, и мне наконец-то удается расслабиться.
Наши губы так идеально подходят друг другу. С каждым поцелуем я влюбляюсь в него все сильней, и это никак не связано с желанием или сексом. Просто это он. Его близость и его запах, и то, как он успокаивает меня.
Сколько я себя помню, моя жизнь была хаосом, и все свои беды — непонимание родителей, смятение насчет собственной ориентации — я всегда переживал в одиночку. Но каждое лето на шесть недель я избавлялся от одиночества. У меня был Джейми. Мой лучший друг. Моя скала.
Сейчас он стал для меня даже большим. Сейчас у меня есть его сильные руки, обнимающие меня, его губы, лениво касающиеся моих, и меня убивает то, что мне придется отказаться от него ради Торонто.
Какое-то время мы с ним целуемся. Без спешки, без перехода к чему-то большему. Наши члены даже не участвуют в уравнении. Мы просто лежим и обнимаемся, пока его ладони ласковыми, успокаивающими движениями скользят по моей спине.
В конце концов я засыпаю со щекой, прижатой к его груди, и его размеренным сердцебиением у себя под ухом.
Несколько дней спустя я получаю письмо от своего агента.
Год назад я бы смаковал эту фразу. Мой агент. Круто, да?
На самом деле, нет. Не особенно.
В детстве я собирал вкладыши с хоккеистами. Они продавались по десять штук в пачке, в придачу к жвачке с отвратительным вкусом. В каждой пачке был один классный игрок — при везении новый, а не дубликат вкладыша, который у меня уже был — и девять чуваков, о которых я никогда в жизни не слышал. Эти девятеро отправлялись на самое дно обувной коробки — ждать своего часа. Раз в сто лет кто-то из них шел на повышение, но обычно они так и оставались валяться в самом низу.
Перенесемся на десять лет вперед. Для своего агента я — тот самый вкладыш со дна коробки. Честно говоря, я даже сомневаюсь, что он сам пишет те емейлы, которые приходят мне от него.
В этом письме меня спрашивают, какого числа я приезжаю в Детройт.
«Пока ты не снял жилье, клуб поселит тебя в отель рядом с ареной. Контакты агента по недвижимости в аттаче. Как только приедешь в Детройт, договорись, пожалуйста, с ним о встрече.»
Конец лета с каждым днем подползает все ближе. И откладывать составление планов на счет Детройта больше нельзя.
В четверг, в перерыве между тренировками на катке, я заглядываю в тесный кабинет Пата. Раз уж я пообещал маме заехать домой, надо выяснить, насколько вообще это возможно.
— Есть минутка? — спрашиваю я из дверей.
Пат подзывает меня к себе, потом отворачивается от компьютерного экрана.
— Что такое, тренер?
