— Иван, это уже не игрушки. В руках Индианы жизнь всей планеты, — тихо подала голос Шустая
— По сути, твоего мнения никто и не спрашивает, она сама примет правильное решение, — высказывается Ариф. — Правда ведь, Инди?
Я не знаю, кто он ей, вспомнил с трудом, что перс присутствовал на похоронах матери Ани, вроде даже благожелательно ко мне отнёсся, над Анькой подшучивал в тот раз… Сейчас этот человек представился крёстным и поддерживает идею своей полунунганской подруги свернуть так любимую мной шею.
— Неправда! — резко перебиваю ответ любимой. — Я постараюсь пояснить вам, почему нет.
Странно, но осознание всего происходящего приходило ко мне поступательно. Началось оно с вживления металлического амулета в грудину, сразу после смерти Ани, но окончательно пазлы сложились тогда… на нашем поле. Я совершенно ясно понял всю картину происходящего. Всех действующих лиц с их историями и возможностями. Все нужные действия. Поэтому я уверенно шлю этих аниматов нахер. Они всё не так воспринимали. Много веков, мать их!
— Сначала вопрос: кто ты, Шустая? Кем ты себя считаешь? — обращаюсь к блондинке.
— Я… долгое время думала, что я — ключ, — оу… в её глазах что-то такое происходит, неужели, понимание?
— А ты кто, Ариф? — обращаюсь к персу
— Анимат, барс? — спрашивает меня неуверенно.
— Ты меня спрашиваешь? Сам никогда не задумывался?
— Ты же тут из себя самого знающего строишь, непонятно по какой причине, поэтому и переспрашиваю, — Ариф отвечает мне агрессивно, даже с нажимом на совесть, которой у меня по отношению к ним нет.
Перед тем, как вывалить на них правду, доставшуюся мне через, прямо скажем, непростые испытания, я оглядываю свою рыську. Мне не остановиться, такая манкая, уютная, такая любимая. Счастлив до разрыва сердца, что так близко сейчас, даже как сердечко её стучит слышу. Никому не дам больше обидеть! Легко целую в нос, послать бы всех этих аниматов к ебене-фене и вернуться на то офигенное поле, да Аня не позволит. Ради неё всё и объясню этим "близким людям".
— Ты, Шустая, никогда не была ключом, хотя много раз держала у себя в руках то, что сейчас у меня в груди, — сухо начинаю я излагать тайны бытия. — Когда ты была нунганом, и Нибиру сломал тебя, не Земля тебя спасла, а твоя любовь. Так же как и Ариф стал барсом только потому, что захотел этого. Вернее, он хотел встречи именно с тобой, другой образ ему бы не подошёл. Эта печать, — не отпуская левой руки от Анюты, я стучу правой по своей груди, — должна была навсегда оставаться в камне. Ты здорово накосячила, Шустая, забрав её оттуда. Нибиру свободен сейчас благодаря тебе.
Лица аниматов-маньяков в отблесках костра вызывают смех. Всё не так, господа мироздатели, вы, нахрен, всё перепутали! Случайно вживлённая в меня печать, возмущённо передавала мне информацию маленькими клочками и сбивчивыми отрывками. Вот огромная тайга, как ковёр, как изысканное убранство гористой поверхности. Вот доброглазая Мать, она всюду, её образ — сущное. Вот недобог Нибиру, Мать его перетащила из своей тени, беспокоясь, что навредит другим планетам. Злобного парня спрятали во тьме, там он жил, спал и почти никого не трогал. Разве что иногда поигрывал в солдатиков. Нунганы и были его солдатиками.
Однажды сестра попробовала дать брату светлые души, вдруг тот станет добрее? Только бог-маньячелло тот час поломал их, раскрошив в мелкие осколки с помощью своих солдатиков. Для Матери каждая душа — это личное, даже нунганы должны существовать. Ведь они живые! Тогда Прародительница взяла неброскую шкуру рыси, взяла её кошачьи жизни и создала совершенное существо, вернувшее в мир живых поломанные братом души. Однако брат случайно увидел, как из тьмы рысь выносит их на себе, уже недоступные. Тогда он и решил добраться до созданного сестрицей мира. Больше всего ему захотелось поймать такую славную рысь, ведь надо выяснить, как быстро она сломается? Но сначала надо было избавиться от матери…
— Это что ж получается? Всё это время Нибиру играет и нунганами, и аниматами?! — в тихом шоке прошептала Шустая.
— Да. После того, как он спрятал сестру под камень в сердце Сибири, он — ваш Бог, — я безжалостно рассказываю правду людям, мнившим себя мессиями, а по сути оказавшимися всего лишь пешками (или конями? Точно не ферзями) сумасшедшего бога.
— Как её выпустить? — наконец разумный вопрос.
— Нужно приложить печать и оставить её на камне, тогда дверь навсегда откроется и выпустит Мать.
— А… как нам извлечь печать? — Арифопять зрит в корень.
— Думаю, нужно вырезать её из меня, — я отвечаю, легко улыбаясь, глядя в изумлённо-негодующие серые глазища своей рыськи.
— А давай тебе сразу мозги вырежем? — тут же начинает шипеть Анюта. — С ума сошёл?!
— Не узнаем, пока не окажемся у того самого камня, любимая…
***
Может ли ощутить тоску одиночества тот, кто никогда не знал другого? Да бездна его знает. Не богу об этом рассуждать, не великому Нибиру. Давно, ох как давно, хронология сломалась на отметке, когда он покинул свои чертоги, созданные любимой сестрицей. Следом за удивительным созданием и вышел, за последней поломанной душой.
Тогда сестра не разрешила ему поиграть с рысью, зря! Он всё равно нашёл способ, добраться до созданий Земли.
— Там осталось почти две тысячи душ, мои солдатики, они надоели мне.
— Хватит разрушать Нибиру! Всё, вокруг тебя живое, особенно души! Это не игрушки!
— Сделаешь ещё, ты же умеешь.
— Не я создатель душ, милый братец, я лишь могу помочь им с выбором. Мы не можем решать, что им делать, чью сторону им принимать. Опять же повторюсь — они не игрушки!
— Дай мне поиграть с той кошкой, что вынесла твоих созданий. Я так хочу понять, как можно её сломать.
Земля горестно вздохнула. Как объяснить злобному младшему, что они оба всего лишь… пристанища для душ, он младше, но когда-нибудь придёт его время стать таким же пристанищем… нельзя ломать гостей, нельзя им диктовать и управлять ими, тоже нельзя!
— Тот, кто создаёт души любит их, думаешь ему нравится всё, что ты вытворяешь?
— Я не знаю! Я не знаком с душеприказчиком.
— А я вас познакомлю, давно пора кстати. А то возишься с тобой, объясняешь законы мироздания, а толку нет!
Поволокла тогда его неугомонная сестра в высь, в светлые туннели. Конечно не было никого, только млечный путь, только яркий свет. Из огромной воронки разлетались белыми лепестками души, только успевай подставлять вёдра!
— А… куда они все?
— Кто куда, все они обитель свою ищут.
Тогда и решил Нибиру устранить явно всё не правильно понимающую сестру. Он ведь ничем не хуже её сумеет всё наладить. Только души будут крепко привязаны к своим обителям, ну а кто не захочет… что ж, у Нибиру есть способ уничтожить их!
— Где ты обычно спишь? — спросил младший после возвращения.
— О, знаешь, я люблю свою тайгу и своих хранителей. Здорово у меня получилось сделать людей зависимыми от окружающего! Я почти в каждого вплела амулет таёжного зверя. Это делает их сильнее, — сестрица разболталась, делясь с Нибиру своим опытом. — И я отдыхаю только там, под этим зелёным покрывалом, а чтобы ничего не тревожило, ставлю камень с ударь-амулетом.
— Что это за амулет?
— Помогает мне держать связь с моими аниматами.
— Так если его убрать с камня…
— Я не проснусь.
— А вдруг я это сделаю? — такой непосредственный вопрос младшего порадовал Землю.
— Не сможешь, только анимат сумеет и то — не каждый. Отвлеклись мы с тобой, спускайся уже к себе, да и мне пора.
Не заметила сестрица, как забрал таки с собой во тьму Нибиру рысь, не уследила.
А утром следующего дня богиня так и не открыла всевидящие глаза, потому что ударь-амулет унёсся вместе с рысью в непроходимую чащу тайги. Маленькая хищница. с задуренной младшеньким башкой, знать не знала, что заперла единственную спасительницу от проникшего в мир людей и аниматов брата Земли.
