Когда то, наверное, красивым, теперь на усталом лице печать прожитых лет. Несколько секунд он смотрит на меня молча, а потом все понимает, сразу почти.
— Ассоль? — шёпотом спрашивает он. — Ты так на неё похожа…
Я не знаю, что ему сказать, сюда меня привело любопытство. Начинаю жалеть, что пришла. Жалеть, что расстегнула тяжёлый пуховик — и сейчас мой живот не остался незамеченным.
— Спасибо, — отвечаю я, не зная, что ещё сказать.
— Сейчас, — говорит он.
Возвращается в квартиру, выносит деньги. Суёт мятые купюры мне в руки, они падают вниз.
— Не надо, — отказываюсь я. — Мне не нужны деньги.
— Ты беременная… на тебе нет кольца, бери.
Я отталкиваю деньги и наша возня выглядит должно быть, неприятно со стороны.
— У моего ребёнка другой отец, — качаю головой я. — Он его не оставит.
Такси приходится ждать целых восемь минут, и каждая из этих восьми минут у чужого подъезда кажется мне вечностью.
— Ты так уверена насчёт Вадима? — спрашивает Аня в машине.
— Да, — киваю я. — Уверена.
Вадим ждёт меня у подъезда. Ужасно зол, я даже немного съежилась при виде него. Полезла за телефоном — так и есть, на беззвучном и десять пропущенных.
— Прости, — сразу говорю я.
— Что я должен думать? Что ты рожаешь где-то в сугробе? Ася, блять!
— Прости-и-и, — упрашиваю я. — Я не одна была, с Аней!
Он и правда невероятно зол. Закуривает, хотя теперь старается при мне не курить.
— И эта здесь, — качает головой он. — Ну ладно, к лучшему. Садитесь в машину и поехали.
— Куда? — удивилась я. — Зачем?
— За мясом. У тебя двадцать недель уже почти, по моему этот ребёнок твёрдо вознамерился родиться. И родится он в браке. Поехали в загс.
Я на несколько минут теряю дар речи и просто смотрю на Вадима хлопая глазами.
— Но я не хочу, чтобы ты женился на мне просто потому, что обязан!
— Ты дура? — почти ласково спрашивает он. — Если прогнозы врачей сбудутся и ты все же умрёшь доносив ребёнка, я должен буду судиться с твоей тётей по поводу опеки? Или ты облегчишь мою участь и сделаешь меня отцом сразу?
Все слова, которые я приготовила сразу потеряли всю свою значимость. Он прав. В первую очередь я должна думать о ребенке, и потом только о своей гордости.
И мы женимся. Прямо этим же зимним вечером. Кольца Вадим купил, а вместо платья на мне штаны для беременных и растянутый свитер. Мне хочется реветь, но я все равно говорю да и изо всех сил пытаюсь быть счастливой.
А Анька не стесняется, она ревёт и громко сморкается, словно выплескивая в носовой платок всю радость за меня.
Вадим
— Мы поедем ко мне? — капризным тоном спрашивает Ася после нашей свадьбы.
— А ты хочешь ко мне?
— Я хочу в дом.
Желание новобрачной — закон. Я звоню, и все то время, что мы ужинаем, дом готовят к нашему приезду. Чокнутая подруга Аси весь ужин хлюпает носом.
— Зачем она плачет? — спрашиваю я у Аси не выдерживая.
— От счастья, наверное, — пожимает плечами Ася.
Я счастья не чувствую. Я чувствую тяжеленный воз ответственности. Глядя на Аську и не скажешь, что что-то идёт не по плану, но я говорю с врачом почти каждый день. После двадцати недель по сути пойдёт обратный отсчёт. Ребёнок станет слишком велик для того, чтобы измученный организм Аси с ним справлялся. А ещё этот ребёнок слишком уперт, чтобы покинуть её живот. Он решит родиться, и я так понимаю, родится несмотря ни на что.
После ужина я везу её в дом.
— Фонарики! — хлопает в ладоши Ася.
Я не вижу ничего забавного, но поневоле улыбаюсь. Этим вечером Ася похожа на ребёнка. Сугробы перед домом расчистили. Скоро весна, день был тёплым, снег липкий и пристаёт к подошвам.
— Хочу снеговика, — просит Ася.
— Тебе нельзя.
— Тебе то можно, — резонно отмечает Ася.
Скоро полночь, темно, если не считать фонариков, а я леплю снеговика. Перчаток у меня нет, но в кладовке нашлись садовые. Внутри них пыль и мне немного брезгливо, но я терпеливо катаю шары. Морковки дома нет и магазины уже все закрыты.
— Купим завтра, — обещаю я.
— Точно?
— Точно.
Кот одуревший от пространства дома, ходит по комнатам и орёт. Как ни странно, Ася спит безмятежно. Я уснуть не могу. Иногда касаюсь беременного живота. Чаще всего он так же безмятежен, как его хозяйка, но иногда по нему проходят волны движений ребёнка.
— Тихо сиди, — прошу я. — Старайся не делать своей маме больно. Мы оба заинтересованы в том, чтобы она жила долго и счастливо.
Так и проходит наша первая брачная ночь — совершенно невинно. Ноль алкоголя, ноль секса, много воплей кота. В доме мы успеваем провести три дня. Покупаем морковку. Затем я леплю снеговика маму, конечно же, меня заставила Ася. Она, с моего позволения лепит снеговика ребёночка.
Так мы и уезжаем, оставляя перед домом целую снежную семью. Оставаться в доме больше нельзя — пришло время в очередной раз сдавать анализы.
С маткой все более менее проще. Я так поднаторел в гинекологии за последние недели, что наверняка мог бы сдать экзамен по акушерству. Больше всего врачей беспокоила плацента, она лежала прямо на зеве матки и поэтому отслаивалась. Живот вырос, плацента поднялась и стало легче. А вот почки…
— Пора, — сказал мне врач. — Ей пора ложиться в больницу.
А время всего двадцать недель. Жена Андрея перед родами ездила в другой город, а Аська уже ложится в больницу. И больше — никаких беременных ночей вместе.
Первую неделю она держится молодцом. Потом плачет.
— Что случилось? — звоню я.
— Мне плохо тут без тебя.
— Я уже еду.
— Оставайся на ночь.
— Это же больница…
Оказалось, за деньги можно все, и вместо того, чтобы спать дома на удобной кровати я страдаю в больнице за компанию с супругой. Подумать только — с супругой! У меня болит спина, у меня болит все, что только можно, Ася крепко спит.
Она спит так крепко, что не просыпается даже к завтраку, я впадаю в панику и бужу её, вызываю врача. Ася сонно хлопает глазами на нас, ничего не понимая.
Снова анализы, спит Ася так, потому что гемоглобин упал до критических отметок. Меня вызывают к врачу.
— Гемоглобин вашей супруге мы поднимем, но дело несколько сложнее, — объясняют мне. — Гемоглобин упал и у малышки. Это может вызвать гипоксию и внутриутробную гибель.
Несколько месяцев я думал о том, что ребёнок умрёт
