здесь они?! Это просто разум мечется вслед за взволнованным сердцем. Мечется и обманывает себя, чтобы не сойти с ума от неизвестности.
– Чем ближе мы подбираемся к эпицентру шума, тем толпа становится плотнее. Кто-нибудь то и дело наступает мне на подол платья. Мне приходится останавливаться и поправлять юбку. Не хватало ещё её потерять и вальсировать с голыми ляжками, чтобы не сказать, чего погрубее.
Вдруг раздаётся возглас. Я не могу разобрать слов из-за довольно громкого гула, стоящего в зале, но голос кажется мне знакомым. Я подаюсь вперёд, ускоряюсь, толкая высокого толстяка, пьющего шампанское и тут же его проливающего.
– Сударыня! – гневно восклицает он.
– Ах, простите, сударь, – отвечает за меня Стелла. – Моя госпожа очень торопится.
Молодец, девочка. Далеко пойдёшь.
– Кто же такая ваша госпожа, если ей служит царица? – спрашивает толстяк.
Какие пошлые глупости. Я злюсь на всех этих праздных дуралеев, чьё присутствие не даёт мне быстрее добраться до цели. Да расступитесь же вы, наконец!
– Стойте-стойте! Заступает мне дорогу франт с красной перевязью через сюртук и маске чумного доктора с длинным носом. – Идти дальше вы не можете, там небезопасно. Может случиться поединок.
– Отойдите, вас это не касается! – говорю я, пытаясь обойти его, но он проявляет ловкость и не даёт мне пройти.
– Поединок? – ахает Стелла, – ах-ах, как же интересно. Что за поединок, скажите, пожалуйста?
Разглядев её невероятные формы, этот страж теряет внимание и интерес к моей персоне, полностью концентрируясь на моей спутнице. Я обхожу его и моё сердце разлетается на мелкие кусочки. Передо мной открывается драматичная и весьма опасная картина.
Человек во фраке, в котором я безошибочно и с первого взгляда распознаю Борзова, стоя ко мне в пол-оборота, грозно размахивает руками.
– Желание женщины не обсуждается, – громким, полным гнева, голосом чеканит он, – но ты, подлый трус, ответишь за всё!
Клим пытается парировать, но Борзов обращается к Саше:
– А ты! Как ты посмела! И с кем!!! Вот с этим жалким посмешищем?!!!
О, я хорошо знаю этот голос, но этот тон… Даже мне ещё не приходилось слышать ничего подобного. Это, как если бы крошились скалы… В общем, Шекспир отдыхает.
Напротив Радима стоит Клим, выставив перед собой, как щит, поднос с бокалами с шампанским. Выглядит он ужасно нелепо. На нём совершенно дурацкий костюм фиолетового цвета. Рукава и шорты-панталоны представляют собой излишне большие пуфы с прорезями, из которых выглядывает жёлтый шёлк.
Под панталонами у Клима шерстяные колготки белого цвета, а на ногах вместо изящных средневековых ботинок чёрные офисные туфли. На голове сбившийся берет с гигантским пером и съехавшая на подбородок маска – похоже, Борзов уже дотянулся до его лица.
Клим выглядит испуганным, а Саша недоумённо хлопает глазами сквозь прорези в маске. Ситуация накалена до предела и Климу, я чувствую, сейчас достанется по первое число. Я понимаю, что должна немедленно вмешаться и кричу:
– Радим! Радим, я здесь!!!
Он оглядывается, но тот человек с красной перевязью, который только что не давал мне пройти, снова закрывает мне путь, а меня – от глаз Борзова. Я отчаянно отталкиваю его, стараясь выглянуть из-за его фигуры, чтобы босс меня заметил.
В это время обезумевший Клим резко поднимает поднос и с грохотом опускает его на голову, повернувшегося к нему спиной Борзова. Бокалы разлетаются по сторонам, обливая зевак искрящимся вином и наполняя зал звоном. Это вызывает общий стон и хоровой вскрик.
– На счастье! – раздаётся чей-то весёлый возглас.
Радим делает нетвёрдый шаг, безуспешно поправляя съехавший на бок парик, на пару секунд зависает, два раза хлопает ресницами, а потом бешено орёт:
– Каналья!!!
Он делает это с той же интонацией, с которой обычно выкрикивает мою фамилию.
– Ах ты, каналья! – снова повторяет он и, разворачиваясь, очень красиво, одним ловким движением выхватывает палаш из-за пояса официанта, тоскливо взирающего на осколки и утраченный поднос.
– Каналья!!! – рычит он, и я замечаю, как краска отливает от лица Клима, делая его невероятно белым.
Борзов поднимает руку с зажатой в ней саблей высоко над собой и кидается на врага.
Веди, Будённый, нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом, огонь кругом.
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба.
Песня из другой эпохи, но по духу подходит. Клим пускается на утёк. Толпа со вздохом отступает, как отлив, откатываясь от человека с тяжёлой саблей в руке.
– А-а-а!!! – визжит Саша, когда проносясь мимо неё, Клим случайно толкает её, одновременно наступая своей начищенной до блеска туфлёй на подол платья.
Ткань трещит, Саша заваливается и медленно падает, выскальзывая из юбки, как змея, сбрасывающая кожу. Парик и маска разлетаются в разные стороны, открывая изумлённое и перепуганное лицо.
В это время в другом конце зала громко и драматично вступает оркестр. Та-да-да-да!!! Борзов, в пылу погони успевает осознать, что женщина в платье с чёрными полосами – это не я. Он останавливается и, наставив на неё палаш, повелительно бросает:
– Никуда не уходи! Я вернусь за тобой!
От ужаса глаза Саши практически закатываются и она снова громко и продолжительно визжит в унисон с надрывающимся оркестром, выдавая образец чистейшего колоратурного сопрано. Где-то в другой стороне зала раздаются аплодисменты.
– Ах, как он прекрасен… – шепчет Стелла Казимировна, восхищённо провожая взглядом фигуру удаляющегося Борзова.
– Мой, – тихо говорю я.
– Знаю, – грустно соглашается она. – Я ещё тогда, в баре поняла.
Человек с перевязью, увлечённый зрелищем, забывает о нас со Стеллой, и мы бросаемся к Саше.
– Помоги ей, – говорю я и замечаю Клима, петляющего, как заяц и приближающегося к нам.
Его глаза горят бешеным огнём, он летит не глядя ни на кого, спасаясь от палаша Радима. А тот, как грозный и неотвратимый рок настигает задыхающегося противника. Он успевает от души пнуть Клима под зад, когда вдруг замечает меня.
Я стою без маски и неотрывно смотрю на него таким восхищённым взглядом, на который способна лишь Стелла Казимировна. Увидев меня, Радим медленно опускает своё грозное оружие и останавливается. Клим пользуется этим, чтобы унестись как можно дальше, но Борзов теряет к нему всякий интерес. Он опускает голову и смотрит на меня исподлобья.
– Любавина, – произносит он сначала тихо, но через мгновенье уже кричит во весь голос. – Люба-ви-на!!!
