только посмотрите на него! Я чего… — Отец раздраженно отбрасывает приборы. — Это ты чего, Сереж. Чего гонишь, а? Когда это я интересы политики ставил выше интересов семьи?
Гляжу на батю, глаза выпучив. Вопрос, конечно, интересный. Вроде и не было такого, да. Он прав. Но в то же время и выбора не было. Мы росли с мыслью о том, что имя отца ни в коем случае нельзя опозорить. И все наши поступки, все установки в жизни были продиктованы страхом сделать что-то не так.
— Да я ж ничего такого, пап. Просто предупредить. Мало ли… Все-таки ты — это ты.
— А что я, Сережа? Ты правда такой наивный? Мы с Жорой Черным в одно время жили. Это тебе ни о чем не говорит, а? Или ты думаешь, они в малиновых пиджаках с пушками наперевес бегали по стрелкам, а я дела решал по закону?
Взгляд отца тяжелеет. Наполняется незнакомой мне прежде злостью. И я совершенно искренне охреневаю, потому что никогда, в общем-то, не задумывался о том, как отец стал тем, кем стал.
— Бать… Ну, как же? Ты же из потомственных…
— Еще, блядь, скажи, элит. Похоже, вам надо сокращать время общения с матерью. Она на тебя плохо влияет.
Сижу, обтекаю. Перевариваю, блин, без мезима… Это ж прямо сейчас мой отец намекнул, что не без греха?
— В общем, я к чему? Твое решение жениться мы с мамой всячески поддерживаем. Но ты, Серег, все равно подумай. И как следует это дело взвесь. Потому что с Жорой Черным лучше дружить. Обидишь его дочку, даже мне будет сложно прикрыть твой зад. Я не в курсе, как у тебя в плане баб, но то, что ты очень быстро переключаешься с одного занятия на другое — факт всем известный. Понимаешь, к чему я веду?
Нет, ну охренеть просто! Хмыкаю. Бросаю взгляд на отца и, уже не сдерживаясь, смеюсь во все горло. Блин, вот и как я мог в нем так ошибаться?
— Подумать только, а Сарка сама не своя, волнуется, что вы ее не примете.
— Ну, это она, конечно, зря. Надеюсь, твоя мать развеет ее заблуждения.
— Ага… То есть, погоди. В каком смысле?
— Она поехала к ней с визитом.
— Чего? — вскакиваю. — Куда поехала?
— В кофейню. Или кондитерскую. Я забыл. Что там Сара открыла?
— Кофейню, кондитерскую… Какая разница?
Озираясь, как дурак, по сторонам, сдергиваю с вешалки куртку. Мне совершенно не нравится, что у меня за спиной совершаются какие-то телодвижения. Какие бы цели не преследовала моя мать, между нами с Сарой все еще слишком хрупко, чтобы я мог позволить кому-то вмешиваться в наши отношения.
— Серый, погоди. Ты чего сорвался-то?
Да фиг его знает. Может, потому, что Сара мою мать явно побаивается. И комплексует очень, и во всем сомневается. А мы же вот только вроде бы все решили!
— Поеду к ней.
— Да что ты как коршун в нее вцепился? А впрочем, — батя чешет гладковыбритую, как положено солидному политику, щеку: — Езжай. Жора Черный оценит, как ты над ней трясешься.
— А почему Черный? — уже на выходе интересуюсь я.
— Так он хач. Потому и черный, — объясняет тот, в общем-то, незатейливую логику девяностых. Сейчас, во времена, когда политкорректность — наше все, это, конечно, кажется диким, а тогда, видно, ничего, нормально было… Ну, папа! Вот умеешь ты удивлять.
— Пап, а у тебя была кликуха?
— Нет, ты чего? Это же прерогатива блатных.
— А ты…
— А я, как всегда, между струек, Сереж.
Качаю головой. Вот так бы жил и не знал, что прошлое у моего отца намного более интересное, чем мы привыкли думать. Интересно, а Ромка с Викой в курсе?
— Ты только это… Матери не трепись. Она то время вспоминать не любит.
— Как вы вообще с ней познакомились? — торможу возле машины. Глупо и не к месту, потому что, завидев шефа, уже выскочил водила, и подгребла охрана.
— На подпольных боях, — усмехается тот.
— Чего? — открываю, как идиот, рот.
— А ты думал, в кого такой драчливый?
Батя треплет меня, как в детстве, по башке и, улыбаясь чему-то своему, ныряет в салон представительского класса Мерса. А я еще несколько минут стою, окончательно охреневший, и только потом вдруг вспоминаю, что вообще-то тоже торопился. То, что, может быть, опоздал, понимаю спустя минут сорок, когда захожу в кофейню и ловлю затравленный взгляд своей девочки.
— Привет, — осторожно, всерьез опасаясь, что она меня оттолкнет, целую ее в макушку. — Все нормально?
— Нет! Ненормально, Сереж. Я вообще… вообще больше так не могу!
В затылке холодеет и тянет. Но я бодрюсь, втискиваюсь рядышком с Сарой на диванчик, вынуждая ее подвинуться к окну. Так она точно не убежит.
— Это из-за матери, да? Она… тебе что-то плохое сказала?
— Да при чем здесь она? Вот, полюбуйся!
Сара с мрачным видом разблокирует телефон и кладет передо мной. Поначалу я ничего не понимаю, пролистываю, читаю… Вскидываю взгляд и снова возвращаюсь к чтению. Чертовы сучки! И это называется — поклонницы! Хотел бы я тогда посмотреть на хейтеров. А впрочем, я их видел на каждом своем бою. Милые люди. А то, что желали мне смерти… Так это нормально. Мне же желали, а не моей, мать его, женщине.
— Мне так жаль, милая.
— Это еще не все, — вздыхает Сара, и у нее на глазах выступают слезы! — Они обвалили рейтинг кофейни и настрочили кучу негативных отзывов.
— Ну вот. А ты еще говорила, что у меня от тебя проблемы, — мягко так, затаив дыхание, подначиваю я.
— Да уж. Это я погорячилась, — всхлипывает Сара, только усиливая мой страх. — От тебя мне тоже порядком досталось.
— Что думаешь делать?
— Закрываться, — истерично выдыхает моя девочка, — и депортироваться. Ты, кажется, говорил, в Шри-Ланке хорошо. Вот и проверю. Открою кофейню там.
Это означает, что меня она все-таки бросать не готова? Да, наверное… С судорожным вздохом притягиваю Сару к себе. Да-да, вот так правильно — ее место у меня на коленях.
— Ну, подожди, малыш. Не торопись с переездом. Это уж слишком радикальненько, нет?
— Ты вообще-то хотел жить на юге.
— Так когда это было? А сейчас у меня ты, Дава, пацаны, которым у меня, кажется, нравится тренироваться… Что же касается этого, — киваю на телефон, — я что-нибудь придумаю, честно.
— Ладно, — выдыхает в макушку и, так доверчиво глядя, укладывает голову мне на плечо. И я ведь не дурак. Я, блин, очень хорошо понимаю, чего доверие этой женщины стоит. Одной рукой прижимаю ее к себе, другой жму
