глотки. Пельмень оказывается внутри не с мясом, а с чем-то сухим, что скрипит на зубах.
— Ого! — по моему взгляду догадывается. — Тебе достался счастливый пельмень с пшёнкой! Удача будет на твоей стороне.
И в этот момент, кажется, сами небеса сжалились надо мной.
В кармане оставленного на пуфе пиджака гудит телефон.
Нина под предлогом забрать свой телефон, а заодно поухаживать за мной идет в прихожую.
Я с молниеносной скоростью хватаю бумажную салфетку из подставки, выплевываю туда несъедобный пельмень и швыряю его в отходы. Сажусь на место.
Когда возвращается Нина, я начинаю сомневаться, а все ли правильно сделал? Или надо было перебороть себя и проглотить тесто с недоваренным пшеном.
Вид у Ниночки огорченный едва ли не злой. Она подходит близко и протягивает мой телефон.
— Лари тебя требует. Как это мило…Ла-ри, — и смотрит с укоризной.
Нина догадывается кто Лари.
— Я подписал Валентинову так, чтобы не тратить свое время на полное имя.
Не вру.
Нина неохотно верит.
Принимаю звонок.
— Максим Леонидович, боже! Спасибо Всевышнему, что вы ответили! Я в полной растерянности. Я в беде. Искала вас повсюду на работе, дома, но вас нет.
— Да, Иллария, я в гостях у друга.
Динамик выставлен на достаточную мощность. Нина отлично слышит весь разговор. Если сейчас убавлю громкость или уйду в другую комнату, станет только хуже.
— Умоляю, в каком кафе мы можем встретиться? Срочно нужно поговорить. Вы не откажете в крохотной безвозмездной услуге? Я столько раз помогала людям, но судьба за что-то решила наказать меня.
После утренней заварушки настроения куда-то срываться, у меня нет. И сил.
— Если сама приедешь.
— За вами хоть на край света! Диктуйте адрес.
Нина стоит недовольная. Завершаю разговор.
— Золотов, не припомню, когда именно ты работал бесплатно? Ты перестал консультировать задарма в день окончания практики в институте. Чем Валентинова отличается от остальных клиентов? Привилегированная?
— Я с уважением отношусь к ее роду деятельности. Иллария спасла много жизней и семей. Можешь побыть с нами во время разговора. Я ничего не скрываю.
— Тю… — морщит нос.
Развернувшись, идет на второй этаж.
Не бросаюсь вдогонку. Отдыхаю на диване в гостиной.
Спустя минут двадцать Иллария появляется во дворе.
Выхожу к ней на встречу и приглашаю уединиться на террасе. Там удобная скамья. В дом Валентинову заводить не хочу.
— Максим Леонидович, миленький! — вскрикивает навзрыд и бежит ко мне, широко раскидывая руки.
А я напрягаюсь.
— Что случилось?
Валентинова хочет броситься мне на шею.
Деликатно отстраняюсь, обозначая границы. Приглашаю ее присесть.
На террасе Иллария все равно берет меня за руку и всхлипывает.
— Мне очень жаль, что на празднике с вами приключилось недоразумение, однако теперь полиция с чего-то взялась за меня. Недоброжелатели подсунули мне в сейф поддельные документы, а может, и сами полицейские. Мне выдвигают обвинение о мошенничестве и трате средств не по назначению. Мол, я из фонда брала деньги на личные нужды. Как они могут очернять меня в подобном? Я морально раздавлена…у меня опускаются руки…
А вот я сразу не обратил внимания, что форточка в окне ведущего на террасу открыта.
Через минуту из дома выходит Нина, но не в том образе.
На ней струящееся платье нежной расцветки, макияж. Она обулась в туфли на шпильке, удлиняющие и без того стройные ноги и добавляющие грациозность.
Невозмутимо Ниночка дефилирует мимо нас и держит в руках книгу.
Иллария растерялась и вместо приветствия лишь выпаливает:
— Как можно ходить на таких высоченных каблуках?
Нина улыбается.
— Как и ты на своих щупальцах. Играючи.
С равнодушным видом усаживается на плетеное кресло поодаль террасы. Раскрывает книгу с красивым названием «Желанная для Диктатора».
Ниночка всегда любила остросюжетные романы.
И еще она остра на язык. Я не представляю, чтобы Нина на хамство расплакалась и убежала страдать. Женщина всегда ответит.
Однако ключевое слово здесь ответит, Нина обычно не нападает первой даже из чувства ревности.
Что за муха ее укусила?
Илларии некомфортно от присутствия Семенихиной, но выбора у Валентиновой нет.
— Максим Леонидович, полицейские клевещут, что я отчисляла лишь двадцать процентов от суммы. Уму непостижимо!
Молча киваю ей выслушивая.
Нина откидывается на спинку и будто невзначай объявляет:
— По сюжету героиня тоже считала, что самая умная и решила обмануть героя. А он хоть и жесток, но очень рассчетлив и сразу раскусил фальшь…и чуть не придушил врунишку…ха-ха-ха…
Иллария бледнеет и поджимает губы.
Ниночка мешает говорить Валентиновой, а мне сосредоточиться на проблеме.
— Нин, пожалуйста, — прошу ее. Потом вновь смотрю на Илларию, — продолжай.
Та, бросив косой взгляд на Семенихину, вздыхает:
— Сначала дело вел порядочный следователь. Он общался культурно и понимал меня, но когда вмешался Краснов, все превратилось в ад. Прокурор давит, грубит, — запрокидывает от слез голову. — Мне так больно от этого! Сердце разрывается на куски.
Через секунду Иллария невольно корчится, потому что Нина снова открывает рот:
— Пф! — нарочито плюется в воздух. — Больно! Ты хоть знаешь, что такое боль? — захлопывает книгу и трясет ей же. — Тут герой сам себе рану без анестезии зашивал! А потом еще с героиней ой что сделал. Лучше тебе не знать, постесняешься.
Стучу кулаком по лавке.
— Нина!
— Не смогла удержаться, — пожимает плечами. — Дух захватывает, как интересно!
А что именно интересно, Нина не уточняет.
— Ниночка, ты отвлекаешь, — сбавив тон, говорю как есть.
Она бросает книгу на деревянный столик возле кресла.
— У меня уже уши в трубочку сворачиваются от стонотства Илларии. И ладно бы оболгали реально, а не вот эти колыхания воздуха. Навешала лапши молоденькому следователю, а когда взялся бывалый Краснов, так всё, чары ее исчезли. Портить жизнь и предвзято относиться прокурор может только к тебе, а если на Илларию давит, значит, заслужила!
На Валентинову слова Нины действуют странным образом. Ее бледность исчезает, на светлой коже появляется румянец. Иллария хмурит брови и тоже встает. Рассерженно смотрит на Ниночку.
— Как ты смеешь?!
Нина же в ответ не смотрит на Илларию, а будто сквозь нее на меня.
— Перед Илларией решетка маячит, но она настолько жадная, что даже сейчас приехала плакать бесплатно. И только не говори о ее роде деятельности! Я считаю, что консультировать Ла-ри ты должен по двойному тарифу, как на вредном производстве.
Теперь встаю я.
— Почему же?
— Одно дело, когда оправдываешь мошенника, который уже украл ворованное! Или человека, свернувшего голову более ужасному тирану. Но когда речь заходит о детях, оставшихся без родителей или о семьях погорельцев это совсем другое. Как вообще можно красть у детей? Я и сама отчисляла скромные суммы в фонд, пока
