– Что это?
Да какая разница?!
Ведь ладони уже обнимают его за шею, а неспешный, какой-то утренний, поцелуй загоняет сознание туда, откуда оно до этого пыталось выбраться.
– Кофе с корицей, название можешь не спрашивать – не знаю.
Кофе, название, корица… Вадиму идёт расстегнутая чёрная кожаная куртка и деловой вид. Настолько, что руки чешутся от желания оставить её там, где ей самое место – на вешалке.
– Ты же понимаешь насколько это…
– Мило? – улыбается он.
– Волшебно, – и я тоже, но совсем иначе.
– Отдыхай, Кир! – его издевательский поцелуй в лоб смешит Вадима.
– И это всё? – Подавить возмущённое желание не сложно, особенно, пониманием, что всё это игра, не больше. Ровно до того момента, пока мы не останемся наедине.
– Возможно, ты согласишься посмотреть вечером фильм. – Он останавливается в дверях с неизменной улыбкой.
– «Возможно» и «фильм»? – Невозможно не уловить иронию в моих словах.
– Ты же помнишь, решать тебе.
И он закрывает дверь с обратной стороны.
А я решаю, что буду умнее.
Настолько, что киносеанс летит ко всем чертям как только его накрывает осознанием того, что под коротким платьем вместо белья – тонкая ажурная цепочка, обнимающая шею и талию. В конце концов, ведь и меня нельзя назвать святой!
Но это только начало того, чему нельзя дать название. Я и не собираюсь, замечая, что самоедство очень быстро отступает в тень, не смея нарушить спокойствие, которым меня из раза в раз накрывает в обществе Вадима. Правда, было бы слишком просто, если бы всё оставалось так же радужно всегда.
Потому что сделка оформлена. Потому что завтра туда перевозят наши вещи с Комсомольской. Потому что я боюсь представить, что будет дальше. И не могу решить это одна.
За эту неделю вечерний ритуал становится настолько привычным и необходимым, что я иду в душ, крашусь и одеваюсь без участия сознания. И оказываюсь в его квартире также, под шум воды из ванной с ногами забираясь на диван. После первой же нашей совместной ночи Вадим перестал закрывать дверь по вечерам.
Нам нужно поговорить.
У меня есть обязательства – перед собой, перед Сашкой и даже перед Кириллом, но меньше всего мне хочется превращать разговор в дешёвую мелодраму. Как это, вообще, должно выглядеть?!
Я тебя люблю, но мы не можем быть вместе, потому что… Стоп! Я – что?! Идиотская мысль оглушает нелогичностью, невозможность, недоступностью и тем самым ощущением правильности. Чёрта с два! Это – влияние момента и неразрешимых переживаний, и лишний аргумент в пользу скорейшей их решаемости.
– Кира?
В голове вмиг пустеет, а я чувствую себя гормонально зависимым подростком. А как иначе смотреть на лю… близкого мужчину после душа в одном полотенце на бёдрах? Сохраняя разумность – никак.
Вадим садится рядом, и в полумраке комнаты я чувствую привкус крови на языке. Прокусила губу?
– Тебе не кажется, что нам нужно поговорить? – Что-то всё же остаётся, но назвать это разумностью я не могу.
– Кажется.
Я засматриваюсь на одинокую каплю воды, упавшую с коротких волос на плечо, и очень быстро пробивающую себе путь по плечу, груди и животу. Радует, что тянущее беспокойство чувствую не я одна – в этом мы тоже оказываемся удивительно созвучны. Вот только я ни разу не заикнулась о собственном переезде. Так же, как и о том, что квартиру покупает Кирилл, и вопросами обустройства занимается тоже он.
Трусость? Да. Потому что я представляю, как может отреагировать Вадим на эти новости и подозреваю, что после этого хрупкое умиротворение между нами мгновенно разлетится режущими осколками.
– Вадим, я должна…
Ничего я никому не должна! Особенно, когда его ладонь убирает выбившуюся прядь волос, касается скулы, скользит настойчивой лаской по щеке, а внезапно страшно чувствительная нижняя губа ощущает лёгкое поглаживание.
Мы встречаемся неделю. Семь ночей искреннего, незамутнённого посторонней шелухой, восторга, а мне мало! И с каждым разом всё хуже, а это страшно! Действительно, страшно! Но что может моя воля против моих же желаний?
Только опрокинуть на себя того, кто откликается с вдохновением, кажется, даже большим, чем моё.
Я просыпаюсь одна, от звонка будильника и первые минуты осознаю себя в чужой квартире и чужой постели. Сажусь с желанием потереть глаза, но вовремя вспоминаю, что не потрудилась смыть макияж, ложась спать. Хотя какое там спать…
Приятная ломота во всём теле и нега, уговаривающая лечь обратно, не сбивают меня с пути, и я не спеша одеваюсь, по тишине понимая, что Вадима нет. Подтверждает это и записка, найденная на кухонном столе, под связкой новеньких блестящих ключей.
«Вызвали на службу. Не стал тебя будить. Ключи на столе – твои и извини, что не удалось поговорить. Я вернусь через пару дней».
Без подписи, без обращения, зато уверенным размашистым почерком.
Два ключа приятно позвякивают, когда я рассматриваю их на ладони. «Извини, что не удалось поговорить». Да, в общем-то, и говорить не о чем. У меня сын и всё ещё слишком неопределённая жизнь, у него – работа. И я не представляю, как могла бы выглядеть наша совместная линия судьбы, поэтому не стану настаивать на откровениях.
Без Вадима квартира становится никакой и я почти не жалею, возвращаясь к себе. Утро встречает меня звонком Кирилла, даже более ранним, чем подъём Сашки.
– Привет, разбудил?
– Да, но уже не важно, – я маскирую рукой широкий зевок.
– Во сколько вы приедете?
– Думаю, часа через два.
– Хорошо, я жду.
Кофе, потому что завтрак не лезет. Сборы. Много ли собирать с одним чемоданом! Я не собираюсь возвращаться – папа в курсе, Вадим… Иногда ты видишь путь, знаешь что он – твой, но пройти по нему не суждено.
«Мы – соседи, ты из пятьдесят второй?»
Громкое бряцание ключей об дно почтового ящика эхом разлетается по подъезду. Мне не больно – мне грустно, но это ничего не значит.
А дальше словно кадры из киноплёнки…
Мы на Комсомольской. Пусто, неуютно, а выносящие детскую грузчики только усиливают ощущение. Кирилл больше не отводит взгляд, сопровождая каждое моё движение, даже когда я собираю свои и Сашкины вещи.
Армавирская. Огромный коридор, просторный холл, отделка от застройщика. Коробки, разобранная мебель, люстры в плёнке. И вымороженные внутренности, словно я вернулась на месяц назад.
Сашка нарезает круги по квартире, мешает улыбающимся грузчикам, ищет коробки со своими игрушками. Передо мной – папка со всеми документами и два комплекта ключей. И горькая усмешка Кирилла.
Мебель собрана, Сашка спит в новой просторной спальне, что-то спрашивает Кирилл, но замолкает под моим бездушным взглядом.
Идиотка.
Для чего было это всё? Чтобы потратить ещё полгода, запрещая себе возвращаться даже к воспоминаниям?
– Кира, да что с тобой происходит?! – Кирилл удерживает меня за талию.
– Ничего, – я стряхиваю его руки и отхожу к широкому окну, выходящему на зелёную аллею. – Всё прекрасно, я всё поняла – завтра позвоню застройщику и в охрану.
– Да к демонам их всех! – взрывается он. – Ты не хотела сюда ехать, не хочешь сейчас здесь находиться. Так чего ты хочешь, Кир? Или… кого?
От догадки Кирилл звереет на глазах, но молчит. Просто стоит и смотрит, а мне плевать. Мимо пролетают машины, внизу всё ещё гуляют дети постарше, но всё проходит мимо меня.
Наверное, надо вернуть беззаботный вид. Притворится, что всё отлично, но я в разводе. И на какие бы уступки я ни шла, это не меняет главного.
Мы. В. Разводе.
А я слишком себя переоценила.
– Успокойся. – Я возвращаю взгляд Кириллу. – Ничего не изменилось. Эта квартира не моя – сына, ты всё также остаёшься его отцом. Если, конечно, не передумаешь. А я перевожу жизнь на собственные рельсы.
– Ты… – у Кирилла дёргается щека, – с ним спала?
– С кем? – В мой голос возвращается интерес к разговору, уже выходящему за все рамки.
