муж, осталась слегка приоткрытой.
— … рад, что все прошло хорошо, — донесся до меня обрывок фразы. Ну, конечно! Конечно, нам надо было поблагодарить эту женщину. Хорошо, что Семен не забыл — сама-то я вон как растерялась.
— Ты их уже видел? Они чудесные…
— Еще не успел. Кстати, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.
Я приникла носом щелке… Впилась взглядом в лицо лежащей на больничной койке женщины. Из моего укрытия было очень хорошо видно, как у нее забегали глаза.
— Ты сказала врачам, что против посещения твоих детей. — Я обмерла. Сердце запнулось и застучало с такой силой, что мне казалось — они меня непременно услышат. Каких еще ее детей?! — Так вот, я пришел напомнить, что это наши с женой дети. Ты их выносила, я тебе заплатил. Все.
— По закону их матерью является та, кто родила.
— Именно поэтому ты напишешь отказ, и мы все оформим как надо.
— Я ничего не стану писать!
— Что ты сказала?
— Не стану! У них есть мать — и это я. Твоя так называемая жена даже ни разу не поинтересовалась, как я себя чувствую. Какая из нее мать? Сем, ну ты сам подумай… Вот ты отец. Это сразу видно. Переживал, носился со мной… Мы так сблизились, что…
— Что ты себе придумала то, чего нет и близко?
У меня свет перед глазами померк. Голова дико закружилась. Ноги стали ватные-ватные. Я стала оседать.
— Она никогда не полюбит ни тебя, ни детей так, как я! Зачем тебе вообще она такая… бракованная?! Если бы она тебя любила, так отпустила бы к нормальной женщине.
— Все сказала?
— Да! Я никогда не подпишу отказ. Никогда… — горячилась гадина.
— А теперь меня послушай. — От голоса Шведова даже у меня волосы встали дыбом. — Ты подпишешь отказ сейчас же. Сию секунду. Ты вообще все на свете подпишешь… А если нет — я сделаю так, что никакой подписи от тебя не понадобится.
— Ну и что ты сделаешь? Убьешь?
— Убью. И смерть твоя будет медленной и мучительной. Чтобы ты, тупая овца, хоть напоследок поняла, что так нельзя поступать с людьми. Тем более с такими… Да ты, тварь, ногтя моей жены не стоишь, на кого ты вообще открыла свой поганый рот?
— Перестань! — всхлипнула Анна. — Как ты можешь? Я же только что родила тебе ребенка… Двух!
— И только поэтому я с тобой говорю. На! — только тут я заметила, что все это время Шведов сжимал в руках пачку бумажек. — Подписывай.
Я зажмурилась, с силой стиснув кулаки. Может, это, конечно, и страшно, но мне ее было не жаль. Наверное, даже если бы Семен ее убил, я бы, черт его дери, не жалела! Прямо сейчас я готова была целовать Шведову ноги за то, что раньше в нем ненавидела. Ведь если бы он не был собой… Даже страшно представить, в какой бы ситуации мы оказались. Все же у бога отличное чувство юмора. Вот так меня носом ткнуть в то, от чего я его с презрением воротила, ошибочно считая, что уж я точно выше этого…
— На! Подавись! Зачем я с тобой связалась?! — всхлипнула Анна, отбрасывая от себя ручку.
— Чтобы подзаработать.
Не теряя больше ни минуты, Шведов подхватил документы, пересек палату и толкнул дверь.
— Вера? — испугался он. — Эй… Ну ты чего, маленькая? Сказал же — подожди.
Семен подхватил меня под задницу, и я, дрожа как осиновый лист, на нем повисла. Руками шею обхватила, бедрами — его торс. Колотило меня ужасно, будто февраль и в душе случился.
— А что если она… ну, правда…
— Нет. Никогда. Веришь мне? — спросил он, стирая большими пальцами слезы с моих щек. Я всхлипнула и закивала.
— Ну что, вы подписали документ? — смущенно окликнули нас, напоминая, что мы не одни.
— Ага. Теперь-то вы проводите нас к детям?
Вера
Я от них не отходила. Мы…
Сидели над кувезом, в котором наши малютки сладко спали, и, кажется, даже не моргали.
— Вер, поспи, малыш. Пока можно, — предложил Шведов, проведя носом по моему виску. Он тоже выглядел немного пришибленным, но все равно не в пример мне лучше справлялся с ситуацией. Все же у него было больше времени на то, чтобы свыкнуться с мыслью о скором родительстве, в отличие от меня!
— Не хочу.
— Ты едва на ногах стоишь.
— Нет. Я в норме. Слушай, а ведь у него твой нос!
— А где он, Вер? Я чет их не различаю, — озадаченно поинтересовался Семен. Я выпучила глаза, открыла рот и захохотала, пряча лицо в ладонях.
— Женька ближе к нам.
— Уверена? По мне, так они одинаковые.
— Да нет же! С чего? — горячо возмутилась я. Семен как-то нервно повел плечами и снова внимательно уставился на детей. На наших детей, господи! Как мне это осознать? Ну, вот как?
— Что ж, тогда придется их для тебя пометить. Ну не будешь же ты им каждый раз снимать памперсы, чтобы проверить, с кем имеешь дело, а? — веселилась я.
И, может, в нашей ситуации это было несколько неуместно. Ведь пока мы не получим документы, где будет черным по белому написано, что это мои и Семена дети, поводов для веселья не было совершенно, но прямо сейчас напряжение требовало выхода — вот я и справлялась с ним как могла.
— Памперсы? — переспросил Шведов.
— Ага. Ты же не думал, что я одна буду их менять?
— А? Да нет… Нет. Я… Кхм… Собираюсь тоже… Участвовать. Во всем.
Прозвучало как угроза. Я опять улыбнулась. Но если честно, вообще не восприняла слова мужа всерьез. А зря. Шведов был из тех мужчин, кто не бросал слов на ветер. Очень скоро мне предстояло в том убедиться, а пока…
— Как думаешь, нас здесь долго продержат?
— Понятия не имею. Узнать?
В этот момент Агния нахмурила отсутствующие бровки и как будто бы улыбнулась во сне. Мы со Шведовым замерли, пораженные в самое сердце этой картиной.
— А губы-то у нее твои. Луком…
Мы переглянулись и снова уставились на малышку. В голове царил такой хаос! Я боялась, я влюблялась, я пыталась все в себе уместить… А оно не вмещалось и распирало грудную клетку так, что ребра трещали. Все же не зря будущей маме обычно давалось аж девять месяцев на то, чтобы подготовиться к материнству.
— Так, а чего мы тут без дела сидим, а, господа родители? — заглянул к нам энергичный врач.
— А что нам надо делать? — всполошилась я,
