—Я рад этому. — Он взял ее руку в свою ладонь. — Продолжай.
—Это случилось после его второго развода, когда он был с... не важно, с кем. Главное, что я тогда убежала из школы и очень себя жалела. Я поднялась к нему в комнату. Я даже не знаю, почему это сделала, разве только чтобы быть там, попробовать разгадать его тайну. И разгадала. Я всегда чувствовала себя рядом с ним неловко и не к месту, — продолжала она. — Должно быть, во мне чего-то не хватало, и это мешало ему любить меня так, как следовало бы. У него в комнате стоял такой чудесный старый письменный стол со всеми этими занятными ящичками и отделениями. Карл снова был в отъезде, и я не боялась, что он увидит, как я роюсь в его столе. Я нашла там письма. Некоторые из них были от его женщин, а я уже была достаточно большая, чтобы смутиться, и отложила эти письма в сторону. Потом нашла одно от моей матери. Старое, написанное сразу после ее отъезда в Англию. Держать в руках это письмо для меня было все равно что снова увидеть ее. Иногда я никак не могла вспомнить, какой она была, но в ту минуту, когда я держала в руках то письмо, я увидела ее именно такой, какой она была. Боже, она была прекрасной, такой хрупкой и таинственной! Я даже, точно наяву, слышала ее голос, необыкновенный, хорошо поставленный голос. Я так ее любила!
Сэм взял у нее рюмку и поставил на стол.
— Ты читала то письмо?
— Лучше бы не читала! — Джоанна на мгновение крепко зажмурилась, но и сейчас, как и тогда, назад было уже не отступить. — Я так жадно хваталась за все, к чему она прикасалась, за каждую ее частичку, что сначала даже не поняла, что читаю. Должно быть, она писала в гневе. Там были и злость, и горечь, и желание уколоть побольнее. Даже будучи еще ребенком, я знала, что в их семейной жизни не все было гладко. Но до этого письма я и представить не могла, что они так ненавидели друг друга!
— Люди часто говорят то, что на самом деле не имеют в виду, или даже чаще — то, что не следовало бы говорить в данных обстоятельствах.
— Она ведь на тот момент уже уехала, и теперь не узнать, имела она это в виду или нет. Ни мне, ни моему отцу, то есть Карлу, не узнать!
У Джоанны пересохло во рту, но бренди ей больше не хотелось. На мгновение она стиснула губы, затем продолжила:
— Она припомнила ему всю свою боль, все невыполненные обещания, все настоящие и выдуманные измены. Затем она перешла к тяжелой артиллерии. Она не придумала для Карла лучшего наказания, чем оставить ему меня! Она писала, что взваливает на него ребенка, рожденного не от него! Он никогда не смог бы доказать это, да и она никогда бы не назвала того, кто был отцом ребенка, которому Карл дал свою фамилию. Конечно, продолжала она, есть возможность, что это его ребенок, но... Она пожелала ему всю жизнь мучиться от неизвестности. А поскольку я прочла это письмо, то и мне!
Сэм долго, не отрываясь, глядел в темноту за окном. Гнев, переполнявший его, был так неистов и было так трудно его сдерживать, что он боялся говорить. Джоанна была ребенком, невинным и беспомощным. А всем было на это наплевать.
—Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?
—Нет, да и незачем было. В отношении меня он не переменился. Обо мне должным образом заботились, дали хорошее образование, и я могла делать все для достижения своих целей, лишь бы они не противоречили его интересам.
—Они не заслуживали тебя! Они оба!
—Это не важно, — устало вздохнула она. — Я больше не ребенок.
«И не была им с момента прочтения письма», — подумал Сэм.
—Для меня это важно. — Он взял в ладони ее лицо. — Ты важна для меня, Джоанна.
—Я никогда не собиралась говорить об этом ни тебе, ни кому-либо другому. Но теперь, раз я это сделала, ты должен понимать, почему я не могу позволить, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.
—Нет!
—Сэм...
—Я понимаю только то, что у тебя было паршивое детство и через то, что произошло с тобой, не должен проходить ни один ребенок! И еще я понимаю, что от этого остаются шрамы.
—Шрамы? — Она вскочила на ноги, издав короткий надтреснутый смешок. — Разве ты не знаешь, моя мать была больна? Ах да, это держалось в тайне от прессы, но я сумела это раскопать. В последние годы жизни она лежала то в одной закрытой клинике, то в другой. Маниакальная депрессия, нестабильность, пристрастие к алкоголю. И наркотикам... — Джоанна прижала к глазам ладони, пытаясь взять себя в руки. — Она меня не растила, и я не уверена, кто на самом деле мой отец, но она была моей матерью! Я не могу забывать ни об этом, ни о том, что мне, возможно, от нее что-то передалось!
Сэм снова встал. Его первым порывом было надавить осторожно, но он понял, что это неверная тактика. Джоанну нужно привести в чувство быстро и резко.
—Джоанна, не в твоем стиле все так драматизировать!
Его слова возымели именно тот эффект, на который он и рассчитывал. В ее взгляде сверкнул гнев, а щеки тут же вспыхнули.
—Как ты смеешь мне говорить такое?
—А как ты смеешь стоять тут и выдавать малозначимые оправдания, что не можешь мне доверять?
—Это не оправдания, а факты.
—Мне наплевать, кем была твоя мать и кто твой отец. Я влюблен в тебя, Джоанна! Рано или поздно тебе придется это принять и сделать следующий шаг.
—Я все время говорила тебе, что это ни к чему не приведет. И сейчас объясняю почему. Но это только одна часть всего. Моя часть.
—И что же еще? — Он запустил большие пальцы рук в карманы и покачался на каблуках. — Хорошо, выкладывай остальное!
—Ты — актер.
—Это верно, но ты же не собираешься проводить никаких аналогий с тем ответом.
—Меня всю жизнь окружали актеры, — продолжала она, стараясь быть терпеливой. — Я понимаю всю напряженность и требовательность профессии, невозможность, особенно для талантливого актера, держать в тайне свою личную жизнь, чтобы она действительно оставалась личной. И я знаю, что так случается даже с лучшими людьми, несмотря на все их намерения и усилия. Если бы я верила в счастливые браки (а я в них не верю), то все равно не стала бы верить в счастливый брак с актером!
—Я понимаю. — Не сердиться на нее было трудно, но совсем невозможно было не сердиться на тех, кто главным образом приложил руку к формированию ее убеждений. — И этим ты хочешь сказать, что, раз я актер, и, хуже того, хороший актер, отношения со мной — слишком большой риск?
—Я просто говорю о том, что делает будущее наших отношений невозможным. — Она помолчала, собираясь с силами. — И если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.
—Неужели?
Он некоторое время пристально разглядывал ее, как будто прислушавшись к ее словам. Джоанна заранее приготовилась ко всему. Она знала, что закончить отношения будет больно, но это не могло сравниться даже с самыми сильными страхами. Она взглянула ему в глаза, когда он приблизился. В них не было ничего.
