— Зубки режутся, — проговорила она, когда Гейб принес рыдающего Майкла в спальню. Включив лампу, стоящую на столике перед кроватью, она улыбнулась ему. Все они сегодня нуждаются в поддержке. — Я покормлю его и посмотрю, поможет ли это.
— Ну, давай же, старик! Это самое лучшее место в доме! — Гейб передал малыша Лоре.
Плач сменился хныканьем, зачтем стих полностью, когда он начал сосать. — Я спущусь за бренди. Хочешь чего-нибудь?
— Нет. Хотя, пожалуй, немного сока! Или что там у нас есть.
Оставшись одна, она, одной рукой держа Майкла, другой поправила подушки у себя за спиной. Все казалось таким нормальным, таким обычным, как в любую другую ночь. Хотя бывали ночи, когда Майкл беспокоился, а ей нестерпимо хотелось спать; но были и другие, когда она ценила эти часы бодрствования посреди ночи. А ведь наступит время, когда они с Гейбом будут вспоминать все прожитые годы, вспоминать, как Майкл сделал первые шаги, как пошел в школу, как впервые прокатился на двухколесном велосипеде. Они будут оглядываться назад и вспоминать, как носили его на руках, сами наполовину засыпая. Это навсегда останется с ними. Им нужна нормальная жизнь. И она у них будет, пусть только на несколько часов.
Когда вернулся Гейб, он поставил рядом с ней стакан. Она, улыбнувшись, взяла его за руку.
— Можно понюхать твой бренди?
Гейб, удивившись, протянул ей бокал и дал вдохнуть запах. — Достаточно?
— Спасибо. Я всегда любила поздно ночью выпить капельку бренди.
Подняв стакан с соком, она звякнула о его бокал.
— Твое здоровье! — Лора надеялась, что он ляжет рядом, но Гейб отвернулся и подошел к окну. — Гейб?
— Да?
— Давай договоримся раз и навсегда! Ты рассказываешь мне, что у тебя на душе, задаешь любой вопрос, который тебя волнует, а я отвечаю абсолютно правдиво. Затем я, в свою очередь, буду спрашивать, а ты отвечать.
— Разве нам не достаточно ответов для одной ночи?
Значит, вот как. Лора поставила стакан и нежно поднесла Майкла к другой груди.
— Тебя расстроил мой рассказ мистеру Куортермейну?
— А ты думала, что меня это обрадует? — Когда Гейб развернулся, бренди чуть не выплеснулось из бокала. Лора промолчала, когда он залпом выпил половину содержимого и зашагал по комнате.
— Я и сама не рада, что мне пришлось это рассказать. Я бы предпочла, чтобы было иначе.
— Дело не в том, что ты мне об этом рассказала. — Слова резко срывались с его уст. Он выпил еще бренди, но оно никоим образом не утешили его. — Боже мой, одна мысль об этом убивает меня! Я боюсь дотронуться до тебя, потому что это может вызвать у тебя тяжелые воспоминания!
— Гейб, ты все время говорил мне, что все кончено и сейчас для меня настала другая жизнь. И на самом деле так оно и есть. Ты был прав, говоря, что я сравниваю тебя с Тони, но, вероятно, ты не понимаешь, что, делая это, я помогаю тебе поверить, что жизнь может измениться!
Он смотрел на нее всего лишь мгновение, но этого ей хватило, чтобы увидеть, что ее слов пока, недостаточно.
— Конечно, сейчас все изменилось, но я не понимаю, почему ты не испытываешь ненависти к любому мужчине, который к тебе прикасается?
— Было время, когда я не подпускала мужчин меньше чем на десять футов, но, послушав других женщин, которым удалось выпутаться из подобных ситуаций, мне удалось излечиться от этого недуга. — Лора смотрела, как он стоит в тени, засунув сжатые кулаки в карманы халата. — Когда ты прикасаешься ко мне, когда ты обнимаешь меня, это не вызывает во мне никаких дурных воспоминаний. Я испытываю чувства, которые всегда хотела испытывать к своему мужу.
— Если бы он был жив, я бы убил его, — ровным голосом произнес Гейб. — Мне неприятен сам факт, что его уже нет в живых.
— Не убивай ни себя, ни меня! — Она протянула к нему руку, но он покачал головой и отвернулся к окну. — Томи был болен. Тогда я этого не понимала, правда не понимала! И лишь продлевала собственные мучения тем, что так долго терпела его издевательства.
— Ты боялась. Тебе некуда было идти.
— Это не так. Я могла уйти к Джеффри. Я знала, что он бы мне помог, но не ушла, потому что меня крепко удерживал стыд и незащищенность. Когда я, наконец, ушла, то только из-за ребенка! Я начала приходить в себя, обнаружив, что ты для меня самое лучшее лекарство, потому что с тобой я снова почувствовала себя женщиной!
Он молчал, пока она подыскивала верные слова.
— Гейб, никто из нас не в силах изменить того, что уже случилось! Давай не будем портить то, что имеем сейчас!
Успокоившись, он повертел стакан и продолжал смотреть в окно.
— Когда в галерее ты заговорила об адвокате, я решил, что ты требуешь развода. Это до смерти напугало меня.
— Но я бы не… Это тебя так напугало?
— Ты стояла под портретом, и я не мог представить, что буду делать, если ты уйдешь. Может быть, ангел, я изменил твою жизнь, но не больше, чем ты изменила мою!
Пигмалион, подумала она. Если он полюбил изображение, то может в конечном счете полюбить и женщину.
— Я не уйду! Я люблю тебя, Гейб! Ты и Майкл вся моя жизнь!
Он подошел, сел на край постели и взял ее за руку.
— Я никому не позволю причинить боль ни одному из вас!
Ее пальцы крепче, сжали его пальцы.
— Дай слово: что бы мы ни делали, мы будем это делать вместе!
— Мы с самого начала вместе.
Наклонившись вперед, он поцеловал ее, а малыш мирно дремал между ними.
— Ты нужна мне, Лора, может быть, слишком нужна.
— Слишком быть не может.
— Давай я уложу его, — промолвил Гейб. — А затем, может быть, нам удастся немного поспать.
Он взял малыша, но в тот же момент Майкл заплакал.
Начались хождения по комнате, качания, растирание нежных десен.
Всякий раз, когда Майкла клали обратно в колыбельку, он просыпался и начинал вопить. Чувствуя головокружение от усталости, Лора, перегнувшись через перекладину, похлопывала и терла ему спинку. Всякий раз, когда она отнимала руку, он снова начинал плакать.
— Наверное, мы его избаловали, — пробормотала она.
Гейб сидел в кресле-качалке и слипающимися глазами наблюдал за ней.
— Это наше право. Кроме того, большую часть времени он спит как убитый.
— Знаю, знаю. Это у него режутся зубки, вот он и беспокоится. Почему ты не идешь спать? Зачем нам обоим сидеть здесь?
— Сейчас моя очередь. — Он встал и обнаружил, что в пять утра тело чувствует себя на несколько десятков лет старше, чем на самом деле. — А ты отправляйся спать.
— Нет… — Зевок не дал ей договорить. — Мы ведь договорились делать все вместе, помнишь?
— Пока один из нас не умрет!
