— Как можно быстрее, — сказал он.
Полчаса спустя Норман летел в Саутхемптон. Теперь у него была возможность все обдумать. Он надеялся, что интуиция его не подвела и Карлотта собирается присоединиться к своей подруге в Голливуде, чтобы получить работу, о которой та ей написала, но не мог понять, почему она взяла с собой Билли.
Затем во внезапном озарении он догадался, что она ревновала его и не хотела оставить ему ребенка, которому он оказывал внимание последние дни. Она хотела причинить ему боль, оставляя его совсем одного. Еще что-то, кроме гордости, было оскорблено в ней его отношением. Неужели она, спрашивал он себя, хоть немного любит его? Казалось, горечь, которая заморозила его чувства с той первой ночи, начинает таять. Он увидел в Карлотте ребенка, терзаемого эмоциями, с неустойчивым и несдержанным темпераментом. Он видел, как она бросает вызов ему, а затем пытается вновь завоевать его любовь и интерес к ней.
Он также видел ее удивление, а затем испуг, когда ее кокетство не помогло, а ее очарование не поставило его на колени. Мир, в котором она царила благодаря своей красоте, рухнул.
Она тоже была одинока, но у нее не было его душевных сил и опыта.
«Я жалею ее, — сказал он себе и признался: — и люблю!»
Да, она нанесла ему рану. И все-таки он любил ее, хотел ее и чувствовал, что если бы она дала ему возможность, он смог бы защитить ее от всего мира и научить ее счастью.
Ему казалось, что самолет летит слишком медленно. Его охватило сильное желание быть с ней, снова видеть ее. Он старался остановить себя, отбросить эти мысли. Ведь он сам слышал слова, сказанные Карлоттой: она не любит его и вышла за него из-за денег. Как можно быть настолько глупым, чтобы продолжать любить ее? Почему он должен разбить свою жизнь из-за женщины, которая не любит его, для которой он ничего не значит?
Он старался думать о другом. Он убеждал себя, что спешит только затем, чтобы сообщить жене об опасной болезни ее приемной матери.
Ни эти рассуждения, ни здравый смысл не могли заглушить его подлинных чувств: погоня за Карлоттой была борьбой за свое собственное счастье. В последний раз он пытается завоевать ее привязанность. Если он потерпит поражение, это будет конец.
Он размышлял и о том, что могла Карлотта сказать Билли. Как ни странно, но он был доволен, что ребенок с ней. Рядом с Билли она будет более осторожна и менее безрассудна.
Встречный ветер замедлял их полет. До отплытия парохода оставалось не так уж много времени, и он несколько раз доставал часы, боясь опоздать. Самолет ровно гудел, изредка покачиваясь и проваливаясь в воздушные ямы, когда они повернули на юг.
Около одиннадцати часов они приземлились в аэропорту Саутхемптона. Машина, заказанная секретарем, ждала его.
— В порт, — приказал он.
Понадобилось какое-то время, чтобы по узким, заполненным людьми улицам шумного города проехать в порт. Пассажиры поднимались на борт большого лайнера, багаж грузили в трюмы — обычная лихорадочная суета, которая сопровождает каждое отправление большого судна.
Норман прошел в справочное бюро. Очень скоро ему назвали номер ее каюты, и он пошел туда. Он постучал. Прошло некоторое, время прежде чем он услышал тихий голос:
— Войдите.
Он открыл дверь. Карлотта сидела на кровати с застывшим печальным выражением лица. Билли играл на полу с механической игрушкой.
Он первый увидел Нормана, вскочил и с приветственным криком подбежал к нему.
— Я еду на большом корабле в Америку, — сказал он.
Карлотта подняла голову. Их глаза встретились.
— Почему ты уехала? — спросил он серьезно и спокойно.
Не выбирая слов, она прямо ответила ему:
— Потому что я … ужасно несчастна.
— Мне очень жаль, — сказал Норман, — очень жаль, Карлотта.
— Слишком поздно… теперь. Ты не простишь мне. Я не могу больше так жить. Это безнадежно… совершенно безнадежно.
Норман подошел и положил ей руку на плечо. Она вздрогнула при его прикосновении, а потом затихла.
— Карлотта, — сказал он. — Тебе надо немедленно вернуться в Лондон. К Магде. Она больна.
Карлотта издала тихий дрожащий стон, как раненое животное.
— Магда больна! Что случилось? Говори же скорее!
Норман взял ее руку в свои.
— У нее был легкий удар, — сказал он. — Леолия Пейн позвонила мне утром. Она хочет, чтобы ты сразу же приехала.
Карлотта побледнела. Она схватила пальто и сумку, лежавшие возле нее.
— Надо ехать, — сказала она неуверенно. — Ты возьмешь меня?
Норман позвонил. Когда стюард вошел, он распорядился относительно багажа, затем, взяв Билли за руку, повел Карлотту к трапу.
На берегу они окунулись в яркий солнечный свет. Принесли багаж и уложили в машину.
Когда они поехали, Карлотта повернулась к Норману, сидевшему рядом с ней, и впервые после того, как они вышли из каюты, спросила:
— Мы приедем… не слишком поздно?
— Надеюсь, что нет, — ответил он.
Она дрожала, глаза ее наполнились слезами. Она открыла сумку, пытаясь найти платок. Он вынул из кармана свой платок и подал ей.
— Если бы я только … поехала к ней, — тихо сказала Карлотта. — Почему я вместо того, чтобы ехать… сюда?
— Мы будем там через два часа, — уверил ее Норман.
— Магда… Моя любимая Магда, — шептала Карлотта еле слышно.
Она не могла больше сдерживаться, закрыла лицо руками, и отчаянные рыдания потрясли ее. Норман инстинктивно прижал ее к себе. Она не сделала попытки освободиться, а уронила голову ему на плечо.
— Если она умрет, — рыдала Карлотта, — это будет конец. У меня … никого не останется. Я буду одна … и некому любить меня.
— Моя дорогая, — прошептал Норман, — ты не права!
— Это правда! Это правда! — отчаянно закричала Карлотта. — Она любила меня, только она. Мне так плохо, я так несчастна. Норман, почему ты … ненавидишь меня?
Он едва расслышал ее слова, потому что она зарылась лицом в его плечо. Ее горе заразило Билли. Он слез со своего сидения и кинулся к Норману. Утомленный долгой поездкой и напуганный горем Карлотты, он тоже заплакал. Норман обнял ребенка другой рукой. Билли доверчиво прильнул к нему.
Почувствовав, что его внимание раздваивается, Карлотта теснее прижалась к Норману.
— Люби меня, Норман. Я не могу вынести твоей холодности. — Слова, которые она больше не могла сдерживать, вырывались у нее. — Я не понимала этого, но я люблю… тебя. Люблю. Только ты не веришь, — горько плакала она. — Мне только казалось, что … любила Гектора… потому, что я была не нужна ему.
Норман застыл от изумления.
— И я думала, мне нужны только … твои деньги, но я была такой глупой. Я ненавижу твои деньги… мне нужен ты… ты… ты.
