судя по тому, что папа закрыл меня на ключ, я реально никуда не выйду. Супер!
Еще один «супер» ждал меня, когда телефон Медведева оказался вне зоны доступа. «Скучает» по мне видимо так сильно, что ни разу не поинтересовался, как тут и что. А вот почему-то посторонний мужик мной интересуется.
– Да.
– Ты ебанутая? – ну или не интересуется.
– Конкретизируй вопрос, пожалуйста.
– Сейчас к тебе придут в комнату и установят решетки на окно, а потом обшмонают всю комнату. Ты этого хотела?
– Я хотела быть не здесь! А теперь с какого-то перепуга я должна это терпеть. Забери меня отсюда сейчас же.
– Я тебе, дура, сказал наладить отношения с отцом, а не вываливать на него свои требования с порога. У тебя вообще мозги есть?!
– Хорошо говорить тому, кто на свободе, да? Зачем я вообще послушалась тебя? Я могла просто сбежать с Мишей, а не вот это все.
– Ты серьезно про сбежать? А он своего сына куда денет? Тоже прихватит в ваши бега?! Как ты себе это представляешь? – это что еще за ерунда?
– Какого сына? – наконец выдавливаю из себя застрявшие слова.
– Мне некогда с тобой говорить. Спрячь телефон туда, где не догадаются его найти. И выруби его пока.
Глава 25
Лучше бы на окна реально поставили решетки, а дверь собственной спальни была закрыта с обратной стороны без возможности выбраться отсюда. Так мне было бы проще возненавидеть папу. А что в итоге? Пятый день по собственной воле сижу взаперти с единственным собеседником в виде кошки. Но выйти из комнаты – значит признаться в том, что мои слова ничего не значат. А я, несмотря ни на что, сильная, значит выдержу.
Правда, сегодня организм уже открыто говорит мне о том, что надо съесть хоть что-нибудь. Физически, от употребления только воды, мне уже плохо. Папа тоже хорош. Понимает же, что я не выхожу из комнаты. Почему не принести мне еду сюда?! Да, я бы к ней не притронулась принципиально, но ведь так даже неинтересно.
Кошусь на сухой корм уже четыре часа подряд. Ну это же совсем клиника – употреблять его в пищу. Хотя, в войну и не такое ели. Но я же не на войне. Хотя, если так подумать, я бы с радостью взяла автомат и расстреляла бы Медведева. Правда, тогда он бы умер. А мне он, несмотря на все, нужен живой.
Когда-то я хотела выколоть ему глаз или выбить зуб. Пожалуй, именно это Миша и заслужил. И клянусь, встреться бы он мне пять дней назад, я бы точно двинула ему со всей силы. Сейчас чувство злости немного поутихло, но обида никуда не делась. Стала все чаще представлять какой у него сын, сколько ему лет, такие же у него красивые глаза или, может быть, он пошел в маму.
И вот эта мама, несмотря на слабость в организме, вызывает во мне прилив энергии, в виде злости. Он, наверное, видится с матерью своего ребенка постоянно. Медведев ответственный, он никогда бы не бросил сына, разойдись он со своей женой. И все его вылазки были точно к сыну. Он его навещает. Ходит, надеюсь, к бывшей, но все же когда-то жене. Жена! Черт возьми, чувство ревности тупо сжирает изнутри. Какая-то девушка жила с ним, возможно любила его, родила ему сына. У них связь навсегда.
А я что? А я никто. Никто, которое узнает от кого угодно, что у него есть сестра и сын. Сколько бы ни пыталась оправдать Медведева, но с сыном, так и не смогла. За все время, проведенное бок о бок, он не удосужился мне сказать о такой важной вещи. Просто сказать! Ненавижу!
Кажется, за пять дней я уже в сотый раз подхожу к выключенному мобильнику. Может быть, я в очередной раз просто желаю, и не факт, что так и есть, но я почти уверена, что за прошедшее время, на нем скопились десятки пропущенных вызовов от щетинистой морды.
Кручу в руках телефон, а пальцы так и горят от желания его включить. Хотя бы посмотреть сколько раз он звонил. А может, там есть смс.
Отложила телефон в сторону и залпом выпила стакан воды. От голода это не спасает. Как и от желания включить мобильник. Считаю до десяти и все же нажимаю кнопку включения.
Кажется, это первая моя улыбка за время моего заточения. Волнуется, гад, судя по количеству звонков. Так тебе и надо. Мучайся там и страдай. Сволочь. Еще два дня. Потерплю два дня и отвечу. А ты не спи пока, свинья.
– Чтоб тебя бессонница измучила.
Боже, как же хорошо-то стало. До полного счастья осталось только от души поесть. Уже согласна на папину еду, хотя вареная колбаса так и манит, чертовка. Дождавшись часа ночи, я все же решила спуститься на кухню. Заранее решила не включать свет. Того гляди, никто и не заметит.
Встреча с холодильником великолепна. На удивление, заказанные мной продукты никто не выбросил. Достала колбасу и не мешкая потянулась за ножом. Боже, это что-то немыслимое. Рецепторы взорвались от вкуса варенки. Я бы и дальше наяривала колбасу, забывая ее хорошо пережевывать, если бы в какой-то момент со стороны стола на меня не подсветили телефоном. При виде папы, колбаса моментально застряла в горле.
– Пять дней без еды слишком много. У тебя было что-то с собой? – от страха все-таки проглотила застрявший кусок варенки.
– Не было. Я нюхала кошачий корм. Мне хватало.
– Ну, видимо, не очень хватило, – твоя правда.
Тянусь к вытяжке и включаю подсветку. Для полного освещения я не готова. Ну не сбегать же теперь. Наливаю себе в стакан воды и сажусь напротив папы. Колбасу при этом тоже прихватила. Все равно уже поймана на месте преступления. Сидеть вот так, в полном молчании напротив папы – странно. Еще более странно, что он сидел тут до моего прихода один в полной темноте с бутылкой виски.
– Хочешь? – наконец нарушаю затянувшееся молчание.
– Что?
– Кушать?
– Отвратительное слово. Никогда не используй его в своем лексиконе. Так и несет деревней. От Медведева набралась? – тоже мне, знаток, знал бы ты, как он выражается. Отрезаю толстый кусок колбасы и протягиваю папе.
– Хочешь пожрать?
– Ты этому научилась на свободе?
