опущенным окном. Ему около сорока лет, он американец. Самой же машине лет десять и на вид вполне пригодная. В ней нет ни намека на подозрительность. Видимо, Диего не хочет рисковать, чтобы пограничные власти слишком пристально разглядывали пассажиров.
— Вы взяли мои документы? — спрашиваю я.
— Да.
Я делаю глубокий вдох, бросаю телефон, который купил для меня Сергей, в кусты и обхожу машину, чтобы сесть со стороны пассажира.
— Тогда поехали.
— Сергей? — откуда-то справа доносится до меня голос Романа.
Открыв глаза, я пару секунд не могу понять, где нахожусь, пока не замечаю знакомые вещи. Слева книжные полки все еще на месте, вероятно, потому что прикреплены к стене. Они — единственное, что, кроме кровати, на которой я сижу, осталось нетронутым. Два кресла лежат опрокинутыми у противоположной стены, сломанные. Комод с разбросанной по всюду одеждой опрокинут на один из стульев. Куски дерева, ткани и книги разбросаны по всей комнате, создавая впечатление, что здесь произошло землетрясение или торнадо.
— Сергей? Ты с нами?
Я поднимаю глаза.
В дверях стоит Роман, за ним маячит Феликс. Мими, положив голову на лапы и глядя на меня, лежит на полу перед ними.
— Как долго? — спрашиваю я.
— Четыре часа. — Роман переступает порог, но останавливается, когда доходит до середины комнаты. — Феликс позвонил мне, как только ты начал громить мебель, но, когда я приехал, ты уже закончил с этим этажом.
— Черт. — Я качаю головой. — Как выглядит нижний этаж
Роман осматривает комнату вокруг себя и пожимает плечами.
— Почти так же. Хорошо, что Феликс додумался запереть оружейную, пока ты туда не добрался.
Слава Богу. Я ничего не помню после прочтения записки Ангелины. Закрыв глаза, делаю глубокий вдох. Мне нужно выбраться отсюда.
— Альберт, где ключи от моего мотоцикла? — спрашиваю я, вставая с кровати.
— Ты никуда не пойдешь, — огрызается Роман и направляет на меня трость. — Сядь на место.
— Роман, не надо, — бормочет Феликс сзади него.
— Я не позволю ему никуда уехать в таком состоянии. Он либо разобьется, либо убьет кого-нибудь.
Я склоняю голову набок и смотрю на брата. Мы довольно равны по силе, и я хотел бы выплеснуть разочарование и ярость, кипящие во мне, в хорошей драке. Но Роман не может со мной драться, по крайней мере, сейчас, его колено слишком повреждено. И если я потеряю его во время драки, могу пойти на убийство. Я не хочу убивать своего брата, каким бы назойливым он ни был.
— Отвали, Роман. — Я направился к двери, но, когда прохожу мимо него, он обхватывает меня рукой за шею.
— Она того не стоит, Сергей.
Я хватаю его за рубашку и притягиваю ближе, глядя Роману в глаза.
— Не смей говорить о ней! — выкрикиваю я. Никому не позволю говорить плохо об Ангелине. Хотя и больно это признавать, она приняла верное решение уберечь себя. Никто не должен быть связан с кем-то таким ущербным как я. — Ни слова. Ты слышишь меня, Роман?
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга, затем Роман качает головой и убирает руку с моей шеи.
— Пожалуйста, не вздумай умирать.
Я отпускаю его рубашку и иду к двери, но потом останавливаюсь.
— Ты обещал Ангелине, что узнаешь о ее бабушке. У тебя есть какие-нибудь сведения?
— Пока нет. Сегодня утром звонил мой контакт в Мексике и сказал, что сможет проверить комплекс Сандовал в эти выходные. Похоже, что Диего устраивает вечеринку.
— Хорошо. Дай мне знать, когда он позвонит.
— Зачем?
— Я планирую вытащить оттуда бабушку Ангелины, если она жива.
— Черт возьми, Сергей! Ты не поедешь в Мексику!
Я игнорирую его крики и выхожу из комнаты.
— Возможно, тебе следует позвонить Мендозе и узнать, сможет ли он удвоить количество в следующем месяце, — бросаю я через плечо. — Или найди другого поставщика, потому что я убью Диего.
Железные ворота медленно отъезжают в сторону, петли скрипят. Всякий раз, возвращаясь домой, я говорила отцу, что эту чертову штуку нужно заменить. Папа всегда отвечал, что сделает это, заверяя, что когда я в следующий раз вернусь, то увижу новые ворота. Теперь они просто напоминают мне о отце и о том, как Диего убил его.
Я сжимаю руки в кулаки и любуюсь окрестностями, пока машина едет к массивному одноэтажному особняку в конце дороги. С каждой секундой во мне нарастает ужас. Думала, что больше никогда не увижу это место, или, по крайней мере, надеялась, что не увижу. Так странно. Одновременно любить и ненавидеть место, как дом моего детства.
Водитель паркует машину рядом с широкими каменными ступенями, ведущими к богато украшенной парадной двери. По обе стороны от нее стоят двое мужчин с винтовками наперевес. Ничего не изменилось. Взяв рюкзак, я выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное лицо.
Я не собираюсь показывать, как сильно напугана. Говорят, что страх перед неизвестностью самый сильный. Ну, я отвечу, что они ни черта не знают, потому что точно понимаю, что меня здесь ждет, и я бы все променяла на незнание. Не успеваю переступить порог, как дверь распахивается. Нана Гвадалупе выбегает и заключает меня в свои объятия.
— Mi niña. (пер. с исп. — Моя девочка) — Она шмыгает носом. — Какого черта ты вернулась сюда? Когда Диего рассказал мне, я ему не поверила.
— Долгая история, Нана, — шепчу я ей в волосы и прижимаю хрупкую старушку к себе. Видя, что бабушка в безопасности и здорова, мне становится немного легче. — Я так боялась, что Диего причинил тебе боль.
Она отступает и берет мое лицо в свои ладони.
— О чем ты думала, Ангелина? — Она качает головой. — Тебе следовало остаться в США.
Я открываю рот, чтобы ответить, но взрыв мужского смеха, доносящийся с другого конца зала, заставляет меня замешкаться.
— Ой, да неужели это наша беглянка? — восклицает Диего, и сердце у меня учащенно забилось. Я поднимаю взгляд и вижу его, медленно идущего к нам. Он еще более отвратителен, чем я его помнила: жирные волосы, испачканная футболка, натянутая на его огромное пузо.
— Диего. — Я киваю
