– Это было прекрасно! – нескромно заявила я, припоминая, что он говорил, какие интонации использовал, и какие фразы повторялись особенно часто.
Намереваясь устроиться с максимальным удобством, я перетащила к себе плед, которым укрывалась прошлой ночью, и только сейчас удалось уловить, что плед, как и всё в этом доме, хранит запах хозяина. Зарывшись носом в мягкий ворс, я негромко вздохнула и, подозреваю, очень скоро отключилась. А проснулась оттого, что шторы потянулись вверх, раздвигая пространство, расширяя его, делая это пространство бесконечным.
Окончательно опомнившись, я с опаской посмотрела в сторону лестницы, но позволить себе вчерашний подвиг не могла. Подозреваю, что для смелости мне не хватило каких-то ста грамм… В своей комнате я приняла душ, почистила зубы и с тоской посмотрела на футболку, которую была вынуждена носить который день подряд.
– Не-ет, с этим надо что-то делать… – крепко задумалась я, завернулась в плед и, проигнорировав гостевые тапочки, пошлёпала в сторону кухни.
Увидеть там Мартина я не ожидала, а потому не то чтобы очень обрадовалась. Пожалуй, я бы предпочла проскользнуть обратно, но он меня заметил, и уходить было как-то… невежливо, что ли…
– Будешь завтракать в таком виде? – вполне миролюбиво улыбнулся он, чем задал общий тон разговора.
Я осмотрела себя и пожала плечами.
– Больше всё равно не в чем.
– Серьёзно? А где одежда, которая была на тебе вчера?
– Постирала? – предположила я, и Мартин усмехнулся, кивнул головой в сторону стола, предлагая устраиваться с удобствами.
На столе меня ожидала тарелка с омлетом и стакан с соком. Чудный семейный завтрак!
– Между прочим, в моей комнате нет даже халата! – пожаловалась я, признавая, что завтракать в таком виде, как минимум неудобно: плед всё время сползал с груди, а держать его руками оказалось страшно тяжело.
– Если я не ошибаюсь, ещё вчера у тебя была футболка.
– Она несвежая. И если для тебя это принципиальный вопрос, можешь отдать мне свою, – упрекнула я, а уже в следующую секунду Мартин швырнул мне в руки светлый хлопок.
– Угощайся, ни в чём себе не отказывай, – добавил он устное сопроводительное письмо.
Привередничать я не стала. Футболка была свежая, хранила тепло его тела и пахла резким мужским одеколоном.
– Ты сменил парфюм? – с неудовольствием потянула я, но Мартин, кажется, даже и не понял.
– Что? В смысле? – обернулся он и окинул меня оценивающим взглядом.
Тут же стало жарко, и я заняла себя завтраком.
– Я говорю: зачем тебе кухарка? Ты божественно готовишь.
Мартин вполне открыто рассмеялся.
– Не поверишь, но впервые срываю комплименты.
– Наверно потому, что никого до этого своей стряпнёй не баловал?
– И поэтому тоже.
– Чем будем заниматься?
– Я буду работать, – чётко и ясно спланировал Мартин свой день. – Ты можешь занять себя чем-нибудь менее полезным, но более привлекательным.
– Например? – опешила я, не представляя, что можно делать в чужом пустом доме, да ещё и в полнейшем одиночестве. – И я правильно поняла: составить мне компанию ты, как всегда, не хочешь?!
– Юль, ну что ты как маленькая… Ты можешь спать. Ну, или просто полежать, послушать музыку. Можешь смотреть в окно, а также наслаждаться жизнью. В доме есть спортзал, а если тебя привлекают интеллектуальные занятия, то достаточно книг. А когда всё это наскучит… можно думать, в конце концов?
Я изобразила интерес.
– Думать?
Мартин с удовольствием перехватил эстафету и, сдерживая улыбку, продолжил.
– Ну да, это когда в твоей голове рождаются мысли. Ты регулируешь их поток, сортируешь на главные и второстепенные, а порой просто наблюдаешь за тем, как они переговариваются между собой.
– Надо же… Никогда не слышала, – подивилась я и даже рот приоткрыла, осторожно прицениваясь к идее.
Мартин азартно обвёл губы языком и подался вперёд, опираясь на кулаки, что врезались в столешницу.
– Попробуй, тебе понравится.
– Хорошо, – вполне осознанно согласилась я. – Но у меня к тебе есть вопрос.
– Да, конечно.
– И давно ты здесь один?..
Он рассмеялся первым, я следом. Совсем скоро мне придётся отметить, что это были лучшие три минуты за весь бесконечно долгий день. Вытерев слёзы, отдышавшись, я, сдерживая новый приступ смеха, прикусила губу.
– Всё это, конечно, здорово, но скажи честно: я не сойду с ума от безделья?
– Нет, – ответственно заявил Мартин, а потом задумался и безразлично передёрнул плечами. – Ну, в крайнем случае, составишь мне компанию! Вдвоём мы уже не будем казаться сумасшедшими!
На этом он собрал тарелки, загрузил их в посудомоечную машину и ушёл. Интуиция подсказывала, что, как и обещал, занялся делами. А я вот достойной альтернативы работе не нашла и оттого бесцельно слонялась по дому. По совету более опытного товарища пыталась отвлечь себя книгой, но то ли выбор был не совсем удачным, то ли я не была готова воспринимать информацию. В общем, не пошло! После обнаружила и запустила коллекционные грампластинки. Правда, оказалось, что наслаждаться ими в гордом одиночестве так себе удовольствие. Всё же я привыкла делиться впечатлениями, а не накапливать эмоции внутри. Тренажёрный зал меня не отчего-то прельщал, а редкие взгляды на бутылку вина навевали грустные мысли о женском алкоголизме.
Спасаясь от безделья, какое-то время я провела в кухне, но жалкие потуги не принесли ожидаемого результата: удивить Мартина вкусным обедом я бы не смогла при всём желании. Нехотя пожевав плохо проваренный рис, я вернулась к уже проверенному варианту и вытащила из холодильника утку. На сытый желудок стало чуть-чуть веселее, а вскоре захотелось спать. Сон был тяжёлым, эротическим, проснулась я от собственного стона и с ладонью между ног. Убедившись, что моё моральное падение не имело свидетелей, я села и, честное слово: готова была расплакаться.
Наплевав на любые предрассудки, рванула на второй этаж, а уже там обнаружила развёрнутый мольберт с холстом на нём. Холст был проклеен и загрунтован, рядом расположились тюбики с масляной краской. И несмотря на заверения Мартина, будто пишет он редко, тюбики были с хорошим сроком годности, а использованы почти на треть. Вытирать кисти ветошью я не любила, предпочитая бумагу или газету. Мартин, видимо, тоже, потому я заметила всего одну салфетку. Кисти оказались в основном с натуральным ворсом, но в общей массе мелькнула и синтетика. Набор карандашей, ластик известной марки. Хотя я любила сразу работать красками. В таком случае картина будто рождалась сама. Сначала в моём воображении, ну а потом, конечно, и на холсте.
Наверно, со стороны я больше походила на любопытную кошку, нежели на художника «в завязке». А ещё почему-то боялась прикоснуться к инструменту. Я долго стояла, глядя на пустое полотно, и представляла, что же Мартин будет на нём писать.
– Я бы написала рассвет, – зачем-то пробормотала я, бросив за окно взволнованный взгляд.
Но в какой-то момент показалось, что где-то рядом скрипнула дверь, и я позорно сбежала.
За весь оставшийся день мы с Мартином не перебросились и парой десятков фраз, хотя вместе поужинали и снова до поздней ночи сидели у камина. Причиной такой неразговорчивости стала вовсе не неловкость, что непременно должна была накатить после недавних событий. Дело было в моей задумчивости. Я всё никак не могла уложить в голове мысли о пустующем холсте. «Зачем Мартин его поставил?» – задавалась я вопросом, бросая на мужчину редкие косые взгляды. А вот спросить отчего-то стеснялась. Нашла чего стесняться!
Из-за того, что в обед я проспала битых три часа, ночью сон не шёл вовсе. Я крутилась на диване, отсидела попу на подоконнике, даже исследовала спальню, но как магнитом тянуло на второй этаж. Не к Мартину – к пустому холсту. Хотелось проверить, появился ли набросок или полотно так и осталось девственно-чистым. Прокравшись на спорную территорию, я с ужасом осознала, что мольберт вернулся в мастерскую, куда мне хода нет. Наверно, именно так выглядит разочарование, потому я застыла посреди пустого холла, на том самом месте, где ещё сегодня днём обнаружила настоящее сокровище!
