И толпа аплодирует.
Я бы наскучила вам пересказом всей прочей ерунды, которую он говорил, но в гребаной ирригационной системе на самом деле нет ничего интересного. Не важно, как вы ее себе представите. В смысле, конечно, эти люди вовлечены во все это, и они ловили каждое слово Джейка. Но они знают о фермерстве то, чего не знаю я. И Джейк великолепно выглядит, стоя там, такой красивый и сильный, стараясь выглядеть непринужденно в джинсах и рубашке, словно не управляет миром.
Интересно, Джейк, случаем, не Иллюминат…
Эмбер толкает меня плечом и улыбается.
— Они его полюбили.
Я оглядываюсь назад, где Джейк пожимает всем руки.
— Да. Его легко полюбить.
— Думаю, я могла бы его полюбить.
— Не могу винить тебя в этом.
— Ты тоже?
— Что — тоже?
— Любишь его?
Я медленно киваю.
— Полагаю, что люблю.
Она бросает на меня пристальный взгляд.
— Полагаешь? Подруга, тебе лучше точно знать. Потому что нет никаких сомнений в том, что он влюблен в тебя.
— Я не очень в этом уверена.
— Эй. Я вот уверена. То, как он смотрит на тебя? Улыбается тебе? Прикасается к тебе? Либо ты слепа, либо просто очень глупая, если не видишь этого. Вы двое, как из любовного романа. Ты — героиня, а он… я бы сказала, герой, но это не отдает ему должного.
Я смотрю на Джейка с другого конца комнаты. И будто, почувствовав мой взгляд, он поднимает взгляд — и наши глаза сразу же находят друг друга. Словно все это время он знал, где я нахожусь. Я слегка машу ему и чувствую, как мышцы спины расслабляются, когда он подмигивает мне.
— Ты права, Эмбер. Он больше, чем герой.
— Так как ты называешь мужчину, который является… всем?
— Раньше я звала его Тот Самый Парень.
— Тот Самый Парень… О, это хорошо. А как ты называешь его сейчас?
— Думаю о чем-то вроде «будущий папочка моего ребенка». «Любовь всей моей жизни». «Причина существования». «Родственная душа»… — поджав губы, наклоняю голову и изучаю его. — Как считаешь, это слишком?
В этот момент Джейк берет на руки ребенка.
Понятия не имею, откуда взялся ребенок.
Я даже не знала, что он здесь есть.
Но у него на руках ребенок.
В его объятиях.
И он…
Смилуйтесь.
Он целует ребенка.
Мечтательный вздох Эмбер совпадает с моим.
— Слишком? Думаю ли я, что слишком — хотеть, чтобы такой парень был твоей второй половинкой? — Краем глаза вижу, как она качает головой. — Нет. Ни капельки.
— Кажется, я собираюсь сказать ему, что люблю его.
— Если этого не сделаешь ты. То сделаю я.
Я хмурюсь и поворачиваюсь к ней.
— Зачем тебе говорить ему, что я люблю его? Это… это личное.
Она закатывает глаза.
— Да не собираюсь я ему говорить, что ты любишь его, глупая. Я скажу ему, что сама его люблю.
Не уверена, шутит она или нет. Не могу прочитать ее мысли. На всякий случай начинаю планировать свою месть — ну, знаете… вдруг, она говорит серьезно. И в первую очередь, я должна узнать одну вещь. Поэтому самым беззаботным тоном, на который способна, спрашиваю:
— По шкале от одного до десяти, насколько сложно в Топике найти свежую кучу собачьего дерьма?
Глава 24
Я наблюдала так долго, как только могла, как Джейк обнимал стариков, гладил собак и целовал младенцев, пока меня не поглотил страх, что мои яичники взорвутся. Поэтому я вышла на улицу. Именно там, на заднем дворе склада, я обнаружила группу работников, увлеченно игравших в покер.
Не в силах удержаться, я присоединилась к ним.
И благодаря моим навыкам и умению блефовать как профессионал, я одна из двух «выживших».
— Ставлю твой… — я беру часы своего противника и подношу их к свету. — …«Timex» и добавляю к ним один сапог от Louis Vuitton.
Отодвинув свое сиденье — пятигаллонное ведро — от стола, снимаю сапог и бросаю его в кучу со ставками.
Джаспер, парень лет двадцати с небольшим, который работает в «Кэнтон Индастриз» с пятнадцати лет, затягивается сигаретой, отбрасывает ее щелчком пальцев, а затем бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Какого хрена мне делать с одним сапогом?
— Продай его пирату. Не знаю. И мне плевать. Но он стоит намного больше, чем то дерьмовое дерьмо, которое ты откладываешь в унитаз.
Все вокруг нас ржут. Похоже, Джаспер — один из тех, кто любит выигрывать, но не может смириться с проигрышем. И в лице меня он встретил достойного противника — около двадцати раздач назад.
— Как, мать его, это вообще называется? — Он поднимает сапог и осматривает его. — Сколько стоит эта хреновина?
Здесь есть только пара женщин. Ни одна из них, как и я, не имеет ни малейшего понятия. Но они, как и я, знают достаточно, чтобы понимать, что сапоги дорогие. Они спорят по этому поводу, пока я пытаюсь решить, какие вещи Джаспера могут быть эквивалентны одному сапогу.
— Твоя шляпа.
Джаспер напрягается.
— Что ты сказала?
— Твоя шляпа. — Я указываю пальцем на шляпу, которую он продолжает крутить на голове. Она старая и изношенная. Уверена, она не представляет большой ценности ни для кого, кроме него. — Ставь свою шляпу, если хочешь отыграться.
Он качает головой.
— Нет. Это моя счастливая шляпа.
— Да? И как она тебе помогла?
Я указываю на свою кучку с выигранными вещами, включающую деньги, несколько брелоков, пару ножей, тонну ручек, резиновый мяч, коробку с резинками и резинового цыпленка — большая часть которых принадлежала ему.
— Ставь шляпу или сдавайся.
Он прищуривается, глядя на меня.
— Ставь второй сапог, и я подумаю об этом.
— Этот сапог стоит кучу денег.
— Нет. Пара сапог стоит кучу денег. Один сапог ни хрена не стоит. — Он указывает на свою шляпу. — А эта шляпа? Она бесценна.
Я медленно киваю.
— Вполне справедливо. — Я снимаю второй сапог и бросаю его на стол. — Ну, вот мои пятьсот долларов.
— Эм, я только что погуглила их, — говорит одна из женщин. — Скорее, две тысячи.
Все начинают бормотать, что ставка неравноценная. Этот Джаспер — кусок дерьма, раз пытается поставить старую шляпу против пары дизайнерских сапог.
Полагаю, можно с уверенностью сказать, что я — любимица публики.
— Ты это слышала? — Джаспер машет в сторону окружающей нас толпы. — Мне приходится работать с этими придурками каждый день. Я проиграю в любом случае. Если выиграю, меня будут стыдить, что я забрал сапоги у женщины. Если проиграю — разговоров, что я продул всё девушке босса, не будет конца.
Я пожимаю плечами и делаю глоток пива.
— Тогда, сдавайся.
— Ни единого шанса в аду. Я хочу пересмотреть условия.
— Я слушаю.
— Оставь сапоги себе. Они, скорее всего, все равно подделка.
Я качаю головой.
— Их купил Джейк. Поверь мне. Они не подделка.
Из толпы доносится многозначительный шепот и поддразнивания. Покраснев, закатываю глаза и ухмыляюсь от уха до уха.
— Как я уже сказал, ты остаешься при своих сапогах. Я — при своей шляпе. Победитель забирает банк. А проигравший… — он наклоняется и указывает на открытое поле, простирающееся насколько хватает глаз. Его глаза мерцают, и он улыбается. — Бежит голышом по полю.
Толпа взрывается смехом. Кто-то говорит Джасперу, что он сумасшедший. Кто-то, что заснимет его на видео. Кто-то, что мистер Суэггер убьет Джаспера, если узнает. И последнее высказывание находит отклик.
— Зачем мне убивать Джаспера? — Я резко поворачиваю голову и вижу Джейка, выходящего из тени — на его лице написано веселье. В глазах застыл собственнический взгляд. — Не он один ставит на то, что ему не принадлежит.
Все замолкают, когда он приближается. Делаю мысленную заметку поговорить с ним о том, когда уместно, а когда нет, появляться без предупреждения среди его сотрудников. Никто не горит желанием общаться со своим боссом. Но, конечно, он этого не знал. У него нет босса.
— О-о чем ты, Джейк? — Я стараюсь говорить твердо. Не выходит.
Он кладет руки по обе стороны стола, прижимаясь ко мне.
