мне нужно было больше для…
Майлз приложил палец к моим губам, приказывая мне замолчать.
— Просто возьми глину. Очень много.
Закатив глаза, я встала и достала из одного из шкафчиков на краю комнаты глиняный кубик, завернутый в вощеную бумагу. Я взяла несколько инструментов, в основном просто для того, чтобы подыграть ему, и принесла все это к себе на стол.
Майлз просмотрел мои припасы, как будто знал, что проверяет, затем кивнул головой.
Он прошел в центр комнаты. Остановился для пущего драматизма, затем широко распахнул халат, повернувшись ко мне спиной.
Я на секунду прикрыла глаза, смеясь. Когда я убрала руки, Майлз на удивление плавно исполнял небольшую танцевальную программу. Я засунула кончик пальца в рот, покусывая ноготь, пока наблюдала и чувствовала что-то среднее между желанием прикрыть глаза и пристально смотреть.
Как бы это ни было нелепо, я не могла отделаться от мысли, насколько он был порочен. Он был как раз подходящим сочетанием непочтительности и серьезности. Как раз то самое место между глупостью и гениальностью.
Он был тем, с кем в одну минуту можно было серьезно поговорить, а в следующую обнаружить, что истерически смеешься вместе с ним.
Он был забавным. Он мне нравился.
Еще лучше то, что я все еще нравилась ему после того, как я сделала все возможное, чтобы заставить его порвать со мной, а затем сделала это сама. После того, как я использовала его. После того, как я солгала ему. Даже несмотря на то, что его семья невероятно богата, а я была на мели.
Я расхохоталась, когда он сбросил свой халат на пол и повернулся ко мне лицом.
Он был почти голый, если не считать пары черных компрессионных шорт и одного из самых больших бананов, которые я когда-либо видела приклеенными к нему скотчем. Я наблюдала за тем, как двигались его мышцы, напрягаясь и расслабляясь, когда он подходил ближе ко мне. Действительно, было трудно поверить, что такой парень, как он, может заинтересоваться мной. Даже сейчас.
Но потом, когда я увидела банан, приклеенный скотчем к его промежности, я вспомнила, что Майлз не был заурядным сексуальным парнем. Он отличался. Он увертывался и прокладывал себе путь через все психологические ловушки, которые, кажется, подстерегают чрезмерно привлекательных людей.
Он был просто тем, кем был, и так случилось, что он был великолепен.
Он дважды хлопнул в ладоши, как только протанцевал к моему столу.
— Все началось с того, что мой банан оказался в твоих руках, Рей. На самом деле. Можно было бы зайти так далеко, что сказать, что ты знала, что полюбишь мой банан, еще до того, как я узнал твое имя.
Я прищурилась.
— Тебе не кажется, что ты немного форсируешь всю эту историю с бананами?
— Навязывать тебе свой банан никогда не входило в мои намерения.
— Похоже, именно это и входит в твои намерения.
Он уставился на свою промежность, затем погрозил пальцем.
— Это символ, понимаешь? Я говорил тебе, что мои папа и мама познакомились из-за банана. Я хотел иметь возможность сказать то же самое о нас с тобой.
— Может быть, у нас могло бы быть что-то свое. Забудь о банане. — Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, я протянула руку и сдернула его, одновременно снимая ленту с его бедер.
— И в чем бы заключался наш символ? В женском туалете?
Я задумчиво постучала бананом по подбородку, затем подняла глиняный брусок перед собой.
— А что насчет глины?
— На самом деле в этом нет того сексуального подтекста, к которому я стремился.
— Почему нет? Немного поработав, из глины можно сделать все, что угодно. Все начинается с чистого листа. Но мало-помалу ты сможешь придать этому любую форму, какую захочешь.
Майлз опустился на колени, изучая глыбу глины между нами.
— Да. Мне кажется, я понимаю. — Он начал лепить из глины два круга.
Я с любопытством наблюдала за происходящим. Он выхватил банан у меня из рук, как только у него на столе оказались два одинаковых по размеру глиняных кружочка, лежащих бок о бок. Он поставил банан вертикально, прямо над ними.
— Ух ты, — сухо сказала я. — Это буквально фаллический памятник твоей незрелости. И почему-то мне кажется, что ты пропустил мое очень романтичное и милое замечание о глине.
— Напротив… — Майлз указал на одно из глиняных яичек, затем покачал головой. — Хорошо, я сдаюсь. Я просто хотел сделать из них пенис. Но я действительно понимаю, о чем ты говоришь, и это очень мило. Мы можем сделать из глины все, что ты захочешь. Даже если это, вероятно, самая несексуальная вещь, которую я могу себе представить.
— Тогда, может быть, наша фишка в том, что нам не обязательно быть сексуальными. Разве это было бы так уж плохо?
— Это противоречило бы моей натуре. — Майлз указал на свой обнаженный торс. Он улыбался, но внезапно стал серьезным. — Эй. Шутки в сторону… Я не хочу пугать тебя, говоря что-то слишком рано, но я все равно собираюсь это сделать. Мне кажется, я влюбляюсь в тебя.
Мое сердце бешено заколотилось.
Я представляла себе, каким был бы мой момент, когда я была маленькой девочкой. Прогулка верхом за городом и я в хорошеньком маленьком летнем платьице. Я бы оглянулась через плечо на мужчину своей мечты, и он сказал бы мне, что любит меня. Солнце заливало бы нас золотым, совершенным светом. Или я сидела бы в уютном уголке для чтения, в то время как мой утонченный, но нежный парень неожиданно признавался бы мне в любви. Или, может быть, мы попали бы под ливень и смеялись, потому что у нас был заказан столик на ужин, и мы оба промокли и замерзли.
Я никогда не думала, что буду в классе. Или что какая-нибудь соблазнительная певица с низким голосом, которую я не знала, будет петь на заднем плане о «нежной любви у камина». Я определенно не думала, что парень, признающийся в любви, будет выглядеть так, будто собирается участвовать в соревнованиях по прыжкам в воду, или что между нами будет стоять скульптура пениса из глины и банана.
Но это было то, чему научил меня Майлз, осознавал он это или нет. Жизнь не должна была идти по моему плану. Иногда самые лучшие вещи происходили не на том идеальном маленьком пути, который я наметила для себя.
Самые приятные моменты были в кустах… в местах, куда можно было добраться только после того, как ты издерешься о колючки и покроешься грязью, тащась по тропе.
Майлз
