— Моника, Дэн уже понял, ты просто обожаешь этот дом. Давай ты отдохнешь. Перекусишь.
— Но я не устала.
— Марш отдыхать! Или посажу тебя на режим…
А он может… И тогда секса мне не видать еще ох как долго, а мне хочется… Хотя бы немножко… На одну головку…
Поэтому после легкого перекуса я отправляюсь отдыхать, у Дэна тоже как раз сон. Ложусь рядом с ним и засыпаю.
Чувствую сквозь плотно накрывающую пелену дремоты, что Дан наблюдает. Лицо суровое, без эмоций, только глаза светятся, как льдинки на свету. Он доволен. Жутко доволен. Умиротворен. Спокоен. Счастлив. Счастлив быть со мной, с сыном, в которого поначалу не поверил, а теперь души в нем не чает.
— Спасибо за то, что принял такое решение. У меня, может быть, смелости бы не хватило предложить тебе жить со мной. Я бы пеклась о твоей гордости.
— К черту гордость. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И вот этим уже можно будет гордиться.
— Спасибо тебе за все, — шепчу ему, крепко заснув.
*** эпилог ***
Наедине удается остаться только поздним вечером. Мне больших трудов стоило отделить от себя Дэнчика в его детскую. Будь я одна, тискала бы его и тискала круглые сутки. Но я все-таки еще и кое-кого другого потискать хочу изо всех сил, поэтому спящего сына относим в детскую комнату.
С нетерпением спешу в спальню. Дан сидит на кровати. В одних трусах.
Влетев в спальню, я застываю, глубоко шокированная.
— Вау… — срывается с моих губ.
В голову ударяет импульс желания.
— Вот так сразу? А ты не боишься, что я потеряю сознание? Прямо на пороге, от такого… уффф… Бесстыжий! — шепчу, жадно разглядывая его мощное тело. — Совершенный. Бесстыжий. Мой…
— Я еще не начинал быть бесстыжим, — отрицает и для чего-то опускает на тумбу две пары наручников. — Вот. Теперь начал.
— Ты меня хочешь приковать?! Уффф… — слишком жарко.
Стекаю по двери.
— Вообще-то нет. Наоборот, — заявляет спокойно и снимает трусы. — Я же говорил, дико голоден. Чтобы случайно тебе не навредить… и не войти в раж…
Я наблюдаю за его действиями, едва не слепну, увидев, как его член гордо стоит штыком, как по нему стекают капли смазки. Щелкает металл. Дан приковывает себя за одну руку к металлическому изголовью кровати и протягивает второй браслет.
Не замечаю, как подлетаю к нему.
— Ты доверяешь мне настолько? — взвешиваю холодный металл.
Не бутафория. Разумеется. У моего все-все настоящее. Он такой, какой есть, и меня это взрывает по всем направлениям — душа, сердце, женская сущность… навзрыд от счастья быть с ним — таким.
— Я себе не доверяю настолько же, насколько готов довериться сейчас твоим ручкам и всему остальному, разумеется.
— То есть ты хочешь сейчас только мои руки и все? Как скажете, Данис. Как скажете…
— Нет, — отрезает. — Я больше хочу. Эй, Моника!
— Слишком поздно… — заползаю сверху, присев на его бедра.
Тяну платье вверх, прижимаюсь.
Он дрожит, почувствовав, что на мне нет трусов.
— Когда? — хрипло интересуется. — Когда снять успела? На тебе были трусы. Я видел. Чувствовал.
— Ловкость рук и никакого мошенничества. Нравится?
Прижавшись лбом к его лбу, медленно трусь половыми губами о твердый, раскаленный член.
Свободной рукой Дан впивается в мой зад.
— Лучше бы ты мне подрочила. Сбавила пар. Я же голодный. Трахаться хочу жестко… Ууууу… — мучительно тянет, когда я привстаю и толкаюсь сама на его головку, насаживаюсь.
Я такая мокрая, что долгих прелюдий не нужно. Я бы и не смогла сейчас… в прелюдию. В ласку. В нежность… Я поток, слишком горячий и жадный, слишком быстрый, чтобы доказывать что-то нежностью в этом моменте. Потом — да, да… Я его зацелую, занежу, а сейчас…
— Трахни меня уже, Белка, — требует Дан, сжав ягодицы. — Трахай.
— Ты без резинки.
— Да. И что ты мне сделаешь? — ухмыляется широко и тянется к моим губам. — Целуй. Я скажу, когда вот-вот будет финиш. Спрыгнешь с члена и возьмешь его в рот. Поняла?
— Не командуй мне здесь… — лепечу едва слышно, со стонами.
Прошу не командовать, но меня зажигают его приказы, следовать его воле, проигрывая, выигрываем в итоге оба — полноценный кайф.
Вбираю в себя горячий поршень по миллиметру, ахая от того, как он меня раскрывает, как проникает внутрь, делая меня еще более живой и горячей, полной чувств… От счастья текут слезы.
— Эй… Если тебе плохо, прекрати! — мгновенно беспокоится Дан.
— Мне хорошоооо… Боже, да… Я от счастья… Боже, как хорошо.
— Зови меня, а не боже какое-то! — ревниво отвечает Дан.
— Дааааан! — стону в голос. Ерзаю нетерпеливо, насаживаюсь резче. — Хочу тебя… на всю длину. Полностью взять, — признаюсь, рассыпаясь в горячих откровениях.
Никогда бы не подумала, что смогу вот так откровенно говорить о желаниях, но говорю… Говорю и чувствую, что не могу иначе.
Целую Дана всюду. Горячий рот, твердые губы, напористый язык, вытрахивающий до глотки…
Моя прелесть, мой наркотик!
Крепкая шея, острый кадык, плечи… Мммм… Мощная грудь.
Мой мужик! МОЙ!
Я всюду хочу побывать ртом, до куда дотягиваюсь, а как только получу наш первый взрыв, дотянусь всюда, куда захочу…
— Я буду тебя целовать, гулять по тебе губами. И ты… Ты не отвертишься.
— Пиздец. Мо… Ника… Притормози с признаниями, иначе я сейчас в тебе взорвусь.
— Я тоже, — отвечаю честно.
Последний толчок. Расплываюсь в жаре наших тел, чувствую, как он полностью во мне, дышать трудно, страшно, но я с восторгом хватаю раскаленный воздух.
— Ты веришь? Веришь? Аааа… — выкрикиваю, сделав первый взмах бедрами.
Смазанный и нечеткий. Хватаюсь за плечи Дана, переплетаю пальцы за его шеей в замок и снова делаю рывок, пробую. Подстраиваюсь. Слежу за реакцией. Прислушиваюсь к себе, наконец, нахожу тот самый ритм, который заводит и меня, и его… Двигаюсь, наслаждаясь…
— Охренеть.. Ты как будто вечность… ствол.. полировала. А?
— Ты… ты же не ревнуешь сейчас, да? Я в коме была, какая полировка, дурак? — и смеюсь, и плачу… — Это не разумно!
— Знаю. Знаю, что не разумно. И все равно… Охренеть, Моника. Ох-ре-неть… Продолжай. Не тормози!
Стону в голос.
Мне хорошо, очень. Дрожу от наслаждения, которое вибрирует в каждой клеточке моего тела! И особенно сильно разрастается шаром там, где мы соприкасаемся телами.
Его твердость и моя влажная мягкость, мой напор и его принятие, его жажда и моя… такая же! Идеальные, дополняющие. Совместимые… Просто космос, и меня подбрасывает, расплываюсь от оргазма, чувствую себя тем самым водопадом, который щедро заливает бедра мужчины.
Все еще двигаюсь, на пределе. Быстрее и резче.
Дан смотрит. Говорит что-то…
Читаю по губам, говорит, что любит, и требует, чтобы опустилась.
— Бери… В рот бери, иначе еще одного ребенка заделаю, а тебе пока нельзя! — рычит страшным голосом.
Шлепком по заднице останавливает мои раскачивания.
Я сползаю… наверное, неуклюже, но между ног будто произошел сладкий взрыв.
— Бери скорее, бери.
Ладонь Дана требовательно опускается на затылок, наталкивая на член. Мускусный вкус его смазки, сладковато-соленый — мой… Все смешивается на языке. Коктейль нашей несдержанности, голода, любви, страсти…
— Какой ты вкусный… — шепчу. — Ты вкусный!
И снова припадаю ртом к его члену, беря поглубже, посасываю.
—Да… Да, Белка…. Вот так. Вот так соси…. Умммм… Дааа… — надавливает жестче, пробирает глубже.
Намного глубже, чем я бы сама взяла. Но сейчас я испытываю только удовольствие от его нетерпения и вбираю как можно глубже, стараясь сосать.
Несколько интенсивных движений, его напор…
— Да. Да… Бери… Уууу…
Ругнувшись, Дан издает громкий, протяжный стон с воем и выпускает поток семени в мой рот, продолжая раздавать приказы, которые невозможно не исполнить, потому что мне самой этого тоже ужасно сильно хочется.
— Глотай. До последней капли… Выпей… Все высоси…
