Катя прибавила шагу. Сегодня же с Кривицким будет покончено! Их отношения кажутся дикими со стороны. И тех, кто смотрит на них со всех сторон, вполне можно понять. Она, никчемная библиотекаришка, присосалась к известному на весь город человеку и пьет его кровь! Содержанка! Сожительница!
Весь оставшийся вечер Катя была полна решимости серьезно поговорить с Виталием, но очередная простая мысль заставила ее впасть в полное отчаяние. Ведь если она окончательно откажет Кривицкому, ей придется куда-нибудь съезжать с этой квартиры! С маленьким ребенком! Куда?! Не обратно же родителям на шею? Конечно, Виталий, как человек благородный, не сможет ее выселить отсюда, а значит, вынужден будет вернуться в жалкую комнатку при больнице. Но она не сможет этого допустить, а потому ее положение совершенно безвыходно...
Когда Виталий Эдуардович вернулся из больницы, на Катю просто жалко было смотреть.
– Что опять случилось? – спросил он, предварительно удостоверившись, что ребенок спокойно спит в своей кроватке. – Неужели Сметанин снова посмел...
После жалкого Катиного лепета о том, что жизнь ее никчемна и потому кончена, что она не имела никакого права усыновлять Гришеньку, потому что он потом будет ее только ненавидеть, Виталий тяжело вздохнул и сказал:
– У тебя только один выход.
– Какой? – встрепенулась Катя и с большой надеждой посмотрела на человека, который всегда умел ее выручить.
– Все тот же – выйти за меня замуж. Тут уж все вынуждены будут заткнуться: и Петька Сметанин, и те, кто сейчас смотрит в нашу сторону косо. Ну, посплетничают еще с месяцок, а потом найдут себе другой объект для обсуждения и проработки на партийных собраниях.
И Катя сникла. Она не могла не признать, что предложение Кривицкого было выходом. Она отказывалась идти в ЗАГС, потому что брак с отцом Германа казался ей чуть ли не кровосмесительным, хотя конечно же таковым не был. Но в создавшейся ситуации только брак мог их спасти.
– Или ты больше не любишь меня, Катенька? – спросил Виталий, и она тут же отозвалась, горячо и искренне:
– Люблю! И ты это знаешь!
– Так давай поженимся, чем и утрем всем нос!
И они, возможно, действительно поженились бы. Во всяком случае, этой ночью Кате казалось, что она уже на самом законном основании обнимает и целует главврача городской больницы. Но в одно утро все переменилось.
* * *
– Вот так номер!! – сквозь чуткий утренний сон услышала Катя и открыла глаза. Потом приподнялась на локте и увидела, что возле их постели стоит Константин, сжимая в одной руке ключи от квартиры, а в другой – ручку коричневого чемоданчика.
– Костя... – выдохнула она, и в этот момент проснулся Виталий. Он потер глаза, перехватил Катин взгляд, выражающий смертельный ужас, и, обернувшись, увидел сына.
– Костя?! Почему не телеграфировал, что приедешь? – спросил он так просто и естественно, будто его совершенно не волновало, в каком пикантном положении его застал сын.
Константин усмехнулся и ответил:
– А чтобы увидеть эту картинку во всей красе...
Тут как раз проснулся Гришенька и заявил о себе в полный голос. Константин переменился в лице: он явно не заметил детскую кроватку.
– Так вы что, и это уже успели? – спросил, вглядываясь в ребенка, но потом, прикинув в уме, с удивлением констатировал: – Нет, он никак не может быть вашим... Ничего не понимаю... Может быть, объясните?
Константин поставил на пол чемодан и уселся на стул против раскинутого на полкомнаты дивана.
– Лучше раздевайся, – предложил ему отец, – умойся с дороги, за завтраком все тебе расскажем.
– Какой уж тут завтрак! – зло сказал Константин. – И вы не помрете: позавтракаете позже – воскресенье, поди!
– Ну вообще-то у меня сегодня дежурство, – начал Виталий Эдуардович, но сын его бесцеремонно оборвал:
– А мне плевать на твое дежурство! Ты лучше объясни, какого черта ты спишь с Геркиной женой?!
Гришенька, испугавшийся незнакомого и явно враждебно настроенного человека, зашелся в диком плаче. Катя подхватила ребенка и попыталась его успокоить. На ее руках он несколько затих, со страхом поглядывая на незваного гостя.
– Ну... как тебе известно, Герман... погиб... – начал Виталий Эдуардович.
– А ты будто только этого и ждал!! – бросил сын.
– Не говори ерунды!
– Вот так ерунда! Ты запросто спишь с его женой, будто это нормально!!
– А что же в этом ненормального?
– Да хотя бы то, что она в дочери тебе годится! Только не вздумай мне рассказывать байки о сердце, которому не прикажешь, и прочую дребедень! Прикажешь! По себе знаю!
Катя решила, что ей лучше не присутствовать при разговоре отца с сыном, и хотела уйти с малышом в кухню, но Константин резко схватил ее за полу развевающегося халатика и гаркнул: «Куда?!!» Успокоившийся Гришенька опять залился плачем.
– Ты пугаешь ребенка, – дрожащим голосом сказала Катя.
– Извини, не подумал... У меня же нет ребенка... И откуда вы его только взяли?
– Вот это тебя точно не касается, – отрезала справившаяся с первым потрясением Катя.
– Меня касается все, что с тобой связано!
– В каком смысле? – спросил Виталий Эдуардович, который так и сидел на постели, спустив ноги на пол.
– А в таком, что я люблю ее, и она знает это!!
– Я не знала, – с трудом произнесла Катя, чтобы хоть что-то сказать в ответ.
– Врешь! Вот ведь врешь! Да, я в любви тебе не признавался, но... В общем, все ты знала! И я выжидал время, потому что Герка... ведь года еще не прошло, а вы... Отец, как ты можешь? Ведь и мама...
– Про маму тебе все известно, Костя, и я прошу не касаться этой темы. Она слишком для меня болезненна...
– Да ну! Надо же, какой нежный! А для меня болезненно, что ты спишь с Катей! Мне это... просто острый нож под сердце! Не поверишь, папочка, но мне хочется тебя... придушить...
Катя метнулась к Виталию, но Константин остановил ее жестом.
– Не бойся... Если мне этого хочется, вовсе не значит, что я... поку... сюсь... или поку... шусь... как правильнее?.. На святое, на папеньку... сладострастца!
– Ты забываешься, Костя! – взвился Виталий Эдуардович и, поднявшись наконец с постели, поспешно натянул брюки и рубашку.
– Это ты забылся!! Тебе пятый десяток, а ты туда же! Нашел бы себе какую другую вдову под сорок! На кой черт тебе Катя?!
– Я люблю ее...
– Вот ведь незадача какая! И я ее люблю! И что же нам теперь делать?!
– Неужели ты не понимаешь, сын, что... выбор останется за ней?
– Представь, я даже знаю, кого она выберет! Меня же здесь не было, а ты тут ее ублажал! Пригрелся!!
Звук звонкой пощечины, которую отец влепил сыну, был отвратителен. Все замолчали. Костина щека начала наливаться кровью.
– Что, папенька... м-может, на дуэль? – дрожащими губами прошептал Константин.
