Теперь город с людьми, медленно снующими по тротуарам, хранящим тепло их движений, с отключенной иллюминацией казался мне серым и грязным. Люди были равнодушны и даже враждебны ко мне.
Лишь рождественские украшения в окнах домов навевали мысли об ускользнувшем счастье. Это было бы замечательно, Михаэль и я, в квартире на Пятой Авеню. Мы бы слушали рождественский звон, любовались бы рождественскими огнями и друг другом, и любили бы друг друга, а после отдыхали бы около рождественского дерева, мечтая о прекрасном светлом и счастливом будущем.
Лимузин скользил вниз по Авеню, и я увидела счастливую пару, идущую рука об руку. Мне захотелось, чтоб это были я и Михаэль. Девушка выглядела такой счастливой и живой, на щеках у нее играл румянец, глаза излучали теплый таинственный свет. Молодой человек непрерывно шутил и довольно комично жестикулировал, чем вызывал ее веселый смех. Их дыхания сливались воедино и образовывали вокруг них ауру счастья.
Лимузин стал поворачивать. Я обернулась, чтобы не потерять их из виду, но водитель прибавил скорость и молодые люди остались далеко позади, подобно всем моим мечтам.
Войдя в самолет, я почувствовала усталость, упала в кресло и пробудилась только перед тем, как стюардесса объявила о посадке. В аэропорту было немноголюдно, я не думала, что у меня будут проблемы с поисками водителя, который должен был отвезти меня в Медоуз, в дом бабушек и сестер Катлер. Но когда я вышла из аэропорта, я не увидела никого, кто бы держал табличку с моим именем.
Прибывших пассажиров встречали родственники и друзья, все пассажиры из нашего самолета разошлись, и я осталась одна, присела и стала ждать.
Я растерялась, прошел час после прибытия, люди прибывали и убывали, они спешили, кто к самолетам, кто к выходу, но никому не было до меня дела. Мне осталось только закрыть глаза и ждать. Усталость брала свое, путешествие, больница – все подорвало мои силы. Я вытянула ноги и заснула. Я ехала с папой Лонгчэмпом в фургоне, моя голова покоилась на плече Джимми, я ощущала удобство, безопасность и очень расстроилась, когда почувствовала, что кто-то трясет меня за плечо.
Открыв глаза, я увидела высокого, тощего человека с лоснящимися коричневыми волосами, неровно подстриженными и плохо расчесанными. У него был длинный тонкий нос и карие печальные глаза. Ему давно следовало бы побриться, бледное лицо было как бы в заплатах из шерсти. Волосы росли повсюду, вокруг кадыка, в ноздрях и внутри ушей. Его нижняя губа была опущена и открывала желтые от табака зубы. Лицо, уголки глаз покрывала сеть морщин, на лбу пролегла глубокая складка. Одежду составляли синий, потертый сюртук и потертая фланелевая рубашка навыпуск, на ногах были очень грязные ботинки. Мне было непонятно, как его сюда пустили.
– Вы та девушка? – спросил он.
– Извините?
– Вы та девушка? – грубо повторил он, словно наелся песка.
– Меня зовут Дон. Не вас ли послали, чтобы отвезти меня в Медоуз?
– Пошли, – пробормотал он и резко повернулся. Он уже был далеко, когда я встала, и мне пришлось догонять его.
– Вы опоздали, мне пришлось долго ждать.
Он не посмотрел на меня, его длинные грязные пальцы сжались в кулаки.
– Сначала посылают на бойню, – одними губами он грязно выругался, – потом хотят, чтобы я поспел в аэропорт.
– Вы не знаете, пришли ли мои вещи? – спросила я, увидев, что мы идем к выходу. – Вся моя одежда была отправлена из Нью-Йорка.
Ответа дождаться, казалось, нереально. Он продолжал идти и что-то бубнить. Только достигнув двери, шофер соизволил сказать:
– Не знаю.
Я почти бежала за ним, когда он пересек улицу и направился к стоянке. Шофер не обращал ни малейшего внимания на машины, они останавливались, выбегали разъяренные водители, но он игнорировал все их речи. Он смотрел вперед, чуть опустив голову, и большими шагами продвигался к намеченной цели. Когда мы достигли стоянки, он указал на грязный черный грузовик. Даже прежде, чем мы достигли его, я почувствовала запах, от которого меня чуть не вывернуло наизнанку. Я закрыла рукой нос и на мгновение остановилась. Он тоже остановился возле машины, открыл дверцу и выразительно посмотрел на меня.
– Залазь, – скомандовал он. – Я возил навоз из коровника на поля.
Я задержала дыхание и приблизилась к грузовику. Открыв дверь, я увидела грязное с порванной обшивкой сидение, страшно было садиться. Он посмотрел на меня. Поняв мои колебания, он постелил грязное коричневое одеяло, сел и захлопнул дверцу. Я медленно опустилась и постаралась по возможности удобней устроиться. Шофер тотчас включил зажигание, машина тронулась, и мы выехали со стоянки. Чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха, я попробовала открыть окно, которое было все в грязевых подтеках, но ничего не получилось, а он даже не повернулся помочь.
– Оно не работает, – не отрывая взгляда от дороги, сообщил шофер. – Не представился случай отремонтировать. А с запахом этим я вожусь всю жизнь.
– Нам еще далеко? – спросила я, не в силах выносить ни эту дорогу, ни этот автомобиль. Такое буйство запахов выворачивало мой желудок.
– Близко, около пятидесяти миль, приятная воскресная прогулка, – он переключил скорость, машина рванула и выехала на гладкое шоссе.
– Кто вы?
Я еле дождалась, пока он представится.
– Лютер.
– Вы давно работаете в Медоуз? – Я решила разговором скрасить дорогу.
– Давно. За все это время я перетаскал столько сена, что оно перевесило бы этот грузовик. Больше я вообще нигде не работал. – Лютер наконец посмотрел на меня. – Вы одна из родственниц Лилиан?
– Да, – неохотно подтвердила я.
– Долгие годы я не видел ее, но я слышал, она высоко взлетела. Лилиан всегда была шикарная леди. Конечно, не требуется многого, чтобы быть выше Шарлотты. Она чем-то похожа на гончую собаку, – его гримаса напомнила улыбку.
– На что похож Медоуз?
– На все заброшенные плантации. Сейчас он не тот, что раньше, – он повернулся ко мне, – ничего прежнего, ни люди, ни здания, ни земля, ничего.
– Расскажите про моих теток.
– Вы не знаете их? – спросил он.
– Нет.
Лютер пристально посмотрел на меня:
– Лучше, если вы сами познакомитесь с ними. Да, – добавил он, кивая, – так будет лучше.
Большую часть оставшегося пути мы проехали молча, лишь изредка Лютер ругал другого водителя, но за что, я так и не поняла. Я пыталась любоваться окрестностями, но через грязное стекло все выглядело серым и скучным, даже солнце.
Почти через полчаса после того, как мы покинули аэропорт, небо затянули серые тучи, все, деревья, траву, луга поглотила тень. Мы проехали мимо маленьких фермерских хозяйств, мимо распаханных полей и оказались рядом с домом, который, по-видимому, был больницей. Мы проезжали мимо бедных детей, играющих перед домами, вдоль дороги валялись поломанные автомобили, прогнившие деревянные стулья. Дети останавливались и любопытными взглядами провожали нас.
