— Отвратительное зрелище, Соня, — никогда бы не подумала, что у Бестужева может быть настолько брезгливое выражение лица. Он осматривает меня с ног до головы, особенно фиксирует взгляд на моем лице. Хотя сначала я подумала, что такой чести удостоились мои, наверняка, спутанные волосы. Сказать, что он не доволен увиденным — ничего не сказать. На самом деле выгляжу я действительно паршиво. Хватило пару взглядов в зеркало, чтобы шарахнуться от своего отражения. Под глазами огромные синяки. Ощущение, что меня кто-то хорошо приложил. И, как ни странно, худоба, о которой я так всегда мечтала, не прилагая никаких усилий, мне не идет. Казалось бы, килограмм, ну максимум два, но их отсутствие здорово отразилось на моем внешнем виде. — В кого ты превращаешься? Моль, — не сказал, а словно плюнул ядом. Почему-то от этого «моль» стало гораздо хуже, чем от банального «некрасивая».
— Да пошел ты.
— Видала? — видеть от Бестужева фигу, которой он мне тычет в лицо, как минимум непривычно и… странно. — Вставай.
— Может еще и побежать?! — язвительно отвечаю я и тянусь к покрывалу. Но стоило только ухватиться за край рукой, как Бестужев с силой ее сжимает. — Пусти.
— У тебя есть десять минут, чтобы самостоятельно переместиться в кресло и за оставшиеся из отведенного времени минуты собрать нужные вещи. Не сделаешь так, как я сказал, поедешь в одной ночнушке на заднем сиденье машины. А ехать, как ты понимаешь, до моего дома далеко. Так что думай недолго о том, в каком виде и как ты желаешь отсюда уйти, — отпускает мою руку. — Не начнешь выполнять в течение минуты то, что я тебе сказал — сразу окажешься у меня на плече, и я доставлю тебя в машину как мешок с картошкой, — Бестужев закатывает края рубашки и демонстративно переводит взгляд на свое запястье. — Отсчет пошел, — нажимает что-то на часах и переводит на меня выжидающий взгляд.
Думаю я недолго, секунд пять и все, на что меня хватает — это достаточно громкое «Варя». Правда, позвать ее мне не удалось по причине того, что Бестужев в считанные секунды оказался около меня и закрыл своей ладонью мой рот. Не сильно, но мне в полной мере хватило, чтобы заткнуться.
— От истеричного звонка твоей Вари я здесь и оказался, Соня. Твоя помощница сдала не только тебя, но и показала свою полную некомпетентность в отношении такой проблемной тебя. И если бы не твоя просьба, адресованная Варе, помочь тебе отправиться в мир иной, в случае «чего-то там», она вряд ли бы позвонила и сказала бы все как есть. Но как видишь все не случайно. Звать ее бесполезно. Сюда она сейчас не прибежит и в Москву с тобой она тоже не поедет. Мне не нужны работники, не только не справляющиеся со своими обязанностями, но и вешающие лапшу на уши прямому работодателю. Так что, как ты понимаешь — Варя сюда не придет. И так как я тут много наболтал, я не буду считать это время, у тебя по-прежнему десять минут на все и одна на то, чтобы что-то начать делать, — убирает свою ладонь от моего рта. — Вот теперь отсчет точно пошел, Соня.
Отходит на несколько шагов и пододвигает еще ближе ко мне кресло. Он мог бы с легкостью меня в него пересадить, только суть в том, что он хочет, чтобы я сделала это сама.
Закрываю глаза и откидываю голову на подушку. Даже, если бы я хотела, я бы просто не смогла. Нет у меня сейчас физически ни на что сил. Ну, разве что поплакать. Все. Ну не при нем же, ей-Богу.
— Ты меня искушаешь, Соня.
— Отстань от меня, — тихо произношу я, пытаясь побороть рвущиеся наружу от бессилия слезы. — Просто уйди.
— А знаешь, я передумал. Мало ли такую доходягу я до дома живой в принципе не довезу. Надо пользоваться пока жива, — открываю глаза в ответ на изменившийся голос Глеба и только спустя пару секунд осознаю, что он начинает снимать с себя одежду.
— Ты что, больной? Я же — моль! — ляпаю первую попавшуюся на ум его же фразу, наблюдая за тем, как вслед за рубашкой Бестужев снимает с себя брюки.
— А ты меня и такой устраиваешь. Считаю до десяти — перемещайся в кресло и собирайся. Если нет — то вот прямо сейчас будет тебе первая добрачная ночь.
Скидывает с себя носки и берется за край боксеров, одновременно считая до десяти. Из меня вырывается какой-то истерический смешок, когда я осознаю происходящее, и все на что меня хватает — закрыть глаза.
И нет, мне почти не страшно. Ровно на десятой секунде я чувствую, как Глеб поднимает меня на руки. Вместо того, чтобы обнять его за шею, я скукоживаюсь и прижимаю руки к груди. И, кажется, еще сильнее зажмуриваю глаза. Это все ерунда, не смог бы он меня вот так, без спроса. Не такой он. Ведь не такой? Он просто меня пугал. В очередной раз пугал, надеясь на мою ответную реакцию. Вот только зачем несет меня в машину, когда сам полуголый — непонятно. Но то, что на нем осталось его белье — факт. И как оказалось — я крупно ошиблась. Бестужев принес меня не к машине. Из специфического, очень хорошо знакомого мне запаха, я поняла, что мы на цокольном этаже, а именно около бассейна. Резко распахиваю глаза, попадая на сверлящего меня взглядом Бестужева. Он шумно дышит и это вовсе не от того, что ему тяжело меня держать. Скорее он зол. Причина, конечно же, во мне. Только мне от этого осознания не легче. Глеб резко зажмуривает глаза и секунду спустя открывает их, переводя дыхание.
— Обними меня, — шепчет еле слышно. Я почему-то без пререканий тяну к нему руки и обнимаю за шею.
То, что происходит дальше, мне сложно проанализировать, то ли от того, что не работает голова, то ли от того, что я в принципе не способна понять этого мужчину. Бестужев переносит вес моего тела на плечо и… спускается по лестнице в бассейн, крепко держа меня одной рукой, второй опираясь на перила.
Я знаю, что вода в бассейне вовсе не холодная, но почему-то сейчас, когда мое тело все больше и больше погружается в воду, мне становится по-настоящему холодно. Глеб становится на дно и перемещает меня так, что теперь я оказываюсь на его руках. Почему-то сейчас вспомнился Сережа и то, как он еще не так давно кружил меня на заливе. Вот только Глеб держит меня по-другому. Он сильнее прижимает меня к себе и его лицо очень близко от моего. Так близко, что, кажется, он вот-вот меня коснется.
— Зачем ты меня сюда принес? — после непродолжительной паузы я, как ни странно, первой подаю голос.
— Не знаю. Мне хотелось тебя растормошить. Я не очень хорошо соображал. И, да, мне безумно хотелось скинуть тебя в бассейн. Сдержался, — тихо произносит Глеб, почти невесомо кружа меня на воде, поправляя при этом прилипшую прядь моих волос с щеки. — С тобой так нельзя.
— Мог бы и кинуть. В воде же все чувствуется по-другому. А я хорошо плаваю. После одного случая научилась.
— Причем тут умение плавать?
— А ты о чем?
— Ни о чем. Я уже десятки раз насиловал себе мозг, но так ни к чему и не пришел. Ни одной догадки, зачем ты себя гробишь. Когда я уезжал, ведь все было относительно нормально. Что изменилось за эти две недели?
— Ничего такого, чего бы не было раньше.
— А что было, Соня? Непроходящая глупость в отношении твоего брата? Он не приходит к тебе так часто, как хотелось бы, поэтому надо себя гробить?
— Дело не в нем, и он как раз приходит. Хоть мне этого и не хочется, — сама не знаю зачем это говорю.
— Тогда в чем дело? Зачем ты просила Варю о такой ерунде?
— Это не ерунда, это правда, — по телу моментально проходит дрожь от холода. Машинально перевожу взгляд на свою грудь. Странно, но мне не становится неловко от того, что мокрая белая сорочка полностью облипает мое тело. Сейчас это кажется мелочью. — Просто я умираю.
— Прекрати говорить глупости.
— Нет. Я точно знаю. Раньше я старалась отогнать от себя эти мысли. Но теперь я точно знаю. У меня рак.
— Какой рак, что ты несешь?!
— Головы. В смысле, головного мозга. Она уже давно болит. Сильно. И никакое обезболивающее не помогает. И рука как будто стала отниматься. Я знаю, что это такое. Со мной в центре лежала девушка и у нее все начиналось так же. Сначала просто сильно болела голова, потом пропало зрение и ее всю парализовало. У меня зрение не упало. Пока не упало. Но я чувствую, что со мной все так же. И я не хочу проводить остаток жизни как она. Это же овощ, понимаешь? И это не лечится. Она очень быстро умерла. А я сама хочу уйти, если у меня все так же. И говорить об этом я никому не хотела. Пока нет диагноза — я как бы… здорова. Никто не знает, что у меня что-то болит. Так лучше, — замолкаю, утыкаясь губами в его шею, и поражаясь не только тому, что все выложила ему, но и тому, с каким выражением лица на меня смотрел все это время Глеб. И сейчас молчит, и не подтрунивает надо мной с возгласом «какая я дура». Я первой не выдерживаю, вновь переводя на него взгляд.
